Анатолий Матвиенко - На службе зла. Вызываю огонь на себя Страница 38

Над Европой установилась прекрасная для конца августа погода. Парижане, берлинцы, варшавяне и москвичи беззаботно ловили последние дни лета, не придавая значения тревожным газетным заголовкам и не догадываясь, что мировые часы вошли в режим безжалостного обратного отсчета перед началом глобальной бойни.

— Герр Александер, у нас появились серьезные проблемы. Британский парламент ратифицировал конвенцию о военной помощи с Польшей, Гитлер снова изменил срок начала боевых операций. Теперь ждем 1 сентября.

— И нет уверенности, что в сентябре война начнется. Плохо.

Марсианин углубился в изучение графиков и таблиц, которые нарисовала машина. Многие считают, что если войска выведены к границе, до каждого командира части доведены ближайшие цели на территории врага и установлено время открытия огня, война неизбежна. Чушь. Любую кампанию можно остановить в последний момент. Даже если стоп-команда не дойдет до отдельно взятого командира, его действия можно списать на сумасшествие и самодеятельность, а также примерно наказать, принеся извинения несостоявшемуся противнику. Хуже, если неприятельская армия отмобилизована и готова к контрудару. Тогда скопление войск по ту сторону границы вполне может считаться поводом для войны, а удар по отводимым от первоначальных рубежей соединениям может статься крайне неприятным.

Но Польша дремала, чувствуя себя в сравнительной безопасности за широкой англо-французской спиной, объявленная было мобилизация прекращена: не будет же Гитлер из-за Данцига и поморского коридора воевать с крупнейшими странами Европы. Шауфенбах изобретал способы нарушить польский сон самым беспардонным образом.

— Владимир Павлович, агенту «Лодочник» предстоит поработать на два направления — немецкое и русское.

— Думаете, мне поверят?

— Одному вам — нет. Но если развединформация, пусть даже из сомнительного источника, подтверждается другими данными, то совсем другое дело. Тем более что русские получат фотокопию важного документа. Ну и Юрченкову придется внести посильный вклад. Плюс пару-другую дополнительных акций.

— Вы убеждены, что для избавления фюрера от колебаний достаточно легкого толчка?

— Именно. И мы организуем этот толчок всеми возможными средствами.

Советский военный атташе парижской дипмиссии не захотел идти на контакт с давно не используемой агентурой, происхождение которой — белоэмигрантские круги — дурно пахло и могло обернуться нешуточными обвинениями в ведомстве Берии по возвращении в Москву. Не имея возможности переговорить с русскими дипломатами-разведчиками, Никольский к фотографии приложил донесение, отпечатанное на машинке.

Поразительно, но фотокопия секретного дополнения к британо-польским договоренностям не была продуктом техники пришельцев, намного опередившей земную. Шауфенбах установил теплые отношения с обоими британскими спецслужбами — MI-5 и MI-6. Оттуда и поступила достоверная информация, что Великобритания пальцем о палец не ударит, когда германские танки двинут на Варшаву.

Теплый вечер на Елисейских Полях. Каштаны давно отцвели, но зеленые кроны благородных деревьев, которым рано по-осеннему желтеть, создавали непередаваемый уют. Свою лепту в атмосферу покоя и умиротворенности вносили живописные кафешки на открытом воздухе, с первыми сумерками зажглись огни многочисленных модных магазинов. «Не может быть, что очень скоро вспыхнет война, которая неизбежно тем или иным образом затронет французскую столицу», — думал Никольский. Самое ужасное, что именно его действия приближают начало войны.

Секретарь советского посольства, скорее всего какой-нибудь лейтенант госбезопасности, нарисовался метрах в пятидесяти справа и неторопливо фланировал в сторону скамьи, на которой сидел человек в гриме и с бородкой, придававшими бывшему белогвардейцу его истинный возраст, исходя из 1873 года рождения. Кроме дипломата на бульваре прогуливались двое наблюдателей, дорогие парижские костюмы которых никак не могли скрыть пролетарское происхождение. Ежовская чистка рядов внешней разведки и последующий отстрел ежовцев неизбежно сказались на качестве кадров НКВД. Остальных государственных служб СССР — тоже.

Когда до русского агента осталось метров пятнадцать, Никольский встал, тяжело опираясь на трость, и медленно тронулся в противоположную сторону. Неловко уроненная старческими руками газета «Ле Фигаро», свернутая в трубку, осталась лежать меж скамьей и урной.

