Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса Страница 38

Размышления над этим вопросом явно затягивались, и Макс, воспользовавшись минутами затишья, взялся за приготовление обеда. Нехитрые продукты сейчас в его руках приобретали какие-то особенные свойства. Суп, сваренный из тушенки и круп, сдобренный засушенным укропом, резкий пряный запах которого разлетелся едва ли не по всему саркофагу, казался чем-то уже давно забытым и неповторимо вкусным. Несмотря на то, что такую еду они готовили почти каждый день, сегодня результат превзошел все возможные ожидания. От этого супа пахло домом. И на мгновения даже казалось, что их окружают не холодные своды арки, а родные стены. Макс будто вложил в это блюдо все тепло своей души, которое скрывалось за холодной внешностью. В нем еще что-то жило, что-то заставляло его двигаться дальше, и он упрямо продолжал идти вперед по своему собственному пути. К тому же его логика была достаточно проста – в радиационное поле, как и на мороз, лучше идти сытым и хотя бы от этого довольным. Голод и слабость в этой ситуации могут сыграть злую шутку.

– Я к таким полевым обедам лет двадцать назад привык. Как сюда приехал, с тех пор других и не бывало, – неуверенно начал Макс, когда они принялись есть суп. – Мы даже иногда местную рыбу ловили. Знатная была рыбешка, да и грибами не брезговали… И мне все это нравилось. Я тогда бежал от себя, да многие бежали сюда, в Чернобыль от проблем повседневной жизни. Кто-то отсюда стремился уехать, а я и такие, как я, в зону ЧАЭС. Здесь все было другим: и воздух, и вода, да и сама атмосфера жизни. У меня в Москве сын оставался, но он едва ли знал о моем существовании, и жена… Она, наверное, просто предпочитала не вспоминать обо мне. Все осталось там. Но если вдруг нам удастся сделать то, что мы задумали, если мы сможем дать тому погибшему человечеству шанс уцелеть, я искуплю свою вину перед ними. Как ни крути, у меня больше никого нет, и все что я сделаю, я сделаю ради них.

Алекс понимающе кивнул. Каждый день, подолгу ворочаясь перед сном, он пытался переосмыслить, переоценить свою жизнь. Но каждый день он понимал, что иного пути у него просто не было и нет. Он шел, следуя некоему провидению судьбы, перебирая в руках нить, приведшую его в эту самую точку и давшую ему веру в то, что он должен дать человечеству второй шанс и будущее своим близким. И если бы он знал заранее, что все сложится именно так, то он сделал бы всего две вещи – сохранил свою семью и посадил дерево. Да, именно…посадил дерево, которое, возможно, бы дало шанс однажды возродиться новому лесу. Но иногда он вдруг шел по пути самообмана, убеждая себя в том, что его семья все же еще жива, они радуются каждому дню, там, в прошлом, которое все еще существует.

– Алекс, мы с тобой много говорили о времени, – выдержав паузу, проговорил Макс, то ли так странно продолжая начатую мысль, то ли уводя разговор в какую-то другую сторону, – я хочу, чтобы ты понял главное, удастся нам реализовать задуманное или не удастся, мир продолжит существовать и без человека – так было до него и так будет после. И в том, что он не будет населен Homo Sapiens, ничего по большому счету не изменить, кроме лишь одного – он утратит свою разумность. Не знаю, хорошо ли это или плохо, но так будет. Мы слишком привыкли мыслить антропоцентрично. А ведь по большому счету, в пределах Вселенной наша катастрофа ничтожна. Хотя мне все-таки кажется, что человек все еще не выполнил своего глобального предназначения в этом мире. Оно выше нашего понимания, оно скрыто… Наше предназначение и предназначение этого места вполне четко определено, и мы должны любой ценой попытаться его выполнить… Хотя я почти уверен, что мы лишь промежуточный вид на планете, который станет прародителем более совершенного человека и, возможно, способного жить в радиационной среде. Ну ладно, что-то я разговорился, давай спать. Подъем в восемь утра.

– Но как же быть с точкой возврата? – вновь заговорил о деле Алекс.

– Я все придумал. Утром. Все расскажу утром. А сейчас спать, – как-то особенно устало проговорил Макс.

Когда Алекс остался один, его не покидало ощущение того, что Макс хотел сказать что-то большее, но не смог. От этого он засыпал в мучительной тревоге, и едва сомкнув глаза, открывал их, озираясь по сторонам. Но усталость вскоре взяла свое, и он провалился в сон.

Утро наступило неожиданным болезненно-тревожным пробуждением. Алекс даже некоторое время поворочался, прежде чем, открыв глаза, вспомнил, что ждало его уже через несколько часов. Макс уже примерял свое одеяние, неловкими движениями оценивая возможности в нем.

