Константин Калбазов - Кавказец Страница 36

Что правда, то правда. Насколько не любили в слое Сергея летчиков, настолько же здесь не любили артиллеристов, сеявших смерть, находясь в относительной безопасности. Зачастую до них могли добить только стрелки, вооруженные штуцерами. Но это оружие слишком дорогое, а потому и редко встречается в горах. Турки, конечно, щедро снабжают горцев всем необходимым, но не настолько, чтобы в должной мере обеспечивать их нарезным оружием. Да что там горцы, это оружие было достаточно редким в армиях всего мира.

– Сдается мне, господа, мы Сергея Григорьевича должны всю оставшуюся жизнь поить водкой только за одну сегодняшнюю ночь. Все остальное лишь усугубляет этот долг, – подытожил подошедший штабс-капитан Ростовский, командир второй пехотной роты.

Вообще-то чисто технически поить водкой они должны были не Темлякова, а Перегудова. Именно он сообщил Шейранову о том, что гордые сыновья гор решили этой ночью вырезать гарнизон крепости. Псыхадзэ в передовых дозорах переиграли отряд пластунов, выдвинувшихся на дальние подступы. Тем все же удалось уйти, хотя и не всем. Однако вынужденные делать изрядный крюк по горам предупредить гарнизон они никак не успевали. Солдатские секреты в окрестностях крепости горцы попросту вырезали.

Но это происходило потом. Антон не был бы собой, если бы не постарался выжать из ситуации максимум. Ему требовалась правда жизни, а не игра. Поэтому все было разыграно как по нотам. К восточным воротам подошел человек в одежде горца и на ломаном русском потребовал у часового, чтобы позвали казачьего подпоручика. Те опасались, что это может быть ловушка, об охоте за Темляковым кровников не знал только ленивый, однако подпоручика все же позвали. Отойдя в сторонку, но оставаясь на стене, офицер переговорил с неизвестным, который и сообщил о готовящемся нападении и посоветовал забрать братьев и уходить.

Надо ли говорить, что данная сцена была полностью разыграна для шоу и гарнизона крепости. В роли неизвестного представителя рода Даутовых выступил Семен и, надо заметить, великолепно справился со своей ролью, потому что так и не был опознан. Только по завершении сцены Перегудов вышел с Шейрановым на связь и коротко обрисовал ситуацию. Время для того, чтобы забрать братьев Даутовых и уйти, у Сергея Федоровича еще было, но поступать таким образом он и не думал. Впрочем, Перегудов и не ожидал ничего подобного.

После встречи Темляков собрал господ офицеров, которых вместе с ним в крепости было только четверо, и заявил, что имеет сведения от верного человека о том, что на крепость готовится нападение. Было принято решение тихо поднять гарнизон и изготовиться к отбитию ночной атаки.

Через три часа, проведенных в напряженном ожидании, каждый в крепости, включая часовых, лишенных возможности подремать на посту, клял и костерил молодого подпоручика последними словами. Продолжалось это до четырех часов, пока не начался первый штурм, который был отбит с относительной легкостью. Черкесы просто не ожидали организованного сопротивления. Рассчитывая на внезапность, они сами были ошеломлены столь горячим приемом…

Шейранов осмотрелся вокруг. Двор крепости все еще кипел, разве только горячность боя сменилась иными заботами. Солдаты под присмотром унтеров спешно наводили порядок. Тушили одну из казарм и столовую, которые умудрились поджечь черкесы зажигательными стрелами. Горцы довольно широко и успешно продолжали использовать луки и самострелы.

Сносили раненых к лазарету, в котором уже не было свободных мест, поэтому новых укладывали у крыльца. Как только фельдшер обиходит страдальцев, их определят на постой в казарме. Все же лазарет не предназначен для такого количества раненых. Пока что о них заботились солдатские женки.

Рядом с крепостью не было русских поселений, слишком опасно. Однако в первой линии было принято поддерживать желающих остаться на жительство в этих краях. Они не облагались никакими налогами и могли ставить свои дома на территории крепости. Дома и хозяйственные постройки обычно лепились вдоль стен, и их крыши исполняли роль настилов для стрелков. Ну и подворье очень уж скромных размеров, если не сказать больше. В Каменомостской крепости было четыре семьи, из бывших солдат. Да плюс барак с семейными солдатами.

Конечно, Шейранов прекрасно отдавал себе отчет в том, что его вмешательство может спасти кому-то из раненых жизнь. Его знания, опыт и замаскированные под местные настойки и мази лекарства двадцать первого века дорогого стоили. Вот только это было сопряжено с опасностью лично для него и для всей остальной съемочной группы. Подобное вмешательство было бы сложно скрыть, а Шейранову вовсе не улыбалось оказаться на крючке у спецслужб.