Пока секретарь изображал пантомиму, присев на место старика, уронив туда же свою газету и подняв обе, топтуны на разных сторонах улицы вели Никольского. Вероятно, хотели вызнать лежбище одного из последних представителей белоэмигрантского актива.

Неторопливо дошлепав до угла, пожилой игрок в шпионские игры сел в такси, по странной случайности за рулем которого оказался Давид. Для полноценной слежки за транспортом у русских просто не хватало ресурсов. Когда отсутствие «хвоста» стало очевидным, Никольский в том же архаичном виде встретился с германским офицером и вручил ему пакет, сопроводив словами, что истинные патриоты России не забыли польских зверств 1919-го и 1920 годов, а души десятков тысяч убиенных русских пленных взывают об отмщении. Нацист, естественно, не обещал немедленной мести, но обязался передать информацию наверх. Обмен несколькими телефонами, и у «группы истинных патриотов» образовалась возможность связи с абвером.

В течение суток адмирал Канарис доложил, что французская резидентура абвера добыла информацию об обращении британского военного командования к польскому главнокомандующему маршалу Эдварду Рыдз-Смиглы. Только что ратифицировавшие в парламенте гарантии польской безопасности, британцы без тени смущения предлагали до начала боевых действий передать им польский флот, так как он гораздо слабее Кригсмарине, неизбежно будет потоплен или попадет к врагу. Сильнейший в мире флот — Роял Нави — оставался, главным образом, на своей главной базе в Скапа-Флоу. Не отменялись отпуска, в открытом море находились лишь небольшие корабли, патрулировавшие у британских берегов по нормам мирного времени. Флот «гарантов» польской независимости не собирался воевать в ближайшие месяцы.

О демонстративном бездействии англичан знали и русские. Но лишь они получили британский документ, свидетельствующий, что Альбион договорился с поляками «защищать» их от агрессии со стороны Германии. Но не других стран, включая СССР. Британцы тем самым послали в Советский Союз новый сигнал — они готовы закрыть глаза на любые действия Советов, лишь бы они в максимально короткие сроки вылились в войну с нацистами.

Утром 28 августа взъерошенный, небритый и со сдвинутым набок галстуком Юрченков в амплуа шансонье и предсказателя Рожэ Бонтана давал показания штурмбаннфюреру СС. Предупрежденный офицерами Аненербе, что нельзя шокировать немецкую публику неутвержденными начальством пророчествами, провидец взахлеб рассказывал о мистическом переживании. Ночью увидел танковую колонну вермахта и дорожный указатель на перекрестке — прямо Варшава, направо Краков. Эсэсовец с серьезнейшим видом законспектировал предсказательский бред, похвалил за своевременное информирование и категорически запретил хоть слово из этого произносить со сцены во время вечернего выступления в Гамбурге. Пророчества про геморрой тети Песи и цирроз печени пана Тадеуша — сколько угодно. Но не про германскую армию на польских дорогах.

Демарш Юрченкова-Бонтана был, видимо, той песчинкой, которая в гениальной и безумной голове фюрера покачнула чашу весов в сторону решения о начале операции «Вайс». Срок нападения на Польшу изменен не был.

Как ни цинично об этом говорить, война имеет множество положительных черт по сравнению с подковерной возней. Война честнее. Враг виден в прицел, его не нужно вычислять среди дипломатично улыбающихся лиц. Многое становится на свои места.

Поэтому с началом вторжения переговорная активность в Европе ослабла. Собирая сообщения о гневно надутых щеках французских и британских руководителей, аналитики Шауфенбаха делали ставки — будет ли объявлена война Германии. Давид проиграл, 3 сентября 1939 года Соединенное Королевство и Французская Республика официально заявили о начале войны с Германией.

7 сентября части двух французских армий перешли германскую границу и начали наступление в районе Саара. Не встретив ни единого немецкого солдата, французы гордо возвестили о победе и… вернулись домой. Британцы, верные союзническим обязательствам, чуть позднее начали бомбить Германию. От их налетов не погиб ни один человек. С самолетов сыпались не бомбы, а листовки, объясняющие, что с войной неловко как-то получилось, и призывающие германцев отказаться от ее продолжения. Понятно, что эффект от авиавылетов не покрыл даже стоимости спаленного бензина. Люфтваффе не сбивало британские самолеты — у немцев на востоке были дела поважнее.