Александр Прозоров - Змеи крови (Слово шамана) Страница 37

Далеко не сразу князь понял, что земляное чудище, подобно простому амбалу, просто-напросто снимает и выкладывает в приготовленную яму пушки. Закончив работу, великан выпрямился и размеренным шагом ушел к лесу за развалинами Любечского монастыря.

Оглушительно громыхнули бомбарды – засмотревшись на монстра, защитники города совсем забыли про обычное, но не менее опасное оружие. Десять чугунных ядер врезались в северную башню и примыкающие к ней стены, пробив толстые бревна, словно лист тонкого пергамента, и упали рядом со складами польских купцов.

Тотчас ответили залпом поставленные в башне тюфяки – но разнокалиберный жребий не долетел до татарских пушек, бессильно посеча землю перед ними. Между тем басурманские пушкари принялись торопливо перезаряжать стволы.

– Завалят… – понял князь. – Как есть завалят угловую башню.

Город окружали двенадцать башен, стоящих на расстоянии выстрела друг от друга, в каждой имелось по две двеннадцатигривенных пищали – еще три обороняли подходы к воротам – и по четыре ствола более мелкого калибра. Из мелких пушек до татарской ямы было вовсе не дострелить, а из больших в столь малую цель еще попасть потребно. Яма – это не огромная башня, попробуй, угадай в нее маленьким ядром, да на таком расстоянии!

Андрей Васильевич прищурился на полсотни пеших басурман, сидящих слева от ровного ряда желтых блестящих стволов – прикрытие на случай вылазки. Еще тысячи три всадников маячат возле наплавного моста, но до них почти верста пути.

– Глеб, – повернулся он к сыну, – беги к боярину Анастасову, скажи, пусть детей боярских северских на коней сажает. Я эту сотню самолично поведу. А ты готовь телеги наскоро, стрельцов два десятка подбери, и следом за нами выезжай. Надобно нам эту батарею разорить, пока бед не наделала. И сделать сие быстро, пока помощь к ним не подоспеет. Пушкарей перебить, бомбарды забрать и увезти сюда обязательно! Ступай.

Татары снова пальнули из бомбард, и северная башня содрогнулась от нескольких попаданий. Князь покачал головой, еще немного посмотрел вниз, запоминая путь от ворот к басурманскому укреплению, потом резко развернулся и торопливо побежал по ступеням наружной лестницы.

Боярская конница уже ждала его на Полотняной улице. Всадники весело переговаривались, поблескивая начищенным железом, застегивали спереди на крючки кольчужную бармицу, поглаживали, успокаивая, коней.

Оседланного княжеского жеребца подвел господину ярыга. Он же подал поднявшемуся в седло воину рогатину и круглый щит из легкой тополиной древесины.

– Ну, братья, – громогласно объявил Андрей Васильевич, – не посрамим земли русской, не посрамим звание оружия нашего. За Русь Святую, за честь предков наших, за веру православную! На басурман!

Трое стрельцов скинули тяжелую дубовую поперечину, закрывающую ворота, скрипнули, распахиваясь, обитые железом створки. Из расширяющейся щели в лица воинов ударил яркий свет – словно не на кровавую битву собирались они пойти, а на праздник святой.

– Знамение, – перекрестился князь и дал шпоры жеребцу.

Гулко запел мост под ударами копыт. Промчавшись по нему, Андрей Васильевич потянул левый повод, поворачивая коня, начал разгоняться по травянистой полосе между слободскими заборами и пахнущим тиной рвом. Нырнул в стреженевскую старицу, выметнулся на склон с другой стороны.

Отсюда татарские пушки стали уже видны. Охранявшие их пешцы, на диво, не разбежались при виде отряда кованой конницы, а выстроились в два ряда, выставив перед собой пики.

– Москва-а! – закричал князь, опуская рогатину до уровня басурманкой груди.

– Москва-а-а!!! – подхватили сзади громкие голоса.

В этот момент Андрей Васильевич краем глаза заметил какое-то движение по правую руку от себя, повернул голову и обнаружил налетающий сбоку татарский отряд. Степняки, злобно оскалившись, высоко подхватив копья, мчались молча, и до них оставались считанные шаги. Князь успел только извернуться в седле, пытаясь направить рогатину на неожиданного врага, прикрыться щитом. Копье врезалось в самую середину тополиного диска, пробив и щит, и держащую его руку насквозь, и князь Можайский, от сильного толчка и неудобной позы, вылетел из седла. Больно дернуло за ногу правое стремя, татарское копье выскочило из руки – так же выскочила своя рогатина. От удара спиной о землю из груди на мгновение вышибло дух – Андрей Васильевич увидел, как прямо ему на голову опускается шипастая конская подкова, изо всех сил дернулся в сторону…

…Когда он пришел в себя, то сразу почувствовал густой кислый запах, перемешанный с вонью мокрой шерсти и горелого мяса. Страшно болело левое плечо и непривычно мерзли ноги. Он согнулся, пытаясь подняться – и не смог этого сделать. Оказывается, руки были выкручены за спину и туго связаны, доспех – снят, как и толстые юфтовые сапоги. Голая голова упиралась в чей-то мягкий живот.

