Анатолий Спесивцев - Нужен нам берег турецкий Страница 37

Ещё одна непредвиденная опасность подстерегала флот у берега.

Доплыв до заветных бухт, ветераны отключались от усталости. Ведь им пришлось в пути сделать двойную работу. За себя и того парня, что блевал рядом, не в состоянии ничего делать. Молодёжь, избавившись, наконец, от изнуряющей, не дающей ни спать, ни есть качки, вырубилась ещё раньше ветеранов. На галерах, в лучшем случае осталось по два-три бодрствующих человека, при забитых добычей трюмах. Огромный соблазн для любой вооружённой банды, коих в Крыму после гражданской войны хватало.

Да и смогла бы даже гвардия хана удержаться от попытки переместить сокровища в более достойные, с их точки зрения, руки – большой вопрос.

Лозунг: "Грабь награбленное!" был популярен во все времена, во всех землях.

Умница Хмельницкий, ни в какие походы не ходивший, такую возможность предвидел и в преддверии событий затеял перетасовку войск.

Он торжественно передал часть захваченных запорожцами крепостей под управление хана, сосредоточив казаков в Керчи, Кафе, Балаклаве и таборе возле Сарыкамышской бухты. Организовав совместное патрулирование побережья. Это весьма потрафило татарской знати и позволило контролировать самые важные пункты возможного прибытия кораблей из

Стамбула. Не сделай он этого, ещё неизвестно, как бы обернулось дело для экипажей вернувшихся из набега кораблей.

Среди тех, кто заснул последними, был и Аркадий. Ответственность за дело всей жизни помогала преодолевать любые тяготы, ведь всё, чем он занимался в "своём" мире, было несущественной мелочью по сравнению с нынешним сражением за лучшее будущее для своего народа. Он проконтролировал перевозку на берег нескольких раненых, убедился, что на суше достаточно людей для прикрытия временно небоеспособных с флота, вкратце переговорил с Хмельницким. И только после этого лёг спать и продрых больше суток.

Проснулся Аркадий от сильнейшего и естественного после суточного сна желания посетить одно место. Самочувствие у него после отдыха было на букву "х", но не подумайте, что хорошее. В организме, по первому впечатлению, болело ВСЁ. Голова, многочисленные мышцы в самых разнообразных местах, суставы, особенно – колени, почки, будто недавно с доблестными представителями правоохранительных органов пообщался… наверное, легче было перечислить, что не болело.

Однако казаку на болячки жаловаться было негоже. Кряхтя и вспоминая разные, но не слишком сложные выражения, не стесняясь при этом повторов, потащился – пожалуй, это слово наиболее точно характеризовало стиль его передвижения – к корабельному гальюну. На обратном пути засёк бездельничавшего джуру и немедленно припряг его к работе: послал варить кофе. Ничего не делающий подчинённый – прямое оскорбление начальника. Благо варить сей дивный напиток он джур давно научил. Кофе в Стамбуле загрузили со складов, попаданец сам за этим проследил, несколько мешков. В Европе кофемания только делала первые, робкие шаги, а казаки так предпочитали что-нибудь с градусами, без его указаний никто бы и не подумал грузить на корабли такой никчёмный, с казацкой точки зрения, груз. Учитывая, что число потребителей его в войске было очень ограниченным, он не сомневался в судьбе захваченного кофе. Пойдут мешки с желанными зёрнами ему, как часть его доли в добыче. Доля была атаманская, так что туда не только дёшево ценимый местной публикой кофе войдёт.

Выпив, вовсю наслаждаясь ароматом горького напитка, чашечку чёрного как дёготь кофе, Аркадий, наконец, стал чувствовать себя человеком, а не тараканом, побывавшим под тапком. Вследствие чего немедленно занялся делом сам. Приказал Юрке будить остальных джур, проверил сохранность злата-серебра и пороха, составлявших основную часть груза каторги, и пошёл искать Васюринского, который наверняка проснулся раньше, потому как на корабле его уже не было.

Нашёл друга легко, тот сидел с мрачным выражением лица на бочонке.

Выглядел он очень постаревшим и уставшим.

– Привет, Иван!

– Ааа… проснулся уже… привет.

– Чего такой грустный? До дому добрались. Ну, почти добрались, дальше нам никто помешать не сможет. Добычу взяли богатейшую, никогда и десятой доли такой казакам не доставалось. Гуляй, казак!

– Не понять тебе этого пока, Аркадий. Молод ещё, вон, проспался и небось на бабу готов залезть. А меня не только тяготы, ещё и годы гнетут. Вроде и проспался, а сил… всё равно нет. Мне дня и ночи для отдыха после таких трудов – мало. Так бы лежал и лежал… поел, попил и… опять валялся бы, сил набирался.

