Колдун 3 - Кай Вэрди Страница 38

все, на что падал взгляд. Давно были сорваны шторы, перебита посуда, переломаны кухонные шкафы, рассыпано по полу их содержимое. Пил он теперь прямо из горла, сидя на полу — ни одной целой табуретки не осталось. Спал там же, просто заваливаясь на пол, дойдя до невменяемого состояния. Нетронутой оставалась комната — туда он не заходил. Словно была проведена черта, через которую он не мог переступить.

Пьяное безумие продолжалось до тех пор, пока он вдруг не начал захлебываться ледяной водой, а грубая, жесткая рука не позволяла поднять голову, пока другая безжалостно елозила по его лицу. В какой-то момент Мишка начал активно сопротивляться, вырываясь.

— Пусти!.. — прохрипел-пробулькал он, опираясь руками в край ванны и пытаясь подняться.

— Очухался наконец, алкаш-недоучка? — раздалось сзади.

Мишка, отплевываясь и отдуваясь, сполз на пол, протирая залитые водой глаза. Перед ним маячила нога, обутая в кирзовый сапог, а рядом с ней деревянный протез. Снова протерев глаза, Мишка медленно заскользил взглядом вверх, задирая голову.

— Петр? — изумленно выдохнул он, глядя на стоявшего перед ним Петра со сложенными на груди руками.

Глава 16

— От Мишки письма не было? — отправляя ложку в рот, спросил Петр у Веры.

— Нет… Сегодня на почту специально заходила, спрашивала, — присаживаясь за стол, подперла щеку рукой Вера. — Петь, ты кроватку-то когда доделаешь? Мне уж скоро рожать… Куда малышку-то класть будем? Да и перегородку надо бы поставить. Негоже Лизоньке с мальчишками в одной комнате… Девочка все же. Да и большая уже, тринадцатый год уж.

— Завтрева, — откусывая хлеб, отозвался он. — А перегородку… Еще одну? Надоть к директору сходить, спросить, можно ли. Общежитие все же…

— Когда уже тебе квартиру-то дадут… — вздохнула женщина. — Пятого ждем…

— Когда дадут, тогда дадут, — проворчал мужчина, собирая хлебом последние капли супа в тарелке. — Спасибо, накормила. Супец отменный, — встал он и, обойдя стол, поцеловал жену в макушку, погладив сильно выступающий живот. — Дети-то спят ужо?

— Спят, — кивнула Вера. — Насилу угомонила. Всё тебя ждали. Ни в какую спать идти не хотели. Нам, говорят, папка обещался навес да стол с лавками во дворе поставить… И Лиза туда же… Девочка же, а за пацанами тянется. Сегодня с дерева едва уговорила спуститься. Сидит на ветке, чуть не на самой макушке, как воробушек, ногами болтает. Как увидала ее там, аж сердце захолонуло… — рассказывала женщина, следя глазами за перебиравшим инструменты в своем ящике мужем.

— На завтрева заказов не брал, — не отрываясь от копания в своем углу, отозвался Петр. — Сегодня долго провозился, конечно… Но и денег дали прилично. Кстати, там, в куртке, в кармане, возьми на хозяйство. Детям мож одежку али обувку какую купишь… — бормотал он, вытаскивая какие-то досточки и палочки. — Завтра сперва им во дворе стол да навес сколочу — взаправду обещал, да краску им дам, пущай сами шкурят да красят, чай руки имеются, а сам покуда кроватку сделаю для младенца. И почем ты знаешь, что девчушка будет? — поднял он на жену голову. — Мож, пацан родится?

— Да хватит ужо пацанов-то! Неуж троих тебе мало? — усмехнулась Вера, не собираясь признаваться в Мишкином предсказании. — Дай мне и Лизоньке сестричку родить.

— Ну, то не важно, — усмехнулся в усы Петр. — Коль пацан родится, дак чуть опосля еще разок попробуем девку оформить, — искоса глянул он на Веру веселым взглядом.

— Ишь умный какой, — всплеснула Вера руками. — Оформит он… А рожать кому? Я тебе оформлю… — пряча улыбку, добродушно проворчала она.

— Ну вот гляди, — раскладывая на полу не слишком длинные бруски, поднял он взгляд на жену. — Такая сойдет? Аль поболе сделать, на вырост?

— Мне там Машка матрас отдала, — поднялась Вера. — Хороший матрас, толстый, ватный. Вот если по нему кроватку бы изладить?

— Ну дак что же ты молчишь? — взгляд мужчины стал укоряющим. — А я тут голову ломаю… Ну-кась, не тянись, — прокряхтел он, вставая. — Как ты его туды запихала-то? Говорил ведь: не поднимай ничего, дитёнку навредишь, да и сама болеть станешь. А ну как роды раньше начнутся? Вот надо было его туда пихать? — ворчал он, доставая со шкафа скатанный и перевязанный матрас.

— Да я же не сама, Петь. То Машкин муж, Колька, его принес, да и спросил, куда положить. Ну а куда? Мешаться же везде станет. Ну я и попросила его на шкаф засунуть. Хоть место занимать не будет, — рассказывала Вера.

— Ну лады… — пробурчал Петр, отмеряя по расстеленному на полу матрасу бруски. — Эх… чутка не хватает… — расстроился он. — Ну ладно… Завтра с собой на работу мерку возьму, там к плотникам схожу, глядишь, выпрошу пару брусков. А нет, дак на обратном пути прикуплю. Вер, а ты завтрева на телеграф сходи, Мишке телеграмму дай, пускай отзовется! Что-то на душе у меня неспокойно… — присел он рядом с женой.

— Так может, сызнова письмо ему отписать? — нахмурилась женщина. — Может, не получил он твоего письма? Потому и молчит.

— Ну как хошь… Можешь и письмо отписать тоже. Но телеграмму все же дай. Пускай отзовется, — хмуро проговорил мужчина.

— А чего писать-то? — спросила Вера.

— Чего хошь, то и напиши, — ответил Петр, вставая. — Спать пошли, а то завтра вставать рано.

Две недели Петр не находил себе места. Мишке были отправлены уже пять телеграмм и два письма, а ответа все не было. С каждым днем мужчина становился все мрачнее и мрачнее. Надо бы было съездить к Мишкиным родителям, да узнать — может, переехали они с женой, а сообщить позабыли? Но верилось в то слабо. И к Егоровым съездить на выходных не вышло — Верунька рожать надумала. Ну куда ехать-то? Детей одних на целый день бросить? Костик с Ванюшкой да Лизавета уж большие, конечно — почти по тринадцать им, а Ванюшке и вовсе уж четырнадцать исполнилось, да все одно — душа-то болит. Да и за младшеньким, Павлушкой, коего Вера три года тому народила, кто приглядит? Лизонька умничка, матери во всем помогает: и по хозяйству, и с Павлушкой возится, да и мальчишки тоже не отстают, Вера последнее время только командует, что сделать надо, ребята все сами делают, берегут мать, но все ж дети они, одних оставить страшно.

В субботу он забрал Веру с дочкой из роддома. Но особой радости не испытывал — тревога покоя не давала. Давило что-то на душу, холодной лапой сердце сжимало. Весь вечер Вера косилась на мрачного, задумчивого мужа, и лишь ночью, припав ему на грудь, прошептала:

— Что тебя так тревожит-то? На Любашу едва взглянул… А ведь сколько ждал ее! Не