Валерий Елманов - Алатырь-камень Страница 39

– Перун за Всеведом спускается.

Первая молния, ударившая в самый центр огромного погребального костра, была бесшумной, и оттого еще более страшной. Затем последовал оглушительный раскат грома, и тут же сверкнула другая, почти совсем рядом с людьми, стоящими в безмолвном оцепенении. Но никто не то чтобы не стронулся с места – даже не пошевелился.

Вновь раскат, и вновь вспышка. Молнии били и били по всей поляне, словно искали что-то, а рыкающие на них громовые раскаты подхлестывали их, торопя и понукая. Затем сразу три молнии одновременно и точно ударили по поваленным дубам, и гиганты-деревья, будто только и ждали этого, разом вспыхнули и занялись высоким радостным пламенем. Жар от них был настолько силен, что все, не сговариваясь, дружно попятились назад, остановившись лишь через два десятка шагов.

– Ой, мама, – прошептал Радомир, указывая на небо.

Оттуда прямо на поляну с большой скоростью пикировало какое-то светящееся пятно. Оно спустилось прямо в центр погребального костра, к ветвям, на которых лежал Всевед, и теперь Константин отчетливо разглядел, что на самом деле это была женщина, огромная, ростом раза в три превышающая человеческий.

Гигантский плащ ослепительной белизны, будто огромное крыло неведомой птицы, развевался за ее спиной. Сама же она была в доспехах, от которых исходил нестерпимо яркий блеск. В руках женщина держала то ли кубок, то ли чашу.

– Сама Перуница [91] за дедуней пожаловала, – зачарованно прошептал Радомир.

– Не каждому вою и даже богатырю такой почет воздается, – вполголоса подтвердил Маньяк, не отрывая взгляда от погребального костра.

«Не может того быть, – возмутился Костин рассудок. – А ты гляделки-то открой получше, – язвительно усмехалось сердце. – Все равно не может, – упирался разум. – А ты вслух повтори это. Может, и папашку ее увидишь… перед смертью, – издевалось сердце. – Что я – дурак совсем, – обиженно проворчал разум и умолк, не зная, что еще возразить и как спорить с очевидным.

Женщина плавно приблизилась к Всеведу. Длинное белоснежное покрывало за ее плечами еще больше раздвоилось, и Константин вдруг понял, что нет у этого плаща сходства с крылом, потому что на самом деле это и есть крылья, которые сейчас нежно осеняли мертвого воина.

Затем она склонилась над Всеведом и, приподняв его голову, поднесла чашу, которую держала в руке, к губам волхва. Это длилось недолго, всего с минуту, не больше. И тут же могучий взмах крыльев, и вот она уже улетает прочь. Но улетает не одна, а со Всеведом, которого Перуница крепко держала за руку. Через пару-тройку секунд их очертания превратились в белое пятно, стремительно приближающееся к светящемуся центру небесной воронки. Затем оно влетело туда и вовсе исчезло из поля зрения.

Константин перевел взгляд на ветви – тело Всеведа по-прежнему лежало там.

«Наверное, и впрямь померещилось», – облегченно, но в то же время с каким-то разочарованием подумал он, зажмурился, но видение ослепительно белой крылатой девы в доспехах и с чашей в руке продолжало стоять перед глазами.

Константин украдкой взглянул на Радомира и ведьмака. Те, почувствовав на себе недоуменный взгляд, повернули к нему головы.

– Всевед сказывал, – тихо и певуче вымолвил Радомир, – что тот, кого Перуница поцелует, никогда не забудет сладости губ прекрасной девы, сколь бы лет он ни провел в ирие.

Константин с ведьмаком переглянулись. Им стало как-то грустно и невыразимо тоскливо.

– Я так мыслю, царь, что за тобой тоже эта златокудрая прилетит, – со вздохом заметил Маньяк. – А мне такого, знамо дело, не видать, – и тут же вздрогнул от звонкого голоса юного волхва.

– Забрал, забрал! – указывал Радомир на опустевшее сплетение ветвей, где мгновением раньше еще лежал Всевед.

«Может, он просто упал в огонь?» – мелькнула в голове Константина крамольная мысль.

Но тут же молния, на мгновение ослепив глаза, с силой шарахнула почти у самых ног Константина.

– Точно забрал! – громогласно согласился с Радомиром Константин и сглотнул слюну, ставшую почему-то кисло-металлической, осознав, что если не выкинет сомнений из головы, то следующая стрела Перуна придется точно в цель, а этой целью станет…

Додумывать ему почему-то не хотелось, тем более что если уж кому не увидать светлого ирия после ухода из этого мира, так это именно ему. Во-первых – христианин, пусть только по крещению, но тем не менее. Во-вторых, вечно во всем сомневается. А в-третьих, коли пришел он в этот мир невесть откуда, то и уйдет отсюда тоже неизвестно куда.

