Заморозки - Василий Павлович Щепетнёв Страница 37

Было, да.

И вот стою я цапля цаплей, а в зал зашли двое, как бы записаться на занятия. Но вижу — смотрят только на меня. Сами так себе. На спортсменов не похожи. Мужчина и женщина, ближе к тридцати. Одеты в оранжевые балахоны, в общем, что-то религиозное. Что-то — потому что различных сект на островах во множестве.

Ну, секта и секта.

И вдруг мужчина протягивает в мою сторону руку, изображает тремя пальцами пистолет, пиф-паф, падай, ты убит.

И я действительно почувствовал, будто в грудь попала стрелка — легкая, из тех, что с присоской, продают с пистолетиками в «Детском Мире». Легкая, но неприятная.

Но виду не подал. Как стоял, так и продолжил стоять.

Его спутница проделала тот же фокус. Мдя, какие нервы у меня тонкие: тоже чувствую легкий удар зла.

Тут нам дали задания — бежать по кругу. Вернее, по квадрату, по периметру зала. Не быстро, нет.

Бежим.

И тут Оранжевый Балахон ногу вытягивает. Будто подножку хочет поставить. Нарочито, чтобы я успел среагировать и не споткнуться. Но раньше меня среагировала Лиса — она бежала передо мной и всем весом на ногу-то и наступила. Да еще умело так. Я через ногу перескочил, а вот следующая за мной Пантера тоже всем весом, и тоже умело!

А ты не балуй!

Отдам Оранжевому Балахону должное: он даже не вскрикнул. Его спутница, и еще пара доброхотов из зевак оттащили пострадавшего в сторону.

Наш тренер выговорил Балахону — куда, мол, суёшься, на территории зала во время занятий зевакам не место. Забыл сам, что пускает всяких и разных. Видно, боится, что на него жалобу подадут. За упущение. И девочки тут же — что за порядки, почему посторонние пытаются нас травмировать? Мы тут не с фермы приехали, мы личные гости госпожи Маркос!

И в самом деле, госпожа Имельда Маркос, министр культуры и спорта, заявила, что участники команд матча на первенство мира — её личные гости!

Тут доброхоты вместе с соратницей мужчины подхватили пострадавшего, и бегом-бегом на выход. Он, Оранжевый Балахон, сам нарушил правила, перед входом было четко написано: вход на площадку только для учеников школы. А они — не ученики. Вдруг здесь за это могут крепко наказать? Взыскать штраф? В газетах писали, что американского студента за ввоз кокаина приговорили к десяти годам тюрьмы. А вдруг и у этих что-то в карманах? Приедет полиция, и найдет?

В общем, исчезли Оранжевые Балахоны.

А мы завершили занятие пятиминуткой медитации.

— Не слишком ли вы суровы? — спросил я, когда мы в лимузине возвращались домой.

— Он жив? — ответила Ольга.

— Жив.

— Значит, не слишком. Пусть считает, что ему повезло.

И я подумал — а ведь не шутит Ольга. Совсем не шутит. И прежде я такое за девочками замечал. Не зуб за зуб, а око за зуб — вот их девиз. А то и оба ока. Женская логика, я полагаю.

В отель ехать не хотелось, дождь, в виде исключения, перестал, и мы поехали в Парк Имельды. Да-да, министра культуры и спорта. Зоосад. Погулять.

Парк интересный. Во-первых, тропический, во-вторых, почти высокогорный, и, в третьих, здесь есть этнографический музей, посвященный местным горцам. С живыми экспонатами. То есть люди в национальных одеждах имитирующие (или даже выполняющие) некоторые традиционные занятия своих народов: игру на свистульках, танцы, предсказание будущего. Свою исконную профессию, охотников за головами, горцы забыли, это было давно, неправда и испанская клевета, повод для притеснения и изгнания с племенных земель.

Не знаю, не знаю.

Ходим, смотрим, любуемся. Роскошные георгины — у нас таких нет. И другие растения под стать. Ну да, тропики, тепло и осадки, плюс уход искусных садовников.

Пора бы и возвращаться в отель, а то опять дождь хлынет, но смотрим — палатка. Обыкновенная армейская палатка. У нас в Сосновке это УСТ-56, а здесь — японская, но не новая, а времён войны.

Надпись — А Шу Хо, магик племени. Предсказание будущего! И, большими буквами: БЕСПЛАТНО!

Но народу, несмотря на бесплатность, мало. Да никого народу. Совсем. Только один, по всему — по лицу, по одежде, по глазам, — из горцев, стоит у входа.

Увидел нас, замахал руками:

— Заходите, заходите, вам страшно повезло, у магика сегодня особый дар!

— И в самом деле бесплатно? — спросила практичная Лиса.

