Джон Холм - Король и Император Страница 37

– Скажи мне, – в конце концов спросила Свандис, – было в твоем сне что-то, что напоминало тебе виденное раньше? Что-то, о чем ты мог размышлять, перед тем как уснуть. Ноги, например. Ноги поднимающегося по лестнице бога. Ты сказал, что видел их.

– Ноги? Они были как у Бранда. – Шеф со смехом рассказал ей, как они маршировали по Кордове и один араб с изумлением разглядывал Бранда, от его гигантских ног до верхушки шлема. Как он не мог поверить, что такие ноги принадлежат человеку.

– То есть у тебя в голове уже была картинка вроде этой? А как насчет змей? Ты ведь видел змеиный погреб.

И снова Шеф ощутил укол сомнений и подозрений. Все-таки она была дочерью Ивара и внучкой самого Рагнара.

– Я видел, как твой дед умер в змеиной яме, – коротко сказал он. – Разве тебе никто не рассказывал? Я слышал, как он пел свою прощальную песнь.

– Он любил брать меня на колени и петь мне, – сказала Свандис.

– Он любил своим длинным ногтем прокалывать людям глаза, – возразил Шеф. – Мой друг Кутред вырвал ему этот ноготь клещами.

– Итак, змеиную яму ты тоже видел, – продолжала Свандис, – и видел, как в ней умер человек. Ты был тогда очень напуган? Ты представлял самого себя в этой яме?

Шеф ненадолго задумался.

– Ты хочешь мне сказать, что эти мои видения – я не считаю их просто снами, – что они вообще не посланы мне богами? Они образуются в моей голове из того, что я видел раньше и чего испугался? Они подобны сказаниям, сагам. Только их рассказывает идиот, без начала и без конца, и они едва-едва связаны друг с другом. Но они не такие. Я чувствую, что они… они много больше этого.

– Потому что ты в это время спишь, – сказала Свандис. – Ты не можешь мыслить здраво.

– Все равно, мои видения – это видения богов! В них мне открываются истории, вроде тех, что я слышал от Торвина о Вёлунде и Скирнире, о Хермоте и Бальдре.

– Потому что ты слышал их от Торвина, – сказала Свандис. – Вот если бы ты увидел историю, которую Торвин тебе не рассказывал, это бы кое-что означало. Может быть, всего лишь то, что ты сам составил ее из виденного и слышанного. А ты не задумывался, что арабы видят сны про Аллаха, христиане – про своих христианских святых? Потому что твои видения подобны самим богам. И то и другое люди выдумывают, исходя из своих нужд и своей веры. Если мы прекратим верить – тогда мы станем свободными.

Шеф осторожно и скептически стал обдумывать эту идею. Ему казалось, что иногда видение приходило к нему до того, как он услышал историю. Свандис сказала бы, что он просто кое-что забыл и вспоминал историю задним числом. Обратное ей, разумеется, не докажешь. И она может оказаться права. Всякий знает, что иногда сны вызваны дневными событиями и даже звуками, которые спящий человек слышит и встраивает их в свои сновидения. Самым отважным викингам снились страшные сны, Шеф нередко слышал, как люди лепечут во сне.

«Значит, возможно, что Рагнарока не будет, – размышлял он. – И Локи не вырвался на свободу. Я все это время дурачил сам себя. Если бы я мог в это поверить, мне стало бы намного легче. И в видениях не было бы и доли правды».

– В видениях нет и доли правды, – убежденно сказала Свандис, стараясь обосновать свою доктрину и заполучить нового ее сторонника. – Боги и видения – это лишь иллюзии, которым мы предаемся, чтобы стать рабами.

Она тесно прижалась к нему в холодной ночи, наклонившись, взглянула в единственный глаз Шефа, ее грудь наткнулась на его руку.

А далеко на севере, в Доме Мудрости в среднеанглийском Стамфорде, ночь еще не наступила. Каменную башню с прилегающими постройками окутывали долгие сумерки раннего английского лета. От пересекавших близлежащие поля живых изгородей доносился стойкий аромат цветущего боярышника. В предместьях слышался веселый смех, там собрались фермеры и ремесленники, чтобы, покончив с дневными работами, последний час перед полной темнотой провести с кружкой пива в руке. Ребятишки резвились под присмотром отцов, а молодежь, юноши и девушки, обменивались взглядами и время от времени исчезали на укромных полянах.

В самом Доме Мудрости кузницы уже стихли, хотя в горнах все еще светились красные угли. В центральный дворик вышел жрец, чтобы позвать своих приятелей выпить пряного эля и обсудить проведенные за день опыты и сделанные открытия. Завернув за угол каменной башни, он замер.