– Так где палаты княжеские? – услышал он вопрос, сопровождаемый нечеловеческим криком, закашлялся.

Спустя несколько мгновений над ним склонилось желтое узкоглазое лицо, осклабилось:

– Живой…

Князя подхватили, выволокли из кучи человеческих тел и кинули на потертый ковер:

– Во, еще один оклемался.

Они находились в татарском шатре. Войлочный потолок с округлым отверстием наверху, горящий прямо перед глазами очаг, в котором грелись, ожидая своего часа, железные прутья. Рядом валялся, воя от боли, мужчина с подпаленной бородой и обгорелыми глазами. Руки связаны за спиной. Похоже, сын боярский, попавший в полон вместе с ним.

За полыхающим в выложенном камнями круге костром сидело трое татар. Один толстый, с большими мешками под глазами и издалека слышимой одышкой, другой светлокожый, усатый, среднего возраста крымчанин с черными густыми кудрями и острым носом, третий – бритый на немецкий манер, широкоплечий и на диво большого роста.

– Развяжите меня, – потребовал полонянин. – Я князь Можайский Андрей Васильевич. Негоже меня, как смерда простого, на веревке держать.

– То я решу, волю тебе давать, али на поводке, как ишака лягучего водить, – скривился черноволосый. – А твое место на коленях предо мной, царевичем рода чингизидова, стоять.

– Ну вот вам и князь, – поднялся во весь рост бритый татарин. – Коли еще хотите получить, посылайте для этого сотен десять нукеров, дабы дом княжеский окружили, и обитателей его отдельно повязали. Иначе татары их в общей куче потеряют.

Тирц вышел из шатра, поманил пальцем Гумера. Десятник Алги-мурзы, подвел русскому оседланную кобылу, затем тоже вскочил в седло и вместе со своей полусотней помчался следом за Менги-нукером.

Получившая уже более сорока попаданий северная башня все еще стояла, но уже заметно покосилась. Многие бревна, перебитые ядрами, либо провалились внутрь, либо торчали наружу, открывая темные щели. На пушечный огонь она уже не огрызалась – и только стрельцы со стен время от времени палили порох в надежде, что каким-то чудом пищальные пули смогут достать до проклятых басурман.

– Пора, – кивнул Тирц. – Еще залп, и можно атаковать. Гумер, рассылай своих людей по мурзам и беям, пусть собираются сюда. Пора заходить к русским в гости.

Физик закрыл глаза, пригладил ладонями лицо, словно совершал намаз и тихо-тихо позвал:

– Иди сюда.

Голем, по приказу создателя ожидавший на развалинах монастыря, пока с него стечет вся вода, дрогнул и двинулся к городским стенам. Из Чернигова послышались испуганные выкрики, молитвы, но они лишь позабавили Менги-нукера, спокойно ожидающего свое детище.

Грохнул залп из бомбард – башня опять содрогнулась, натужно заскрипела, но выстояла. Ненадолго.

– Разрушь ее, – указал вперед Тирц, и глиняный воин перешагнул залитый водой ров. Он схватился за верх башни, затряс ее со всех сил, роняя вниз людей, пушки и отдельные бревна, оторвал дощатый помост и кинул его в воду.

Со стен началась беспорядочная стрельба – но отдельные мелкие пули и дробины бесполезно застревали в вязкой глине, не причиняя монстру никакого вреда. Он наклонил башню к себе, заставив покоситься оставшиеся без опоры стены, всей массой навалился сверху, опрокидывая ее в ров, принялся топтать, окончательно переламывая вместе с оставшимися внутри стрельцами в бесформенное месиво, несколькими сильными ударами кулаков обрушил близкие участки стен и решительно двинулся по улице вглубь города.

Татары, что поначалу, боясь попасть под летящее вниз бревно или пушку, держались подальше, радостно взвыли и рванули вперед, за ним, перехлестывая за полузаваленный ров и через широкий пролом врываясь в город.

Послышался хлопок выстрела – Тирц взвыл от страшной боли в ногах, упал на землю, катаясь по ней в судорогах под звуки беспорядочной стрельбы. Это стрельцы под командой боярина Анастасова, успев понять, где собираются прорвать стену басурмане, начали строить поперек улицы баррикаду и приволокли сюда три пищали с приречных башен. Но закончить свое укрепление не успели.