Евгений Таганов - Рыбья Кровь и княжна Страница 38

Отойдя на два стрелища, лодии вошли в неприметную протоку и чуть погодя, ткнувшись носами в песчаную полоску берега, остановились. Рядом находился невысокий глиняный обрыв. На него послали дозорных, чтобы наблюдать за всеми перемещениями ромеев. Вероятность того, что они попробуют атаковать, была очень мала, тем не менее князь приказал всем ратникам вместе с оружием и припасами перейти на берег и устраиваться на ночлег, не разжигая костров.

Потери на обеих лодиях составляли девять человек, еще столько же было ранено. Горшков с горючей смесью захватили много, но лишь два десятка сумели донести в целости и сохранности. Пленные рассказали, что они вовсе не собирались сражаться с липовцами, а просто хотели направить воинственного князя в нужном им направлении, для чего именно на их биреме находились полторы тысячи золотых солидов. Разумеется, нападавшим они так и не достались. Но и без этого дарникцы считали себя истинными победителями, которым есть чем гордиться. Кто-то сумел раздобыть ромейский шлем с высоким султаном, кто-то щит, меч или лук и радовался им больше, чем шкатулке с золотом. Трусоватого, осторожного Корнея было не узнать.

— Я читал один свиток, где говорилось, что война богомерзкое и человекопротивное дело, — болтливой сорокой рассыпался он. — Сам тоже так думал. А, оказывается, видеть чужую кровожадность и самому быть кровожадным еще лучше, чем с девками любовь крутить!

— Ну так выбирай себе ватагу по вкусу — и вперед за кровожадностью! — поощрил князь.

— А как же ты без меня? Не заскучаешь? — Корней лихорадочно соображал: не прогадать бы.

Но Дарник уже отошел к другим воинам.

На рассвете дозорные разбудили князя, чтобы сообщить: ромеи уходят. Поднявшись на обрыв, Рыбья Кровь увидел, как биремы, загребая двумя рядами весел, ходко идут вниз по течению, к одной из них на длинном тросе был привязан обгоревший остов запасной биремы. «А как же погребение убитых?» — вертелось на языке у Молодого Хозяина. Он рассчитывал, когда ромеи пристанут к берегу для большого погребального костра, снова атаковать их. Но они просто уплывали прочь, наверное, желая побыстрей доставить своих убитых и раненых в Урган.

Просыпающийся стан наполнялся веселыми возгласами и смехом, узнавая, что противник позорно бежал, воины еще сильней, чем ночью, ощущали себя героями. Каждый хвастал своими подвигами, без смущения признаваясь в собственном промахе или неловкости — ведь у ромеев таких промахов было в десяток раз больше.

— Это я поджег бирему! — убеждал князя Корней. — Неужели и сейчас медной фалеры не заслужил?

— Пока только четверть фалеры. Еще три подвига с тебя, — еле отмахивался от него Дарник.

Послав берегом гонцов в основной стан, Рыбья Кровь велел готовить костер для своих убитых. Полусотские лодий спрашивали о дальнейших действиях:

— Будем ли преследовать биремы или нет?

— Мы же торговать пришли, не воевать, — отвечал им, улыбаясь, князь.

Полусотские не обижались — незнание ближайших планов давало им еще большую пищу для любых предположений. Вскоре прибыли основные силы флотилии, получив от разведчиков целый поток рассказов о ночных событиях. На пленных ромеев все посматривали как на диковинных зверьков: так вот как выглядят прославленные мореходы, не дающие никому спуску в южных морях! Дарник был доволен: страха перед огнедышащими биремами у липовцев значительно поубавилось.

— Ты забыл, что урганцы ждут еще три биремы из Таврики, — напомнил князю Буртым, в отсутствие Меченого ставший главным хорунжим. — На открытой воде они нас быстро догонят.

— Попробуем, чтобы не стали догонять, — решил Рыбья Кровь и сел писать покаянное послание урганскому стратигу. Мол, приняли в темноте их суда за хазарские биремы и вообще собираемся идти в мятежную Лазику, а не в Урган. Лазикское царство на восточном побережье Русского моря то становилось союзником Романии, то отпадало от нее, поэтому любой набег на него был ромеям только на пользу.

Встретив на основном русле реки два купеческих каравана, идущих в разные направления, Дарник с караваном в Урган направил одного из пленных ромеев с посланием стратигу, а с караваном в Корояк — нескольких раненых и второго пленного — пусть прибудут в Липов с вестью об их первой победе. Причем первому отпущенному пленнику князь сообщил, что привезет его сослуживца в Урган сам.