Да и куда ему в ирий, если он ухитрился столько всего натворить – как хорошего, так и плохого. Небесным судьям не один год придется взвешивать его поступки, чтобы определить, что именно перетягивает. Сам-то Константин был твердо уверен в том, что хорошего намного больше, но ведь ирий – он же для святых, то есть для тех, кто ухитряется делать только добро, а это настолько сложная штука, что ему самому такую премудрость не освоить вовек.

Подытоживая, можно смело констатировать, что в самом лучшем случае ему лично светило весьма длительное заключение в какой-нибудь камере, по принципу католического чистилища, а уж потом… Хотя нет, что будет потом, лучше и вовсе не задумываться.

Словно подтверждая этот глубокомысленный вывод, ему по носу шлепнула первая крупная капля дождя. Следом за ней – вторая, третья, и тут началось такое…

То, что хлестануло с небес, нельзя было назвать дождем. По сравнению с этой низвергающейся с неба рекой воды летний ливень был всего лишь мелкой осенней изморосью.

За считанные минуты останки гигантского костра были даже не погашены – залиты, причем с тройной перестраховкой, словно кто-то на небе опасался лесного пожара. Люди оказались мокрыми насквозь – не помог даже довольно-таки плотный зонтик из дубовых листьев.

Правда, лило недолго, от силы полчаса. Когда небо стало понемногу светлеть, над рощей уже шел обыкновенный сильный дождь, а вскоре прекратился и он. Причем как-то резко, вдруг, будто и не было его вовсе.

Импровизированный спектакль закончился, зрители начали покидать зал, но при этом никто не вымолвил ни слова – продолжало сказываться потрясение от увиденного.

–  Да шучу я, – несколько натужно улыбнулся Константин. – Юмор просто не совсем удачный. Не обращай внимания, – и он с фальшивой бодростью хлопнул Вячеслава по плечу.

–  Ты лучше скажи, что дальше делать будем? – поинтересовался тот. – Надо бы назад к развилке поворачивать, чтоб к Онегограду выйти. А то мы по этой дороге невесть куда забредем.

–  Каждая дорога куда-нибудь да выводит, иначе бы ее просто не было, – философски заметил Константин. – И вообще, возвращаться – дурная примета. Я думаю – поедем дальше.

–  Куда? – полюбопытствовал Вячеслав.

–  Вперед и только вперед, – последовал твердый ответ. – Погода чудесная, кони резвые. Авось донесут куда-нибудь.

Но кони весело неслись по просеке, неведомо кем прорубленной в лесу, только до полудня, а потом встали, причем резко.

Глава 8 Царское заклятье

Случилось это, когда вдали уже отчетливо завиднелся просвет – лес заканчивался. Карета неожиданно остановилась, и почти сразу к ней подскакал встревоженный десятник, возглавлявший передовой дозор.

–  Не идут кони, государь, – доложил он взволнованно. – Храпят, копытами бьют, а вперед ни в какую. Будто в стену мордами уперлись.

–  Может, волки? – неуверенно предположил Вячеслав.

–  Да нет. Тут иное. Не иначе как чары кто-то на нашу дорожку наложил, – опасливо озираясь и сам пугаясь собственной догадки, почти шепотом доложил десятник.

Константин неторопливо вышел из кареты и посмотрел вперед. В сотне метрах от него три самых настойчивых дружинника упрямо гнали коней на невидимую преграду. Лошади испуганно ржали, вставали на дыбы, но загадочный невидимый барьер штурмовать отказывались напрочь.

–  Может, ты в ответ свой наговор наложишь, государь? – невинно предложил Вячеслав, вылезший на белый свет следом за ним.

–  Издеваешься, – усмехнулся Константин.

–  Нет, – пожал плечами воевода. – Просто мне Николка Панин все уши прожужжал, как ты лихо вначале его заворожил, а потом вообще целую толпу. И вроде все до сих пор живы. Забыл, что ли?

–  Помню, – со вздохом отозвался Константин.

Это произошло в первый, если считать со времени нашествия туменов Субудая, мирный год. На всех границах воцарилось затишье.

Хорошую весть прислали и послы, отправленные в Венгрию. Они сообщали, что король Андрей II, который поначалу довольно-таки долго «серчал на Коломана, ныне совсем остыл и вошел в разум». Властитель Венгрии наконец-то понял, что довольно-таки дешево отделался, и принял решение больше не задевать могучего правителя, в силе которого он успел убедиться.