Михаил Ланцов - Русский медведь. Царь Страница 36

Почти пять тысяч шли нестройной толпой на позиции русского батальона, намереваясь растерзать его и скинуть в море. Ровно до того момента, как в густой массе людей взорвалась первая минометная мина. Потом еще, еще, еще… В общем, батальонная батарея шестидесятимиллиметровых минометов «Ель» развила скорострельность в пятнадцать выстрелов в минуту на ствол, обрушив на толпу «гостей» натуральный град.

Взрывы сразу слегка рассеяли японцев, но не сломили их дух, даже несмотря на большие потери. Разве что немного – они перешли с шага на бег, стараясь достигнуть как можно скорее русских. Однако метров с пятисот бегло заговорили винтовки, добавив к постоянным взрывам еще и весьма внушительный «свинцовый дождь», ибо никак иначе японцы не могли объяснить такое количество пуль, летящих в них.

Владимир смотрел на это внимательно и спокойно, можно даже сказать, хладнокровно. Да, толпа разъяренных японцев неслась не на него, а на его людей. Однако…

– Федор Матвеевич, – тихо произнес он, – достанете?

– Отчего же не достать? Конечно.

– Так достаньте. Только наших не зацепите. Сумеете?

– Попробуем, – произнес Апраксин, кивнул артиллерийскому офицеру.

И вот, когда до позиций русских оставалось всего шагов двести – двести пятьдесят, по бегущим японцам ударили корабельные пушки. Куда более мощные, чем шестидесятимиллиметровые минометы. Это их и добило, окончательно сломив… Наступающие войска бросились врассыпную. Впрочем, обстрел никто не прекращал, пока японцы не удрали из зоны поражения.

Глава 2

21 сентября 1707 года. Северо-восточное побережье Хонсю

Пять шхун типа «Москва» шли в кильватере в семи милях от побережья Хонсю уже вторые сутки.

– Корабли! – зычно заголосил наблюдатель на марсе. – Корабли юг-юго-запад. Много вымпелов!

– Это они? – поинтересовался Владимир с легким сомнением.

– Полагаю, что да, ваша милость, – ответил Апраксин.

– Ну и славно. Действуйте.

Федор Матвеевич кивнул, и спустя несколько минут пять крупных шхун, повинуясь цветным сигнальным ракетам, нырнули в сторону противника. Который, впрочем, продолжал их игнорировать. Да оно и неудивительно – пять, пусть и довольно крупных, кораблей совсем терялись на фоне той армады, что накатывала с юга. Больше ста пятидесяти вымпелов!

Впрочем, имея очень серьезное превосходство по скорости и маневренности, шхуны чувствовали себя уверенно. Да, наблюдатели на марсе смогли насчитать свыше сотни орудийных портов, однако там стояли старые пушки. Что-то вроде голландских орудий XVI века, которые ни скорострельностью, ни точностью не отличались и были страшны, пожалуй, только на дистанциях в один-два кабельтовых[63]. Так что Апраксин смело сошелся на шесть кабельтовых[64] и отдал приказ об открытии беглого огня – точно такого же, что и возле крепости Мацумаэ. Мерного и вдумчивого, насколько эту возможность могли дать сорок пушек, бьющих одна за другой.

Спрашивается, почему беглый, а не залпами? Ведь сначала нужно было пристреляться, а потом работать над накрытиями. Да, теоретически так. Только вот японские корабли шли такой плотной армадой, что, в сущности, особенно пристреливаться было и не нужно. Бей в ту сторону, и нормально.

И русские пушки били.

Японцы очень быстро сориентировались, поняв, какой угрозой им грозит игнорирование этих «мошек», и по команде своего адмирала стали разворачивать все разом на шхуны. Устремившись к ним. Что только усилило эффективность от огня, так как эллипс рассеивания теперь полностью был забит противником. И даже те снаряды, что падали в воду, тоже приносили пользу. Ведь взрыватели, сделанные специально чувствительными, позволяли им взрываться при ударе о воду, осыпая все вокруг брызгами и осколками, собирая свою обильную жатву.

Владимир со смесью легкого ужаса и возбуждения смотрел на то, что творят снаряды с японскими кораблями. Крупные артиллерийские корабли, получая такую «плюху» в корпус, просто начинали оседать на нос, корму или борт… с последующим утоплением. Редко кому требовалась добавка. Но уходили они степенно, позволяя экипажу попытаться спастись. Все-таки сказывалось водоизмещение – требовалось время, чтобы его затопить даже через те ужасные проломы, что оставались после взрыва. А вот легкие корабли вроде кобая просто исчезали во вспышке взрыва, оставляя после себя только груду обломков, плавающих на воде.