По протокам дельты Танаиса продвигались прежним порядком: впереди разведывательный отряд, позади все остальные лодии. Наконец река кончилась и вся водная гладь безбрежно распахнулась вокруг на десятки верст. Качка, и та пошла совсем другая. Ромейских бирем видно не было, но и без них в сердце Дарника закралась непривычная робость. Ему много приходилось слышать, что суда на море беспрестанно тонут, но в сознание это как-то особенно не проникало: кто-то тонет, а кто-то нет, и уж он точно никогда не потонет. Сейчас этой уверенности вдруг сильно поубавилось. Прежде суеверных людей Дарнику понять до конца не удавалось, все казалось, что те просто придумали себе какую-то игру и играются в детские страхи и приметы. Самолюбие не позволяло считать себя ничтожной песчинкой на ветру, и лишь здесь, на еще совсем гладкой морской поверхности, он ощутил в полной мере всю свою малость и беззащитность. Равнодушной и безжалостной выглядела простиравшаяся вокруг бездонная толща воды, от которой его отделяли несколько тонких досок обшивки лодии.

— Что, ты тоже забоялся? — сунулся к князю догадливый Корней. Перейдя в камнеметчики, он все равно продолжал держаться возле Молодого Хозяина. — То ли будет, когда ветерок поднимется? Это Сурожское море еще самое тихое, а на Русском такие бури бывают, только держись.

Рыбья Кровь молчал. Едва ему напомнили о собственном страхе, как он тут же усилием воли перевел его на другое: я боюсь, потому что не знаю, как управлять на море своими лодиями. Действительно, на реке с передачей сигналов вдоль узкого русла было достаточно просто. Но как быть с судами, рассыпанными по широкому пространству? Особенно если придется на кого-то нападать или совершать боевое маневрирование?

Отплыв с десяток верст от устья реки вдоль морского побережья, Дарник со своими беспарусными лодиями причалил к берегу. Вскоре рядом уткнулись носами в гальку и остальные суда. На ромейских биремах управление велось с помощью разноцветных флажков. Их сигналы князь предусмотрительно еще в Липове выписал в отдельный свиток. Но заранее обучал полусотских лодий лишь с их небольшой частью — неизвестно было, дойдут ли они вообще до моря или нет. Теперь настала пора ознакомить воевод с их полным списком. Писари взялись за перья и живо переписали ромейские морские сигналы на девятнадцать свитков для всех судов.

Договорились и о главном способе действий пятью отрядами-звеньями: два начинают, два чуть позже помогают, а пятый прикрывает отход или наносит завершающий удар. Командовать первыми двумя отрядами будет Буртым, вторыми двумя сотский Сечень, а пятым сам Дарник или Лисич, если князь вздумает снова плыть с разведочными лодиями. Во время походного строя впереди идет отряд князя, при столкновении с большими силами неприятеля он остается на месте, а его с двух сторон обтекают звенья Буртыма и Сеченя. Все трофейные горшки с ромейским огнем сосредоточили на двух дракарах Буртыма, чтобы весомей была вторая волна нападения.

Получив столь ясные и четкие распоряжения, липовские воеводы заметно приободрились: значит, их князь и на море знает как надо действовать.

— А если какая лодия начнет тонуть, что лучше: ее спасать или продолжать бой? — спросил один из полусотских.

— Я пошлю ее спасать из своего звена, — отвечал ему Дарник.

Снова перейдя на головной дракар, он почувствовал себя чуть уверенней и, дабы еще сильнее отвлечься, время от времени поднимал всевозможные сигналы на своей мачте, чтобы хоть чуть-чуть приучить флотилию к походным перестроениям. Плыли на юго-запад, все время держась близ суши. Обильная растительность речного берега сменилась куцыми лесными островками приморской степи. Часто невольно оглядывались назад: нет ли преследующих бирем?

Бывалый арс-проводник рассказывал князю про Таматарху — город у пролива в Русское море. Сколько раз ромеи, хазары и аланы захватывали его и всякий раз отпускали на вольное правление — не в силах были справиться с ежедневными десятками судебных тяжб между собой торговых людей. Хлебнув уже как следует судебной власти в Липове, Рыбья Кровь понятливо усмехался: кому охота сильно вникать в обвесы и обсчеты. Да и при получении податей с такого жулья всегда сам будешь чувствовать себя внакладе.

— Зато вольное положение Таматархи сделало ее лучшим пристанищем всего сброда обоих морей, — добавлял арс, — и местом, где заключались предварительные договоренности между близлежащими странами и княжествами.