Александр Карпенко - Грань креста (дилогия) Страница 36

— Я не замечала в тебе склонностей к чтению дешёвой фантастики, — сморщила носик Люси, просмотрев вместе со мной текст.

— А я не замечал в себе желания стать персонажем таковой, — парировал я.

— Если хочешь скоротать дорогу, возьми лучше справочник по психиатрии. Уснёшь через пять страниц — всё лучше, чем глупости читать.

— Ты полагаешь? — Я вкратце объяснил, чем занимаюсь. Глазки мышки загорелись, и она потребовала предыдущие документы, каковые я и разложил перед ней на капоте. А сам взял следующий кусок — клок в обгорелом конверте, похоже, личное письмо.

«…не так глупа, как кажется на первый взгляд. Половина переселённых даже не заметит, что их местожительство изменилось, а остальным нужно дать чуть лучшее, чем дома, жильё и заработную плату на пару монет больше. Они сами выстроятся в очередь на эмиграцию! У нас ещё и выбор будет. Что пугает потенциального эмигранта? Необходимость учить чужой язык, жилищная неустроенность, неизвестность — какую работу придётся делать, чтобы прожить. А тут вопросов нет! Только подпиши… (эта часть письма сильно обгорела, но от неё отделился ещё один клочок — видимо, лист был сложен).

…не переселять промышленных рабочих. Всякие партии, профсоюзы, забастовки — хлопоты лишние. Нам больше придётся их утихомиривать, чем дело делать. А вот конторские служащие — самое то. Мы вполне можем поддерживать существование ненужных учреждений, покуда не сложится независимое самообеспечивающееся поселение. Думаю, сфера обслуживания сформируется сама собой — семьям клерков тоже нужно чем-то заниматься. Если возникнет нужда в создании местной промышленности — просто прикроем белым воротничкам их кормушки, и жёны их сами на фабрики работать выгонят. Так что Приложение 1, в целом…» (дальше ничего, кроме пепла, конец фрагмента, ни адреса, ни имени на конверте разобрать не удалось).

Далее шла целая стопка почти не порченых листов, испещрённых непонятными знаками и цифрами, — явно какие-то физико-математические расчёты. Я, как закоренелый гуманитарий, перед всякими формулами испытываю ужас. В моём представлении, человек, посвятивший жизнь копанию в этих закорючках, вполне заслуживает почётной койки в надзорной палате дурдома. Ничего, кроме означенной каббалистики, на протяжении страниц пяти не наблюдалось, потом моё внимание привлекло краткое замечание в середине шестой страницы:

«Особое мнение проф. Еггерта о том, что остановка кристалла «Ключ» может привести к возникновению нестандартных тектонических явлений, ввиду тесной связи свойств кристалла со свойствами геологической коры, следует решительно отвергнуть. Ошибочность данного мнения доказывается…» — и вновь страница за страницей невообразимая цифирь.

Всё же не нужно выбрасывать и их. Не все такие бестолковые, как я. Кто-то, наверное, в состоянии это расшифровать — ведь не для себя писали отчёт его неизвестные авторы!

Завершались бумаги служебной запиской без начала, но с чёткой подписью: «бригадный генерал К.Р. Зак». Она представляла собой расчёт потребного для захвата и последующей обороны некоего плацдарма количества живой силы и техники, с подробным рассмотрением всех тонкостей снабжения войск — от ракет до портянок. Судя по нему, требовалось плотно обосноваться на ограниченном участке и удерживать его в течение длительного срока. Что же это за участок?

НЕУЖЕЛИ ТОТ, ГДЕ НАХОДИТСЯ ЗЕРКАЛО?

Через полчаса завершила чтение и моя начальница. Что меня поразило — она с огромным вниманием изучала математические выкладки, шевеля подвижным носом и совершая непонятные пассы хвостом. Поняла ли она, о чём говорилось в учёных трудах, осталось неясным, а спросить я поостерёгся. Впрочем, чему я так удивляюсь? Привыкнув к Люси и вконец очеловечив её в своём сознании, я невольно подхожу к ней с той же меркой, что и к своим коллегам по работе дома. Медик, понимающий в высшей математике, — вещь непредставимая. Но Рат всё же не человек и даже не говорящая мышка. Это существо иномирное, вроде марсиан. Кто знает все её возможности? Вот возьмёт сейчас и левитировать начнёт… А что?

Я сам рассмеялся своим мыслям. Доктор подняла маленькие чёрные глазки:

— Что здесь смешного? Говори, вместе посмеёмся.

Ответ мой был честен:

— Я представил себе, что ты марсианка и сейчас летать начнёшь. Вот своим глупостям и смеюсь.

