Андрей Муравьёв - Паладины Страница 39

Костя попробовал привстать. Когда они выезжали, в обозе было девятнадцать повозок с ранеными… Теперь их осталось четыре… Большинство умерло в первые четыре дня, остальные – когда начались проблемы с водой. Выживали единицы. Поправлялись в основном легкораненые или богатые паломники, способные обеспечить себе должный уход и внимание. Кнехты умирали сотнями. Паломники из бедного сословия – тысячами. Самые слабые, прибившиеся к походу юродивые и крестьяне, не перенесли и двух недель пути по безводной степи. В одну из стоянок на земле осталось лежать почти пять сотен трупов. Легкая смерть.

Их более выносливые товарищи еще держались.

Малышев вылез из повозки и прошелся вдоль вяло тянущейся вереницы медлительных животных. Местные христиане, из тех, кому удалось остаться в живых после отхода тюрок, по мере сил обеспечивали армию паломников всем тем, что удалось сохранить: едой, фуражом, но самое главное, они указывали места, где можно было раздобыть воды. Вот и сейчас около передней повозки шел один из тех бесчисленных помощников, без которых продвижение по вражеской земле было бы невозможным.

Косте показалось, что молодой сириец-проводник что-то проговорил правившему волами воину в сером плаще. Тот односложно ответил, сириец протянул руку, и маленький кусочек пергамента или бумаги перекочевал из одной ладони в другую.

Малышев задержал дыхание. Послание?! В стране, охваченной войной? Связь между воином захватчиков или освободителей, это для кого как, и незнакомым ему местным жителем скорее всего означает шпионаж!

Он поправил перевязь меча и уже собрался позвать людей на помощь, как воин, передавший записку сирийцу, повернулся в профиль, окидывая взглядом прочесывающих склон холма крестоносцев.

Костя юркнул за ближайшую повозку. Человек, передавший послание проводнику, был ему хорошо знаком. Теперь он служил в отряде рыцаря Тимо, а до этого – в дружине баронессы де Ги. Звали его Давид, а чаще по прозвищу – Пипо.

4

– Ты уверен, что это был именно он?

– Сначала был уверен, а сейчас… подумав… – Костя пожал плечами. – Жара, сам понимаешь… – Оруженосец почесал голову. – Да не… Точно он!

Горовой понимал… Понимал он то, что во время войны обвинять одного из своих воинов в предательстве без должных на то оснований было чревато… Прежде всего волнениями среди собственных солдат. Потому и не спешил с выводами.

– Слухай сюда, друже, – Тимофей Михайлович против воли перешел на артистический шепот. – То, что ты заметил, это хорошо, это правильно. Если бы мы были в Италии, то я того Давида и сам сразу кату отдал бы. Но тут надо вести себя… спокойней.

– Чего спокойнее-то? – не понял Малышев.

– Все!.. Говорю, что не надо ничога делать, пока нет уверенности. Не стоит лихоманку[65] на себя звать. Она сама придет.

– Ядреный карась!.. Ты что же, предлагаешь ждать, пока он нам воду отравит?

– Если бы он хотел, то давно б ужо патравил.

Костя недоумевал:

– Но ведь он явно общается с кем-то из врагов!

Казак пожал плечами:

– И шо? Упаси тебя Божа обвинить невиннага. Ты сперва докажи, что он зрадничае[66], и только потом бери его за шкиворот и тяни к ответу.

Костя ошалело замер. Он ожидал явно не такой реакции рыцаря Тимо на сообщение о том, что один из его людей тайком общается с местными жителями.

– Будь тут Улугбек Карлович, может, он и что-нибудь дельнее прыдумал бы, але ж я вот что скажу. Валлийцы будут следить за тым Пипо, и кали шо, дык возьмут его в оборот. Ты тож прыглядывай. Но сам… Сам не моги! Держись в старонке… Понятно?

Костя кивнул.

– То-то ж!

5

Впрочем, слежки как таковой не было. Дорога на такой близкий Иконий[67] с его источниками отняла все силы у быстро таявшего воинства. Толпы изможденных крестоносцев, большинство из которых потеряли своих коней и значительную часть добычи, мало напоминали блистательную армию, вышедшую из-под Дорилеи.

Захар и Малышев давно брели пешком, облегчая жизнь измученным скакунам. Количество повозок в обозе сократилось с почти двух сотен до семнадцати. И все места на них занимали вода и доспехи тянущегося по краю дороги воинства.