– Да какие твои годы?! – искренне удивился попаданец. – Тебе же до пятидесяти ещё несколько лет осталось. Крепкий и нестарый мужчина. Как говорил один… популярный… человек: "Мужчина в расцвете лет".

– На завалинке возле хаты сидеть или с друзьями в корчме гулять – да, есть ещё силёнка. А вот так вёслами махать без передыху… так уже и старик.

– Какой старик?! Ты чего? Да у тебя сил на двоих молодых достанет, ещё и останется! Вон, молодыки почти все у турецких берегов свалились и назад грузом ехали. Разве что шевелились иногда, порыгать. А ты всю дорогу грёб как проклятый.

– То-то и оно, что как проклятый. Теперь сердечко бьётся, вздохнуть толком не даёт. Трое сегодня совсем не проснулись.

– Так разбудить их…

– Будить их теперь апостолы станут, или там чёрт какой, не знаю, куда душеньки их попали, надеюсь – в рай. Померли они. Прямо во сне.

Все казаки опытные, не в один поход ходившие. С одним, Дмитром

Нетудыхата, я не раз в одной чайке грёб. Не выдержали их сердца такой нагрузки. Царство им небесное! – снял шапку Васюринский и перекрестился.

Аркадий дёрнулся было тоже снять шапку, но вспомнив, что не надевал её, просто перекрестился.

– Царство небесное! – повторил он. – Ну… что тут скажешь…

– А ничего и не говори. Сам знаю, что и тебе их смерть не в радость, хоть за одним веслом ты с ними не сидел. Беда в том, что поболее дюжины ещё хоть и проснулись, да… не бойцы они теперь.

Кое-кто, так и не жилец, угаснут скоро. И не только те, кому сейчас плохо, некоторые, вроде бы очухавшиеся, чует моё сердце, так же скоро поумирают. Почти все – из лучших.

Некоторое время оба помолчали, потом Иван продолжил.

– Я уж не говорю, что душа за совсем не вернувшихся болит. Тех, кто утонул, тех, кто на парусниках сейчас со злой судьбинушкой спор ведёт. Сколько их до наших берегов доберётся – один Бог ведает.

Аркадий невольно отвлёкся и оглядел бухту, точнее её видимую с этого берега часть. Никаких парусников не наблюдалось. Вообще.

"Ёпрст! Действительно, ни одного парусника не видно. А ветерок-то,- Аркадий прикинул направление ветра, – северо-восточный, прямо им в лицо. Обратно к туркам их сносит. А уж как турки этой встрече порадуются… лучше и не представлять… облеваться даже при полностью пустом желудке можно. А там же больше половины добычи и почти половина людей… беда. Дорогонько нам этот поход может стоить. Ой, прав я был, когда против него возражал, да атаманов и танк не удержал бы, так пограбить рвались. Государственные деятели, мать их!..".

Глядя на обычно излучавшего уверенность, силу и энергию друга, сегодня какого-то потухшего и поникшего, попаданец только сейчас осознал, что совсем не случайно в этом мире его ровесники выглядели, почти все, куда старше, чем он сам. И его часто за юнца принимали. А

Васюринский прожил уже солидно за сорок лет.

"Да как прожил! Казацкий год смело не за три – за семь засчитывать. Вот и поистрепался его организм в походах и битвах.

Чего-чего, а жалеть себя Иван не привык, всегда тянул лямку службы за двоих. В эти времена и цари-короли до пятидесяти не часто доживают.

Господи! У него же лицо посерело, видно, всерьёз сердце схватило. Не дай бог, инфаркт…"

Видимо, испуг за здоровье друга так явственно был виден на лице

Аркадия, что Васюринский легко его прочитал.

– Да за меня – не бойся, не сегодня и не завтра мне умереть суждено. Поживу ещё, не одну вражью голову с плеч снести сумею. Посижу здесь немного, передохну, сердечко-то и успокоится.

Сказал это атаман уверенно, попаданец, здорово за него перетрусивший, поверил и немного успокоился. Поговорив ещё немного, попрощался и пошёл искать Хмельницкого – жизнь продолжалась, и стоило узнать, как продвигаются главные планы на этот год. Уже отойдя на приличное расстояние, сообразил, что фразу Васюринского можно было трактовать и как то, что он знает о том, когда умрёт. Раньше, в

"прошлой жизни", в подобное Аркадий не верил. Однако, пообщавшись тесно с характерниками, которые хоть и не были оборотнями, но обладали некоторыми удивительными знаниями, вероятно, сохранёнными ими ещё с языческих времён, стал относиться к таким вещам без излишнего скепсиса.

"Интересно, знает он дату своей смерти, или нет? Приходилось читать, что такие люди были, а характерники-то, в натуре – колдуны.