Но японцы, несмотря на чудовищный по своей губительности огонь, продолжали рваться к шхунам. И чем дальше – тем сильнее. Видимо, понимая свою обреченность. И с яростью крыс, загнанных в угол, стремились добраться до своего противника.

Апраксин же словно дразнил их, лавируя в четырех-пяти кабельтовых перед ощутимо редеющей колонной. Очень помогало то, что все команды давались не только сигнальными флажками, но и разноцветными сигнальными ракетами, которые взмывали довольно высоко и отчетливо наблюдались даже в пылу сражения.

Несколько раз шхуны инициировали шашки, устанавливая дымовую завесу, и занимали более удачное положение, обходя колонну. Тяжелый дым стелился по воде и приводил к многочисленным столкновениям. Да и вообще дразнил еще больше. Ведь кильватер шхун, банящих орудия, проходил совсем рядом к противнику. Однако, когда дым развеивался, все начиналось заново.

Эта жуткая игра в кошки-мышки продолжалась до самой ночи, измотав как японцев, что шли не только под парусами, но и на веслах, так и русских. Да, конечно, многочисленные лебедки и механизмы, которыми шхуны типа «Москва» были напичканы, сильно помогали, как и сама организация парусов. Но все одно – весь день напряжения и беготни сказался самым негативным образом. Поэтому, улучив момент, Апраксин вновь приказал ставить дымовую завесу уже в сумерках, под прикрытием которой отошел мористей. И уже оттуда отметил, что японцы зажигают фонари и разворачиваются к берегу. Бой закончился. По крайней мере, на сегодня.

– Пушки такого издевательства долго не выдержат, – сухо отметил Федор Матвеевич.

– Отец обещал последним караваном отправить смену. К весне придет.

– Человек предполагает, а Бог располагает.

– Все так, – устало кивнул Владимир. – Но и эти пока выдерживают.

– Я боялся, что взорвутся уже сегодня. Банили-то сколько раз. Слишком тяжелая нагрузка на них. Сам видел, сколько ошметков ведущих поясков выковыривали. Каждый выстрел могла случиться трагедия.

– Не переживай, Федор Матвеевич. Думаю, больше так стрелять в этом году не придется.

– Считаешь, что это весь их флот? – с едва заметной усмешкой поинтересовался Апраксин.

– Нет, что ты. Конечно, нет. Кораблей у них еще изрядно осталось. Тут дело в другом. Ведь разгромили мы их совершенно. Даже не столько сражались, сколько издевались. А еще добавь к этому эпизод с крепостью и последующей полевой битвой. Понимаешь? Нет? Мы показали, что даже многократно меньшими силами можем бить их. Сегун, я уверен, уже знает в деталях все события. Для того и приказал не преследовать отступающих. Отец говорил, что, продемонстрировав силу, нужно дать время, дабы испугались. Поэтому, чем больше разбитых войск вернется домой, тем меньше шанс серьезного сопротивления.

– Но ваш отец также говорил о том, что разбит только тот враг, что уничтожен.

– Тоже верно, – охотно согласился Владимир. – Но не в этом случае. У нас разве есть силы их уничтожить? Нет. А если и были бы, то зачем нам это? Что даст? Поэтому, великодушно отпустив разбитых противников домой, мы не только подорвем их боевой дух, но и снизим накал страстей. Сегун не сможет использовать фактор страха, дескать, мы пришли их всех вырезать. Это ведь не будет совпадать с реальностью. Очень маловероятно, что тот, кто пришел вырезать людей, позволит им уйти.

– Хм… – задумчиво произнес Апраксин. – В этом что-то есть…

– Именно поэтому завтра утром, если японцы не решатся нападать на нас, мы пошлем шлюпку и предложим им помощь. Наверняка среди них много раненых, в том числе и офицеров. Ну и поздравим их с мужеством.

Утром так и поступили.

Скученные сорок три корабля, преимущественно малые, жались к единственному уцелевшему крупному судно. И зализывали раны после чудовищного дня и не менее страшной ночи. Ведь им приходилось заниматься спасением своих моряков, что плавали в великом множестве на обломках. А потому сил для борьбы у них уже не было. Так что, когда эскадра из пяти шхун пошла на сближение, японцы лишь смотрели на нее с обреченной ненавистью и ужасом. Понимая, что никаких шансов на спасение у них нет. Поэтому, когда от шхун, занявших удобную позицию в четырех кабельтовых, отвалила шлюпка, многие вздохнули с облегчением.

Капитан-лейтенант Ибрагимов Александр Прохорович с трудом сдерживал волнение. Все-таки враг. Однако внешне это никак не проявлялось. Поднялся. Едва заметно поклонился вышедшему вперед лидеру и, дождавшись толмача, начал переговоры: