Михаил Ремер - Тайны митрополита Страница 39

– Приберись! – велел один из стражников, и та, не поднимая головы и размазывая кулачком слезы, принялась тереть доски валявшейся в углу онучей[83].

– Две недели тебе, Никола, пока Тверд придет. В помощь – девка дворовая да люди мои; растолкуют, что жениху знать надобно. Как брат старший прибудет, так сватов и отправляй! А ты, – обращаясь к девушке, продолжал муж, – у Николы остаешься! Его ты теперь! Все, Никола, – еще раз окинув взглядом хату, продолжал Дмитрий Иванович, – не потерплю больше отговорок! Мне твои диковины сейчас позарез нужны! И довольно делами бабьими заниматься!

– Княжича дашь когда? – не поднимая глаз, негромко отвечал Булыцкий.

– Чего?

– Княжича обещал наукам дать обучать, ежели все, как я сказал, будет. Тохтамыш ушел, да я обещанного не получил.

– Клонишь к чему? – оскалился в ответ князь. – Княжье слово, что не стоит ничего, а? Ты простых учи; знаю, успел уже отличиться, – усмехнулся тот, видя недоумение пенсионера. – Не тебе одному ведать все. Васька! С завтрашнего дня у Николы грамоте да счету обучаться будешь. Киприан присмотрит. – Он встал, показывая, что разговор окончен, и вышел прочь из дому. За ним исчезли в дверях и Василий Дмитриевич, и оба воеводы.

Восьмая часть

– Да что же это творится-то?! – едва лишь хлопнула входная дверь, Булыцкий без сил опустился на скамейку. – Да уйди ты, Матрена! – рявкнул он на ползающую по полу заплаканную девушку. – Сам управлюсь. – Та, разревевшись, поднялась на ноги и, закрыв лицо руками, отбежала в один из углов хаты. – Вот пропасть-то! – заворчал тот, зло пиная тряпку. – Ты-то чего? – попытался он успокоить безудержно ревевшую девушку. – Ну, хватит тебе! Ну, наорал, и что теперь? Мне, вон, причуды все ваши вот уже где, – рубанул он себя по горлу. – Мне оно на что все?! За грехи какие? Да угомонись ты!!! – видя, что девушка даже и не слушает его, в сердцах проорал тот. – Развели балаган, а я тут при чем?!! – В ответ та разрыдалась еще сильнее. – Так, – тяжело выдохнул Булыцкий, – а ну, пошли! – Бесцеремонно схватив Матрену за локоть, тот, словно куклу безвольную, поволок за собой девицу прочь из дома.

– Куда?! – прямо у порога уперся он в дружинника.

– Кто такой?! – сверкнув глазами, прорычал в ответ тот.

– Не велено! Князь запретил, – равнодушно отвечал ратный муж.

– Чего?!! – выдохнул пенсионер и, отшвырнув в сторону девушку, не дожидаясь ответа, резко подался вперед, со всего размаху жахнув незадачливого охранника коленом в солнечное сплетение. – Поди прочь! – широко замахнувшись и со всей дури обрушивая на спину согнувшегося дружинника собранные замком руки, прохрипел он. Впрочем, и дружинник оказался орешком крепким. Ухитрившись сохранить равновесие, он подался вперед и, обхватив задыхающегося от напряжения и гнева противника, попытался повалить его на снег. Неожиданно ловко извернувшись, преподаватель вырвался из цепких объятий и, впившись обеими руками в кисть стражника, крутанул ее, изо всех сил швыряя взвывшего от боли мужика прямо мордой в деревянную стену. С глухим стуком врезавшись в одно из бревен, дружинник со стоном сполз на снег. Этот же выпад лишил преподавателя последних сил, и он, схватившись за грудину, сам тяжко свалился в снег. Ярость улетучилась вместе с этим взрывом, оставив пустоту какую-то, а тут еще и сердце хватануло, да так, что аж дыхание перехватило да в глазах потемнело. Тяжко повалившись, он жадно, словно выброшенная на берег рыба, принялся хватать воздух ртом.

– Ах ты шельма! Уж я тебя! – Пришедший в себя дружинник зло пнул Булыцкого, целясь аккурат по ребрам. И хотя удар этот был не так и силен, корчившемуся в судороге пенсионеру хватило и этого; и без того сбитое дыхание перехватило, и кто его знает, чем бы закончилась эта потасовка, если бы между дерущимися не вклинились стражники Донского.

– Ну, что в этот раз учудил?! – вырос рядом князь. – Уйти не успел, а ты уже чудишь.

– Так и ты чудишь!

– В чужой монастырь с уставом своим не ходят. Ведаешь или нет?

– Ведаю.

– Так вот, Никола, мне что нужно, я уже сказал: да диковины, да ремесла. Да от Киприана тебя уберечь; вон с женкой тетешкайся, а владыку мне в покое оставь. Ему благочинство нужно, да чтобы без смут. А тебе, – ткнул он пальцем прямо в пенсионера, – почет, да чтобы приглядеть за тобой кому было на старости лет. И не думай, что бабу найдешь лучше. Ты здесь – чужеродец без роду и племени, и разве что и светит тебе, так это девка дворовая или вдова безродная. Тверд же – человек при князе. И ты, – Дмитрий Иванович присел, так, чтобы глядеть прямо в глаза осевшему на снег собеседнику, – человек при князе, – с нажимом продолжал он. – И если милость какая тебе сейчас оказана – не понимаешь, так я по-другому растолкую.

