Кухарка тайного советника - Красовская Марианна Страница 37

— Я проболталась, — с несчастным видом ответила я. — Он, я так полагаю, у льеры Гдлевской.

— Этого следовало ожидать, — совершенно спокойно пожал плечами пожилой маг. — Я тоже помчался, когда узнал. Ладно, Оленька, не корите себя. Все знают, что женщины не умеют хранить секреты. К тому же как велика вероятность, что он бы и без вас узнал — учитывая, что вы снимаете у нее домик?

— Весьма велика, — буркнул все равно недовольный Иволгин. — Так вы видите у четверых? И у всех разное? Предположения есть какие-то?

— Нет, конечно! Я же не училась! Я только предположить могу про «зеркало» и всё.

— Что ж, запоминайте. С «зеркалом» вы правы, Гродный, снимайте. Вторая стадия, правильно? Семен, мерзнешь?

— Мерзну, — подтвердил незнакомый мне Семен. — Но не сильно. Просто знобит. Не знал бы — подумал бы, что простыл немного.

— Тень — это интересно. Тут у нас агент под ментальным управлением. Значит, тень… Отлично! Свечение — это условно положительное воздействие, причем усиленное отваром Меридиуса. Это, знаете ли, такая приятная штука, которая сопротивление организма негативным эффектам увеличивает. А у льеры Бронной сейчас активизирована почти идеальная память и повышенное внимание. Удобная штука при обучении, но дает нехилые последствия в виде тяжелейшего похмелья, и потом организм не способен сопротивляться воздействиям. Льера Бронная, библиотека в вашем распоряжении.

Молодая женщина решительно кивнула, подхватила со столика кипу книг и исчезла.

— А с непорядком в области груди, как вы изволили выразиться, самое интересное. Дело в том, что на лирре Яблоневой нет никакого воздействия, но есть артефакт, меняющий внешность. И почему-то вы не заметили его в первый раз. Что изменилось в вас за два часа?

— Нервы, — медленно ответила я. — Каждый раз, когда я вижу магическое воздействие, я в тревоге или волнении. Видимо, это усиливает эффект.

— Или наоборот, — заметил Йозеф. — Рассеивает вашу концентрацию. Смотрите, вы даже не пытались что-то искать. Просто глянули, чтобы вас оставили в покое. Значит, ваша задача — это состояние запомнить и научиться чувствовать. Я совершенно уверен, что здесь не в переживаниях дело.

— Итак, лирра Субарова, завтра снова вас жду, Йозеф, проследите, пожалуйста. Посмотрим, что изменится, и да, я подготовлю индивидуальный контракт.

Я поморщилась. Сотрудничать с этим неприятным человеком мне не хотелось, вообще никуда лезть не хотелось, но, кажется, мне кто-то говорил про деньги?

— Я дико извиняюсь, а оплачиваться моя служба на благо вашей родины будет? — набралась наглости я.

— Как-как вы извиняетесь? — не понял Иволгин. — Будет оплачиваться по стандартной ставке. Десять златников в месяц. Разумеется, это если вы полностью задействованы. Иначе пересчет будет. Пропорционально.

Однако с каждым днем меня ценят всё больше и больше! Маги (или не маги, но не суть важно) получают в десять раз больше, чем кухарка в Коборе! Маги могут снимать хоть десять садовых домиков! Не то, чтобы я была меркантильна… Хотя нет, была, пожалуй. Может, и в самом деле удастся свою кондитерскую лавку открыть?

Вернулась в дом Лисовского задумчивая. Не давало покоя, конечно, поведение деда. Как бы он глупостей не натворил! Как бы льера Елена ему не наговорила всякого, она, конечно, когда нужно, образец женственности и смирения, но давайте честно: в ее ситуации небольшая истерика вполне объяснима. Большая, впрочем, тоже.

И во всей этой ситуации снова виновата я. Попала в этот сонный городок, мучу тут воду, свожу давно расставшиеся пары, спасаю приговоренных к смерти, словом — моя инородность приносит какие-то сомнительные плоды.

И надо же было, чтобы Александр именно сейчас, когда я в таком взвинченном состоянии, вся недовольная собой и окружающим миром, заявился напомнить, что мне нужен плащ! Каюсь, меня понесло:

— Льер Лисовский, — отчеканила я, глядя в его спокойное лицо. — Попрошу не забываться. В этом доме наши отношения ограничены моим трудовым договором. Вы — хозяин, я — кухарка. А все, что личное — это в нерабочее время. Сейчас я готова обсудить с вами меню, не более.