– Буду как глубоководный водолаз, ни шагу в сторону, – усмехнулся он, увидев заспанного и еще не совсем пришедшего в себя Алекса.

– Так откуда выходить собрался? – этот вопрос возник у него в первую очередь.

– Пойду через машинный зал, там проход не герметично закрыт, судя по всему, и оттуда немного фонит. Но тебе придется закрыть его за мной и загерметизировать как следует.

– Правильно, я тоже об этом подумал. Там как раз очень удачный закуток, который не даст радиации распространиться дальше, и мы сможем это место сделать выходным шлюзом. Но заходить назад через него не получится, потому что до ближайшего пункта санитарной обработки слишком далеко, и если ты весь грязный пойдешь через коридор в четвертый блок, то позже по этому коридору уже ходить будет нельзя без специальной защиты. К тому же, сам понимаешь, машинный зал – это относительно чистое место, занимающее среднее положение по состоянию облученности между промышленной площадкой арки и самим саркофагом. Не хочется его запачкать радиацией и еще черт знает чем, что притащишь с собой снаружи на костюме.

– Это верно, поэтому заходить я буду с другой стороны, через третий энергоблок. Так я обойду арку почти полностью. Заодно осмотрю соседнее сооружение, а потом, пройдя по «золотому коридору», который соединяет все строения ЧАЭС, я попаду практически сразу к санитарному блоку. Верхнюю одежду оставлю там. Да и вообще посмотрю, может, в следующий раз выходить будет лучше через тот проход. Но сейчас пойду так, как проговорили. Ну что, ты готов?

– Готов, – Алекс кивнул в ответ.

– Тогда одевайся. – Макс протянул ему костюм химической защиты, сложенный в грязно-зеленый рюкзак. – Тебе придется тоже одеться, потому что иначе ты не сможешь закрыть проход. Когда закроешь его, снимай и иди к точке входа. Жди меня там, я буду тебе постоянно рассказывать о том, что вижу, и как себя чувствую…

Спустя полчаса лицо Макса скрывала маска изолирующего противогаза, поверх которого был наброшен капюшон халата химической защиты. Остальную же часть прорезиненного костюма окутывали ватные куртки и штаны, которые теперь играли роль своего рода ловушек для зараженной пыли. Освинцованная подошва при каждом шаге издавала лязг, похожий на скрежет металла по стеклу. Чем-то Макс сейчас походил на астронавта, готовящегося к высадке на Луну. Собственно, то, что ждало его снаружи, немногим отличалось от условий лунной поверхности по своей неизведанности. Это был абсолютно новый мир, не знакомый ранее людям, который теперь нужно было познать заново. Это была не их планета… На ней царили другие законы и правила. Но самое главное, человеку вновь нужно было попытаться отыскать свое место, если оно, конечно, для него все еще найдется на поруганной планете Земля.

Странный внешний вид Макса мог рассмешить кого угодно, но сейчас было не до смеха. Пару раз Алекс попытался пошутить, но едва ли кто-то из них двоих мог по-настоящему улыбнуться. Любое, даже небольшое количество оборудования, нагроможденное на бесформенное одеяние, приводило к невыносимой скованности движений и потере устойчивости. Уже через несколько минут по всему телу огненными струями бежал пот. Дышать, видеть, слышать становилось и вовсе сложно несмотря на то, что все органы восприятия были напряжены до предела. Кончики пальцев под несколькими парами перчаток, казалось, теряли свою природную чувствительность, будто на время отмирая. Это обмундирование ни коим образом не могло предназначаться для работы в тех экстремальных условиях, в которых он вот-вот окажется, но другого выхода просто не было. Человечество так и не сумело создать идеальной защиты.

От всего этого оптимизма у Макса действительно убавилось – даже в самых страшных мыслях о происходящем снаружи он не мог себе представить, что выход из укрытия окажется настолько сложной процедурой. И теперь ему становилось по-настоящему страшно. Но боялся он не за свою жизнь, а за ту идею, которая могла в одно мгновение погибнуть вместе с ним.

Макс по старой привычке попрыгал на месте, в очередной раз проверяя крепление оборудования. Он всегда так поступал еще со времен своих походов в саркофаг в первый период ликвидации аварии на атомной станции, но и теперь этот опыт оказался очень кстати.

Концентрация мыслей достигала предела. Напряжение, повисшее в воздухе, ощущалось почти физически. Макс то и дело представлял себе каждую деталь маршрута, проговаривая свои действия. Алексу казалось, что он нарочно медлит, все дальше отодвигая время и тот момент, когда он окажется снаружи. Он будто что-то забывал, замерев, спохватывался и через доли секунды вновь продолжал движение к выходу.