Люси протянула капризным тоном знатока обсуждаемого предмета:

— Марс — это такая скука… — Помолчала. — Шура, а ведь это дело у ваших высоколобых и яйцеголовых наперекосяк пошло.

— Почему?

— А вот поэтому. — Мышка хлопнула лапкой по бумагам. По кабине полетела сажа, мы все трое дружно чихнули.

— Видишь, правильно. Что мы здесь имеем? — Небрежный жест в сторону документов. — Победные реляции. Так? Сотворим, мол, посему, и почнётся сплошное благорастворение и во человецех благолепие. Как мы зрим воочию, сотворили. И что? Ты где службу тащишь? Это же задыхающийся, умирающий мир, мир без будущего. Разве ты сам этого не ощущаешь?

Я вынужден был признаться, что да, ощущаю, только не пытался никогда своих чувств сформулировать.

— Вот-вот. Должен был быть сияющий вокзал для пересадки на транспорт следующий в великолепные дали. А есть догнивающая деревня, да ещё обложенная осадой вдобавок. Знать, не срослось что-то. Не склеилось.

— Есть, что есть. А вот чего поесть — нет. Каков бы ни был этот мир, нам тут жить. И работать. Ты видишь вон ту вывеску?

— Трактир! — радостно завизжала Люси.

Глава двадцать восьмая

Харчевня представляла собой унылую длинную комнату с крошечными подслеповатыми окошками, изрядно замусоренную. На потемневших от времени и грязи потолочных балках болтались целые занавеси паутин. Стол был один, во всю длину заведения, нечистый, с лавками по бокам. Из приоткрытой двери на кухню несло запахом горелого масла. Трактир пустовал. Глядя на его интерьер, становилось ясно, что от процветания он дальше, чем я от дома.

Из кухни, пряча руки под засаленный фартук, вышла, громко шаркая, хозяйка — неопрятная женщина с унылым лошадиным лицом. Безразлично осведомилась:

— Что господа желают?

Мы переглянулись. Вид заведения внушал сомнения в съедобности предлагаемых здесь блюд. Люси полюбопытствовала негромко:

— Интересно, далеко ли до инфекционного отделения сегодня?

Патрик не понял юмора:

— А зачем нам туда ехать, мэм?

— Куда ж ещё деваться с кишечной инфекцией?

Я пресёк пересуды:

— Бросьте. Нашего брата так просто не уморишь. Я в родном городе неоднократно в диетической столовой жрал — и жив! Хозяйка! Нам полный обед из всего самого лучшего, что есть на кухне.

Трактирщица обречённо кивнула и спросила с тоской:

— Вы своё животное тоже кормить будете?

Люси оскорбилась. Пришлось вступиться:

— Это не животное. Это наша начальница.

Новый кивок, и замызганная дама исчезла за дверцей. Там что-то зазвенело, упав.

Выбрав кусочек стола почище, мы с пилотом уселись друг против друга (а мышка — рядом со мной), томимые самыми мрачными предчувствиями. Хозяйка выглянула в зал:

— Ничего, если я вашему животному подам чайные блюдца? Оно, кажется, у вас не очень большое.

Мы с Патриком хором закричали:

— Это не животное! Это наша начальница!! Госпожа Люси Рат!!!

Женщина мрачно склонила голову и отошла ненадолго, чтобы возникнуть с новым вопросом, исполненным печали:

— Какого вина подать господам — белого или красного?

Потакая вкусам нашего маленького доктора, мы потребовали пива.

— Светлое?

— Тёмное. Лучше портер. — Патрик хорошо усваивал руководящие указания.

— И вашему животному тоже?

Наш гневный вопль сотряс потолок, на стол полетели клочья паутины. В ответ мы получили очередной депрессивный кивок.

Наконец появилась пища. Хозяйка поставила перед нами по шершавой миске из простой красной глины — нам с водителем довольно ёмкие, а мышке — кривую плошку, не то глубокое блюдце, не то пепельницу. Вслед за этим на стол было брякнуто грубо слепленное из той же глины блюдо, прикрытое мятой жестяной крышкой, и кособокий серый кувшин со щербатым горлышком. Сервировку дополнили два мятых оловянных стакана, не иначе как побывавшие в камнедробилке, и пара кривых столовых ложек плюс одна чайная — все самого антисанитарного вида.

— Из чего пить животному, я не нашла. Напоите сами, — вымолвила неряха и пропала раньше, чем мы успели разораться.

Я выловил из нагрудного кармана халата пластиковую мензурку для Люси. Та подозрительно принюхалась:

— Из неё больные не пили?

— Ты за кого меня держишь?

— А что же оттуда валерьянкой разит?