– Не надо, – мотнул головой Николай Сергеевич.

– Вот и ладно, – отряхивая с колен снег, поднялся Дмитрий. – Артачиться еще будешь?

– Нет, – выдохнул Булыцкий.

– Готовь сватов. – Развернувшись, князь пошагал прочь, оставив трясущегося в беззвучном плаче трудовика.

В тот вечер он ох как надрался! Смахнув со стола кусок льняной материи, скатертью служившей, он с грохотом поставил на крышку стола увесистый бочонок. Распечатав его, он методично, кружка за кружкой, принялся за его содержимое. И вроде и выпил немного, да и напиток был крепости небольшой, да все равно, еще там, дома, отвыкшему от спиртного в любом его виде мужчине немного потребовалось, чтобы напиться вдрызг. Вот только облегчения это не дало никакого. Напротив, скопившаяся злоба вперемешку с усталостью потребовали немедленного выхода. Тяжко поднявшись на ноги, трудовик принялся озираться по сторонам, словно бы решая: а на чем бы ему сорваться? Что разгромить? На что вылить гнев? Вот тут и попадись на глаза ему Матрена. Невесть зачем заглянувшая в комнату, она едва не стала жертвой разошедшегося пенсионера. Хоть и немолод, да хмель в голову, а в ребро – бес. Подавшись вперед, Николай Сергеевич, что-то там мыча, ринулся на покорно поникшую девушку, и одним движением сгребая ее, словно тряпичную куклу и дрожащими руками пытаясь разодрать платье. Не добившись желаемого, он бесцеремонно швырнул ее на лавку.

– Никола! – взвизгнула от боли та.

– Что? Знать хотите, как оно там, в грядущем?! – покачиваясь, проорал пенсионер. – А все так же! – Покачнувшись, тот неуверенно двинул на сжавшуюся в комочек Матрену. – Каждому – что зверь в клетке! Потешить! Кому сплясать, кому зубы показать, кому на бубне сыграть!!! Тебе чего надобно?!! Чего увидеть хочешь, а?!! Для тебя – тоже диковина, да ведь?!! Чего замолкла?!! – шаг за шагом надвигаясь на перепуганную девицу, хрипел тот. – Отвечай!!! – Резко подавшись вперед, тот попытался схватить ее за ворот платья, да, промахнувшись, сделал по инерции несколько неверных шагов вперед и, шагов, налетел на лавку со стоящей на ней кадкой с водой. – Ох, мать! – Не удержав равновесия, Николай Сергеевич с грохотом повалился на пол, на ходу сшибая емкость и проливая на себя ледяную воду. Этот душ разом освежил разбушевавшегося трудовика, приводя того в чувства.

– Никола? – отфыркавшись, услыхал он дрожащий голос девушки.

– Матрена? – От неожиданности стушевавшись, пробормотал Николай Сергеевич. Затем, смахнув с глаз космы, обалдело уставился на бывшую жертву. – Ушиблась, что ли?

– Ушиблась, – пискнула в ответ та.

– Боязно, да, – встряхивая головой и поднимаясь на ноги, хрипло выдохнул он. – А мне, знаешь, каково, а? – Сообразив, что только что учудил, он обалдело уставился на собственные руки. – Да у меня сыновьям годов больше, чем тебе!! Да ты понимаешь, кто я теперь?!! Да что мне теперь?!! Да что я вам тут?!! Подите!!! Подите все!!! – Обхватив голову руками, тот рванул прочь из комнаты, со всего ходу врезаясь в дверь. – Да пусти же ты!!! Пусти!!! – взбесившись, вновь и вновь пробуя конструкцию и рассаживая себе руки да морду, бился он в добротно сколоченное препятствие. Потом, наконец сообразив, что та открывается внутрь, рывком распахнул ее и, на ходу сшибив обалдело замершего на пороге Никодима, рванул прочь, со всего ходу высаживая дверь в сенцы. Вылетев на улицу, он мордой ткнулся в утоптанный мастеровыми снег и, окропив его кровью, матерясь и изрыгая проклятья, поднялся на ноги. Там уже, раскачиваясь от хмеля и перенапряжения, сориентировался в пространстве и, на ходу пытаясь избавиться от домашнего зипунишки, решительно двинулся к протекавшей неподалеку Неглинке. Колотило. Колотило. Но не от холода, а от злобы и возбуждения. Вот уж не думал, что раскочегариться под старость лет так доведется! Понятное дело, молодое дело пока было, так оно и в порядке вещей, но тут! Тело покрылось противной липкой испариной, что прямо нужда появилась смыть ее, да как можно скорее. Уже совершенно не соображая, что творит, трудовик яростным рывком стряхнул с себя зипун и матерясь и чертыхаясь, разом бухнулся в реку.