Константин Мзареулов - Испытатель истории. Войны и миры «попаданцев» Страница 37

— Мне бы ваши заботы, — фыркнул глава предвоенной госбезопасности. — Говорите, об этом есть в газетах?

— Есть, — подтвердил Савоньков. — Передовица в «Правде» и большие статьи в других газетах. Только слова больно диковинные, я не понимаю, что такое постиндустриальная модель Тоффлера…

— Кому положено, те поймут… видел я книгу Тоффлера в позавчерашнем завозе… — начальник главка строго посмотрел на Вадима. — Скажите мне, как чекист чекисту: не может ли случиться такого, чтобы во главе государства или партии оказался недостойный человек, который начнет проводить политику оппортунизма и разрушения государства, ослабления армии, будет сдавать дипломатические позиции?

— Конечно, не может быть! — уверенно сказал старший лейтенант. — Принцип разделения ветвей власти не позволит резко изменить основные ориентиры развития. Кроме того, все важнейшие изменения в конституции утверждаются Советом Старейшин, а там заседают очень консервативные товарищи: маршалы, отставные члены президиума правительства… И не надо забывать о роли силовых министерств: если даже отщепенец чудом станет министром или членом Политбюро, то после первого же подозрительного телодвижения переселится во внутренний двор Лубянки.

— Имеется секретная инструкция на такой случай? — заинтересовался замнаркома.

— Это в Конституции записано… — Вадим невольно улыбнулся. — Вы же и поставите вопрос о включении такой статьи. В первый год, когда станете председателем Совета министров.

Окинув присутствующих хмурым взглядом, комиссар 3-го ранга достал с какой-то полки книжку, написал несколько строчек на титульном листе, завернул в газету.

— Возвращайся, старший лейтенант, — тихо сказал он. — Надеюсь, ты увидишь свою реальность не изменившейся. А пакет с книгой там разверни, у себя.

Он снял телефонную трубку и приказал соединить его с наркомом. Оперативники, ходившие в будущее, окружили Вадима, устроив шумное прощание. Потом прибежал незнакомый лейтенант, с беспокойством в голосе сообщивший, что калитка уменьшается в размерах.

— Может и совсем закрыться, — спохватился Вадим. — Вроде бы тоннель открывается на несколько дней каждые сто тридцать лет.

— Именно так, — печально подтвердил Григорий Борисович. — В следующий раз откроется примерно через полвека. Сможете увидеть, как живут люди в тридцатые годы следующего века.

— Уводите его! — прикрикнул замнаркома и сказал в телефонную трубку: — Так точно, дальнейшие изменения кажутся излишними… Я говорю, стоит оставить все, как есть. И проследить, чтобы не было никаких инструкций насчет того, чтобы встретить опергруппу в будущем… Да, конечно, вся история останется тайной для узкого круга…

Продолжение разговора Вадим не услышал.

Они бежали через лес. Гроза закончилась, дождь еле моросил, начинало светать. Впереди тускло светился контур входа в темпоральный тоннель.

— Гроза питает ее, что ли, — озабоченно пропыхтел лейтенант, доложивший про быстрое уменьшение калитки. — Попробуем подтянуть кабель от нашего генератора.

— В крайнем случае, останешься у нас, — пошутил Леонид Федорович. — В нашей системе старший лейтенант равен армейскому майору. А пользы ты принесешь, как полковник, а то и комкор.

— Подумаю на досуге, — буркнул Вадим.

Тонкий проводок от телекамеры путался под ногами, поэтому Вадим отбросил «Эскорт» подальше — пусть предки с ним разбираются. Кроссовки скользили по размокшему грунту лесной тропинки, он чуть не упал, но все-таки удержался на ногах и достиг финишной черты. Профиль ворот времени действительно съежился, стал совсем узким и ниже среднечеловеческого роста.

Попрощавшись, Вадим пригнулся и протиснулся в калитку. За спиной кто-то напутствовал его:

— Желаю вернуться в свое будущее. Сегодня мне понравилось больше, чем в прежние дни…

Загадочные необъяснимые намеки предков изрядно Вадиму надоели, но заняться решением ребусов не позволяла обстановка. Напрягая все мышцы, он натужно пробивался через упругую внутренность темпорального тоннеля. Стенки неровного рукава, соединившего две точки на оси времени, неуклонно сжимались, давили, хлестали электрическими ударами. Одуревший от боли Вадим яростно рвался вперед и сам не заметил, как очередной рывок вынес его в лес, где стоял аромат мокрых листьев, а в облачные разрывы светило вечернее солнце.

Полуослепший от непрерывного сверкания молний-разрядов, он щурился, пытаясь разглядеть приближавшихся людей. Его отвели к машинам, дали выпить коньяк и газировку, промыли слезящиеся глаза. Зрение постепенно возвращалось, и Вадим увидел знакомые лица: Алябьева, Банникова, других оперативников.

— С возвращением, капитан, — весело сказал Устинцев. — Рассказывай, как оно, на той стороне?

— Сурово там…

Его прервал рапорт офицера в камуфляже: спецназовец сообщил, что тоннель закрылся. На траве остался лишь оборванный конец кабеля. Вадим пошутил: дескать, в 2067 году откроется снова, тогда и заглянем в будущее. Полковник махнул рукой, приказал спецназовцам организовать охрану местности — из Москвы уже поступил приказ министра организовать здесь музей партизанской славы.

— Так что территорию закроем, огородим, на хрен, чтобы никто не пролез, — объяснил Алябьев. — По машинам, товарищи. Лаптев, вы в состоянии писать отчет, или вас в госпиталь отвезти?

— Лучше домой, — слабым голосом попросил Вадим. — Отлежусь, оклемаюсь, а там и отчет одним пальчиком напечатаю.

На заднем сиденье ведомственного «Изюбря» он развернул дареный пакет, бегло пробежал глазом газету и решительно отдал полковнику — не хватало, чтобы Маня увидела такой кошмар, еще выкидыш случится… Книга, завернутая в эту газету, оказалась ничем не лучше: Меркулов никогда не писал мемуаров под названием «Щит и меч Отечества» и не могло быть в его книге глав о коварном нападении немцев 15 мая 1941 года — война, как известно, началась 17 июня… Впрочем, Вадим уже начал догадываться, что прошлое хранит намного больше загадок, чем известно историкам и даже контрразведке.

Хьюстон, апрель — июнь, 2010