Прямо перед ним на скамейке сидел Фарман, жрец Фрея, по количеству своих видений превзошедший всех в Англии, а в мире сравнимый только с Вигликом из Норвегии. Фарман сидел спокойно, глядя вдаль широко открытыми, но невидящими глазами. Наткнувшийся на него жрец осторожно приблизился, убедился, что Фарман не отводит немигающего взора от какой-то неизвестной точки. Жрец торопливо попятился, вернулся за угол и замахал руками, подзывая к себе остальных. Через некоторое время перед провидцем полукругом стояли два десятка жрецов Пути, отогнавших толпу учеников и мирян. Все молча ждали, когда Фарман зашевелится.

Глаза его моргнули, он заворочался на скамье, увидел окруживших его людей.

– Что ты видел, брат? – спросил один из них.

– В конце… в конце я видел дерево и змея на нем. Под деревом стояла женщина, очень красивая. Она протягивала яблоко мужчине, а он… он потянулся за ним. Все это время змей следил за ними и его раздвоенное жало сновало туда-сюда.

У жрецов Пути это не вызвало отклика. Ни один из них не читал христианских книг, они ничего не знали о сатане, об Адаме с Евой и грехопадении.

– Но сначала, сначала я увидел нечто более примечательное. То, о чем должен услышать король.

– Единого Короля нет здесь, брат Фарман, – мягко напомнил жрец, знающий, что после видения человеку требуется время, чтобы прийти в себя.

– Его заместитель. Его партнер.

– Его партнер – король Альфред. Он возглавляет совет ольдерменов. Никаких заместителей нет.

Фарман потер глаза.

– Я должен записать то, что видел, пока видение не поблекло, а потом нужно передать весть королю.

– Не можешь ли ты рассказать нам что-нибудь?

– Угроза и погибель. Огонь и яд… И погубитель Бальдра вырвался на свободу.

Жрецы замерли, они знали, чье имя не назвал Фарман, имя бога, о котором напоминал костер, разжигаемый во время их священного круга.

– Если погубитель Бальдра вырвался на свободу, – медленно проговорил один из жрецов, – то что тут сможет сделать английский король Альфред? Вместе со всеми ольдерменами?

– Он может вернуть флот, – ответил Фарман. – Послать всех людей и все корабли в место, откуда грозит опасность. И теперь это не устье Эльбы и не Данневирке. Погубитель Бальдра гуляет на воле повсюду, но сначала он объявится на юге, куда в день Рагнарока поскачут сыновья Мюспелла.

Он тяжело поднялся, как человек, невыразимо уставший после слишком долгого пути.

– Я ошибся, братья. Мне следовало сопровождать Единого Короля, когда он отправился искать свое предназначение. Потому что его предназначение заденет нас всех.

Глава 12

Из доселе мало кому известного Пигпуньента во всех направлениях скакали всадники. Некоторые пришпоривали своих лошадей что есть мочи: они были посланы на небольшое расстояние с приказом явиться в замок каждого барона, в каждую стоящую в приграничных горах башню и потребовать, чтобы все способные держаться в седле мужчины присоединились к своему императору. Требования гонцов не выполнялись, поскольку в сложной политической обстановке пограничья, где франкам противостояли испанцы, а христианам – еретики, когда постоянно совершали набеги мавры, а иудеи выставляли кордоны на дорогах и перевалах, никакие бароны, даже те из них, кого осведомители Бруно определяли как преданных Святой Церкви, и помыслить не могли о том, чтобы оставить собственные земли без защиты. Да Бруно все равно не стал бы им доверять. Но они смогут образовать первое кольцо окружения, потом их заменят более надежными людьми, а в данный момент Империи и ее императору требуется прежде всего количество.

Другие гонцы передвигались с большей солидностью, они ехали маленькими группами с вереницами запасных лошадей позади. Они направлялись дальше, некоторые даже на сотни миль; всем им предстояли долгие дни пути до безопасных внутренних частей Империи, где по предъявлении императорского жетона им будут выдавать сменных лошадей. Дальше всех ехали те, кого послали в крепости Ордена Копья, находившиеся в немецких землях далеко на севере или на востоке, отделенных горами или могучим Рейном: во Фрейбурге и Вормсе, Трире и Цюрихе, и даже в высокогорном альпийском Берне. Оттуда нужно взять людей, в которых больше всего верил император Бруно, всех монахов-воинов Ордена Копья, людей, необходимых, чтобы выиграть эту войну и довести поиски до конца. В обителях Ордена не найдется места для колебаний и расчетов. Но люди Ордена не появятся немедленно, и их гораздо меньше, чем хотелось бы императору.