В дверях лазарета показались трое мужчин болезненного вида и явно нерусской внешности. Похоже, братья Даулетовы не намерены занимать койки в то время, когда вокруг хватает тяжелораненых. Ну что же, это вполне приемлемо, они давно пошли на поправку, и если бы не Сергей, то уже сбежали бы и гарцевали на своих горячих конях.

Однако Шейранов опасался рецидивов и хотел, чтобы братья полностью восстановились. Поэтому не желал их отпускать. Мало того, в горячке подготовки к отражению штурма он навестил этих троих и взял с них слово, что они не вмешаются в предстоящую схватку ни под каким предлогом, разве только придется защищать собственную жизнь.

Дело в том, что история с Даулетовыми все еще не закончилась. Представители рода уже дважды пытались забрать раненых, но Сергею всякий раз удавалось убедить главу рода, что в этом нет необходимости и даже опасно для их здоровья. У Сергея были виды на этот род и братьев в частности, но для этого ему нужно было сначала полностью поставить их на ноги. А это невозможно сделать, когда больной всеми силами мешает своему врачу, считая, будто лучше его знает, что и как следует делать.

У восточных ворот, тех, которые выходят на Мару, отдельно, в рядок, укладывали убитых. Примерно около двух десятков человек. А ведь еще не меньше дюжины были в секретах, и их всех убили, Сергей это знал доподлинно. Так же как то, что погибли двое пластунов, а двоих увели ранеными. Нда-а. Повоевали. Сколько ни слушал рассказов, ничего подобного тут еще ни разу не бывало. Треть личного состава выведена из строя. И это при том, что легкораненые все еще остаются в строю.

– Ваше благородие, разрешите обратиться, – скатившийся со стены солдат вытянулся перед комендантом, бросив руку к обрезу бескозырки.

– Докладывай, братец, – разрешил Балахнин.

– Там черкесы с белым флагом скачут.

– Ну, слава тебе, Господи, – окинув взглядом крепость, переполненную солдатской суетой, и перекрестившись, произнес капитан. – Сдается мне, господа, что на этом все и закончилось.

– Если речь пойдет о выкупе убитых и пленных, ваша правда, Аркадий Семенович. Да только они ведь могут потребовать сдать крепость.

– Ну, это вряд ли. Если только к ним не подошла подмога, в чем я лично сомневаюсь. Прошу, господа.

С этими словами комендант направился вверх по деревянным ступеням, поднимаясь на настил. Выходить для переговоров за ворота в его планы не входило. В основе своей горцы, конечно, были по-своему благородны, и их слову можно было верить. Но среди них хватало всякого люда. Так что, имея с ними дело, приходилось держать ухо востро.

Однако на этот раз все оказалось именно так, как предположил капитан. Парламентеры приехали, чтобы договориться о выкупе убитых и попавших в плен. В ответ их заверили, что раненых горцев в крепости нет, во что они легко поверили. Убитых же согласились передать на обычных условиях, включая и тех, что лежали перед крепостью, потому как без согласия гарнизона забрать их не удастся.

Война на Кавказе особенная, не похожая ни на одну другую. Здесь стараются извлечь выгоду из всего. Платится выкуп за возвращение тел павших и попавших в плен, организовываются боевые походы, чтобы списать имущество или взять добычу. Бывало, гарнизон крепости совершал вылазки по той простой причине, что снабженцы не поставили вовремя продовольствие. Морить солдат голодом на первой линии – плохая идея. Офицеры, конечно же, на привилегированном положении и здесь, но по большому счету они делят со своими солдатами тяготы и лишения службы.

Правда, на этот раз ни о каком выкупе речь не шла. Горцы предлагали обмен – четырнадцать тел русских солдат. Однако Балахнин считать умел и резонно заметил, что только перед крепостью лежит пятнадцать тел их соплеменников, что уже больше по количеству. Плюс к этому в самой крепости имеются восемь тел погибших черкесов. Так что он готов обменять тела одно к одному, а вот оставшиеся горцам все же придется выкупать.

Не умоляя достоинства горцев, нужно заметить, что их стремление забрать с поля боя павших товарищей, и особенно родственников, не в последнюю очередь связано с нежеланием нести лишние траты. За возвращение тела они должны были заплатить десять рублей, эта такса действовала на всей Кавказской линии. А для горцев это серьезные деньги. Причем возвращалось только тело, все сколько-нибудь ценное оставалось противнику как трофеи.