— Конечно! Для магика бумажные деньги — дым. Заплатить придется только за перевод.

— За перевод?

— Магик говорит на языке горцев, а я перевожу.

— и дорого стоят твои услуги?

— По сравнению со знанием будущего — ничтожно мало. Пятьдесят песо!

— Сколько-сколько?

— Пятнадцать песо! Меньше никак нельзя, деньги идут всей деревне!

— Хорошо, веди.

Мы вошли в палатку. Довольно густой дым. Не благовония, нет. «Кэмэл». Магик в одежде из плетеной травы сидел на обычном европейском стуле и курил. Бросил на нас быстрый взгляд.

Потом бросил медленный. Потом уставился на меня, словно я — таблица Менделеева, в которой нужно срочно найти цирконий. Потом встал со стула, обошел вокруг нас, не обращая на девочек внимания.

Девочки явно обиделись.

Так, сделав три круга, он вернулся на стул, затушил сигарету и что-то сказал.

— Тому не нужно знать будущее, кто сам из будущего, — перевел зазывала.

Магик подошел к стене палатки, на которой на кожаных шнурках висели всякие безделицы, вырезанные из кости. Выбрал одну, подал мне, опять что-то сказал, после чего ушёл через тыльный выход.

— На вас смотрели и будут смотреть дурные глаза, — перевел зазывала. — Этот амулет до новой луны. Носите, поможет.

Мдя.

Колдовство.

Не хочется даже думать, чья кость пошла на амулет.

Буду надеяться, что коровья. Или овечья. Или это бивень древнего филиппинского слона.

— Почему этот шаман сказал, что ты из будущего? — спросила Лиса, глядя на меня подозрительно.

— Он всем нам сказал, — ответил я.

— Он разговаривал только с тобой!

— Горцы этого племени никогда не разговаривают с женщинами. Это у них табу.

— Сочиняешь, Чижик! Но предположим. Так почему — из будущего?

— Он нас узнал. О нас каждый день пишут и говорят. В газетах видел фотографию, телевизор смотрел.

— И что?

— Мы ведь из Советского Союза! Страны победившего социализма! Страны, где нет эксплуатации, где нет частной собственности, где в почёте люди труда, где всякий имеет жилище, работу и бесплатные образование со здравоохранением. Для Филиппин это далёкое будущее. А мы — его, будущего, посланцы.

— Допустим, допустим, — но мне показалось, что ответ мой её полностью не устроил. Неромантичный ответ. Вот если бы я был Человеком Из Будущего — в духе «Поиска»! На Машине Времени попавшем сюда — зачем?

Вот главнейший вопрос: зачем? Чтобы вместо Карпова стал чемпионом Чижик? А миропорядку не всё ли равно? Журнал «Поиск»? Хороший журнал, да, но отсутствие его, скорее, нелепость, и я её устранил, и только. Или вот мое намерение оборудовать больницу в Триполи? Но таких больниц по миру сотни и тысячи.

Искать ответ на подобные вопросы — всё равно, что искать смысл жизни. Человек — существо, на которое возложена ответственность. Каждый несет ответственность за свои собственные дела.

А дела у меня — так себе. Не скажу, что плохи, но хотелось бы большего. Нет, не проводить канализацию в больницы и школы, не покупать холодильники в дома престарелых и даже не превращать центральное нечерноземье в житницу. Всё это люди могут сделать — да и делают — сами. Я хочу сказать громко и внятно: у нас нет слуг. Сами и только сами. И поодиночке, и вместе. Делайте то, что велят ум, честь и совесть. А то, против чего ум, честь, и совесть восстают — не делайте.

В таком возвышенном расположении духа я и заказал ужин.

Да, все эти время, со дня четвертого поражения, я ужинаю у себя. И обедаю. И завтракаю. В компании Лисы и Пантеры. Для того, чтобы не растрачивать ментальную энергию — такова официальная версия. Да и неофициальная тоже. Не хочется никого видеть.

Антон ли прослушивал меня, кто иной, или это просто выдумка врагов — но окружение придется менять. Но не сейчас, а после матча. Как писал Пушкин Раевскому, «в благоустроенных государствах власть регулярно меняется по той же причине, по которой в благоустроенных семействах регулярно меняется бельё: чтобы не было дурного запаха и не заводились вши». Он знал, что его письма читает Бенкендорф, а, может, и сам Николай Павлович, но удержаться не мог. Может быть, даже и специально для них писал. «Легко и сладостно говорить правду в лицо царю»

После ужина Надежда сказала:

— Яков Владимирович спрашивает, когда он может поговорить с тобой.

В самом деле! Человек преодолел тысячи и тысячи километров по моему зову, а я…

— Завтра.