— Уволю ведь, Оль, — с кривой усмешкой ответил он, отступая на шаг и оглядывая меня с ног до головы. — И останется только личное.

— Увольняйте, — еще больше разозлилась я. — Я к лирру Рудному кухаркой пойду, он звал. В столичный дом.

— Ой, дура, — вздохнул Лисовский. — Что, в отделе контроля опять была, да? Хорошо, поговорим позже.

Он ушел, а мне немедленно сделалось стыдно за свое поведение. Мне же не двадцать лет, пора бы научиться держать себя в руках и не срывать на других свое дурное настроение!

А день, как обычно, пролетел незаметно. Дамы мои и заглядывавшие на «естьчопожрать» маги, конечно, говорили мне идти домой, потому что после Отдела магучета я выглядела как-то не очень, но я отмахнулась. Одной мне никак нельзя, я ведь думать начну, а думать в некоторых случаях вредно и даже опасно, особенно женщине. Мы ведь мысленно не только замуж выйти за незнакомца можем и придумать имена нашим троим детям, но еще и заподозрить мужа в измене, найти внутри своей головы все доказательства, развестись и поделить имущество. Вот я и чувствовала: с учетом новых сведений я Александра готова просто монстром представлять, а может — жертвой обстоятельств, я еще не решила. Одно знала точно — тот Лисовский, которого я знаю, абсолютно точно отличается от настоящего «Королевского палача».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ В кухню заглянула Софья, многозначительно посмотрела на меня, потом на Лиску и попросила пройти с ней в гостиную. Я, удивленная ее визитом (в кухне она была лишь однажды — при нашем знакомстве), послушалась.

На диване — о, этого следовало ожидать — лежал ворох самых разных плащей: бархатных, суконных, с меховой оторочкой. Серый, рыжий, голубой, густо-алый, черный как ночь.

— Алисия, мне сказали, что ты маг, — не дала мне и слова сказать Софья. — Погляди, тут починить надо. На сером дырка на поле. Красный мой любимый, но тут жирное пятно сбоку, сможешь убрать? Не смотрите, Ольга, красный вам не предлагаю. И голубой тоже, здесь подкладка вся протертая, но он сидит отлично и карманы удобные. А остальное меряйте, я все равно носить не буду. Выкину, пусть нищие носят.

— Не надо выкидывать, льера! — тут же вскинулась Лиска. — Можно, я для мамы возьму?

— Нужно.

Я насмешливо поглядела на Софью и покачала головой. Она покраснела.

— Отец советовался со мной, — пояснила она. — Хотел без вас в лавке купить, но вы же гордая, вы не возьмете. Поэтому засуньте свою гордость сами знаете куда и выберите себе плащ. И не забывайте, что вы тут кухарка, а не королева Руана.

Говорить обидные вещи совершенно необидно — это, конечно, талант. Выражение лица у Софьи было такое знакомое… строго-насмешливое, что я догадалась, кого она копирует — меня, разумеется. Мне сделалось смешно, а Лиска поколдовала над серым бархатным плащом, встряхнула его и кинула мне в руки. Эти малолетние мерзавки даже не уговаривали, они просто едва ли не силой заставили меня продеть руки в рукава, накинули на голову капюшон и заявили:

— Этот!

— Спасибо, — улыбнулась я, гладя нежную, чуть колючую ткань. — Я с радостью буду его носить.

Девицы переглянулись с торжествующими улыбками — спелись, не иначе.

Два плаща Лиска поволокла к себе в каморку, которую она делила с Марикой, а Софья вдруг сказала совершенно невероятную, практически скабрезную вещь:

— Учти, Оля, когда отец сделает тебе предложение, я мамой называть тебя не буду. Для моей мамочки ты слишком молода.

Я ахнула, прижала ладони к вспыхнувшим щекам, заморгала глазами. Только и смогла выдавить из себя:

— Ну, это вряд ли.

— Ничего не вряд ли, — добила безжалостная Софья. — Он у меня мужчина порядочный. К тому же сам ко мне пришел и рассказал, что у вас отношения. Сказал, что лучше я от него это узнаю, потому всё серьезно.