Завещание фараона - Ольга Митюгина Страница 37

— Это девушка?.. — изумился жрец. — Бедняжка, сколько же ей пришлось пережить…

— Да, мы пережили немало, — задумчиво ответил египтянин. — Но прошу, помоги ей.

Жрец извлёк из складок своего хитона маленький хрустальный флакон с какой-то жидкостью, отвинтил крышку из золота и поднёс к ноздрям царевны. Та глубоко вздохнула, веки её затрепетали — и она открыла глаза.

И сразу тревожно взглянула на Мена.

Старик улыбнулся — радостно и ободряюще, с блестящими от слёз глазами.

— Всё! Всё! — выдохнул он. — Всё кончилось, дочка, всё!

Мена бережно поставил Агниппу на ноги. Девушка какую-то секунду стояла, словно не веря, а потом, когда полностью осознала, что всё кончилось и всё позади, такой груз свалился с её души, что царевна не выдержала. Слёзы потоком хлынули по её щекам, она обвила своего верного советника и приёмного отца за шею руками — и разрыдалась у него на груди.

И эхо Парфенона разносило её рыдания под сводами храма — вместе со щебетом ласточек и рокотом далёкого моря. И ветер задувал через портик, и нёс с собой запахи нагретой земли, травы, луговых цветов… Запахи лета.

И было в этом что-то извечное, глубокое, как корни самого бытия.

Спокойствие и умиротворённость царили здесь.

Мена обнимал девушку за вздрагивающие плечи и улыбался сквозь слёзы. А жрец, глядя на них, молча размышлял, сколько же пришлось пережить этим людям и какие же испытания выпали на их долю. И говорил сам себе, что ни за что на свете не хотел бы пройти через то, через что довелось пройти им.

— Странники, — сказал он наконец. — Я хотел бы знать, кто вы.

Мена опомнился. Агниппа перестала рыдать.

— Мы, — начал Мена, прижимая к себе тихо всхлипывавшую царевну, — бежим из Египта. Мы принадлежим к кругам самой высшей знати. Я приёмный отец этой девушки. Кроме меня, у неё никого не осталось. По матери она афинянка, и я хотел бы знать, может ли она рассчитывать на ваше гражданство.

Жрец чуть улыбнулся.

— Гражданство получить не так просто, но, в принципе, вы оба имеете на него право — поскольку вас изгнали с вашей родины. Также вы должны безвыездно прожить в нашем городе два года и заниматься каким-нибудь ремеслом, полезным для людей. Поскольку мать девушки, как ты говоришь, была афинянкой, а значит, имела право приобретать тут недвижимость и землю, то я могу помочь купить для твоей приёмной дочери небольшой дом. Ну что ж… — он вздохнул. — Я не буду расспрашивать о всех ваших злоключениях, ибо вижу, что вам тяжело вспоминать об этом. Зачем же заставлять человека вновь переживать всё плохое, что он пережил однажды?.. Но вы, верно, голодны? Приглашаю вас разделить с нами нашу скромную трапезу.

— Благодарю тебя, о жрец, — поклонился на персидский манер Мена. — Мы с удовольствием принимаем твоё приглашение. Как ты считаешь, Агниппа?

— Да, разумеется! — с улыбкой ответила царевна. — Я очень голодна. И я так благодарна тебе, жрец, за спасение!

Священник вновь улыбнулся.

— Что ты, прекрасная! Я лишь исполнил закон олимпийцев и веление своего сердца. Идёмте же. Жрецы уже ждут нас. А после трапезы мы обсудим, как вас устроить в Афинах.

Конец первой части

[1] На пятьсот метров. 1 гхальва (халдейская мера длины, применяемая в том числе в Финикии) равнялась 230,4 м.

[2] Греческий стадий равнялся 178 м. Иными словами, протяжённость Длинных Стен составляла 26 км.

[3] В трёх стадиях — в полукилометре.

Часть 2. Глава 12. Царь

«Скромная трапеза» жрецов произвела на Агниппу и Мена неизгладимое впечатление. В огромной зале, отделанной голубым мрамором и освещенной множеством бронзовых светилен, на убранные подушками длинные скамьи вдоль необъятного дубового стола возлегли человек двадцать мужчин — атлетического телосложения, в белых длинных хитонах. Затем рабы принесли огромные золотые блюда с мясом. Как сказал жрец: «Этих двух быков забили только часа три назад». При взгляде на гору благоухающей пряными травами сочной говядины в слова о двух быках верилось легко…

Следом стол украсили блюда с мясом козлят и молочными поросятами, потом — говяжьи и свиные вареные языки…

Всё это изобилие дополняли тонкие вина в золотых амфорах.

— Я понимаю, — смущенно вымолвил жрец, сидевший рядом с Мена, — что наша трапеза более чем скромна, но прошу простить бедных жрецов. Царь, конечно, ест получше. Но ваш взыскательный египетский вкус наша еда, разумеется… — он не закончил и сокрушенно покачал головой. — Извините нас.

Агниппа поглядела на блюда с горами бычатины — и закатила глаза. «Боги! — подумала она. — Как же ест их царь?!»

— Мена, — наклонившись к своему верному советнику, прошептала она. — Почему при такой еде они не толстеют?!

Египтянин усмехнулся.

— Знаешь, сколько времени эллины уделяют спорту? — так же шепотом ответил он.

Девушка задумалась и уже совсем иначе посмотрела на сотрапезников.

И она, и Мена положили себе всего по два кусочка жареной поросятины — просто потому, что больше бы не осилили. Жрецы же быстро, за веселыми разговорами, подъедали все это изобилие. Очень скоро блюда опустели, и рабы унесли их.

Но не успела Агниппа вздохнуть с облечением, как опустевший стол заполнился вновь — несколькими десятками жареных кур, уток, гусей, а также дикой птицы. Принесли амфоры с другим вином.

Жрецы, сидевшие рядом с гостями, с любезными улыбками подкладывали им в тарелки все новые и новые нежнейшие кусочки, замечая, что первой переменой блюд голод никогда не утолишь. Предлагали различные соусы, подливы, салаты, пироги с олениной — и сами тоже поедали все это со сказочной быстротой, с шутками и прибаутками.

И очень стеснялись своей «скромной» трапезы.

Агниппа уже едва дышала, Мена ел из последних сил, только чтобы не обижать хозяев.

Но была и третья перемена блюд! И, взглянув на гору сладких лакомств, медленно надвигающуюся на стол, девушка начала тихо сползать вниз со скамьи.

Пирамиды фруктов, реки сладких соусов, утесы стряпни… Обычные вина унесли, а вместо них подали какой-то необыкновенный напиток, который жрец назвал