В последние дни тюрки практически не досаждали, что расслабляло пилигримов. Отряды все более расползались, утрачивали боевой порядок. Рыцари, сохранившие лошадей, стремились к пастбищам иконийского оазиса. Измученные кнехты не выдерживали темпа, и кавалерия авангарда оторвалась от основной массы пехоты почти на день пути. Ударь из засады сейчас кто в спину христиан, и победа ему была бы обеспечена.

Но удача улыбнулась латинянам.

К середине августа армии паломников добрались до зарослей и журчащих ручьев оазиса. Потеряв почти треть людей в песках Фригии, Ликаонии и под стенами Дорилеи, крестоносцы наверстывали потерю сил доступными средствами: простые воины отмокали в ручьях и запрудах, благородные устроили охоту на немногочисленных представителей животного мира оазиса. Как ни была кратковременна остановка, она серьезно улучшила положение дел в войсках. Близость Сирии и проповеди монахов вернули пилигримам веру в победу, а слухи о собирающихся под знамена неудачливого Кылыч-Арслана воинов ислама наполнили души паломников решимостью.

Обойдя с юга степи Соленого озера, христиане устремились к Гераклее Каппадокийской[68], где их уже ждали последние силы врага. Атаку тюркской кавалерии легко отбили рыцари графа Сен-Жиля, а затем, не дожидаясь подхода основных сил, колонны крестоносцев обрушились на мусульманских ополченцев и отряды легкой арабской кавалерии, спешно подошедшие сюда.

Завязалась жаркая битва.

6

Русичи, оправившиеся от ран, сражались в рядах немногочисленной кавалерии. Знатные господа не раз намекали рыцарю Тимо, что негоже сажать верхом простых оруженосцев, когда столько благородных рыцарей идут в атаку пешком, но казак всегда парировал эти наезды простым замечанием, что лошади были у всех, а раз они остались только у избранных, значит, для них это знак Божий. Спорить со знаками Всевышнего никто не желал. Рыцари скрипели зубами и отходили.

Дело было, конечно, не в особых милостях, а в запасливости подъесаула и в способностях раба, доставшегося Малышеву. Во время похода колонны крестоносцев часто в поисках воды разбредались широким полукругом, но удача улыбалась редким счастливчикам. А у Хоссама обнаружился редкий талант. Он чувствовал воду, безошибочно указывая еле приметные ручейки, чуть слышно журчащие в зарослях колючих кустарников. Сам выходец из Дамаска считал свои способности наследием десятков поколений торговцев, большую часть жизни бродящих с караванами по пустыням. Так что кто-кто, а русичи и люди из отряда Горового от недостатка воды особо не страдали. Раз в несколько дней араб выводил на источник, от которого они уходили, только наполнив все емкости и напоив волов и боевых лошадей. Большая часть повозок, выделенных папским легатом под начало Горового, была разбита или брошена на дороге из-за падежа тягловых животных, но одна, последняя, служила на совесть. Так что лошади у них остались. Как и у почти двух сотен воинов, примкнувших к полоцкому рыцарю в надежде на его удачу и талант пленника, слухи о котором уже ходили по всему войску.

После выхода из песков на куда более плодородную влажную равнину крестоносцы перестали нуждаться в воде, но численность отряда не уменьшалась. Люди доверяли опыту своего командира, седоусого ветерана японской кампании, бывшего подъесаула Кубанского казачьего войска, а ныне рыцаря папского легата.

У подхода к Гераклее крестоносцев ждали последние силы мусульманского запада. Хасан[69] и Данишмед[70] сумели собрать почти восемьдесят тысяч воинов, чтобы в решительной битве закрыть христианам проход в мусульманскую Сирию и к стенам Антиохии. К ним с остатками своих войск присоединился и Кылыч-Арслан. Все это было известно руководству похода. Христианское население провинций, среди которых было немало православных армян и греков, устрашенное террором отступавших тюрок, исправно снабжало паломников разведывательной информацией. И о готовящейся засаде знали. Влезть в бой в одиночку, как это случилось под Дорилеей, никто не желал, так что вожди похода старались координировать силы.

Но сражение началось, как всегда, неожиданно.

Вырвавшиеся из-за холмов у края равнины тысячи легковооруженных всадников закидали авангард провансальцев дротиками и стрелами и под прикрытием нескольких сотен тюрок начали спешно отступать, рассыпаясь по кустарникам. Казалось, что один из эмиров мусульман случайно выкатился на христиан и теперь спешно в ужасе покидает поле боя. Греческим военным советникам и проводникам было очень тяжело удержать союзников от неподготовленной атаки. Но опытный Сен-Жиль оказался достаточно умен, чтобы прислушаться к мнению воинов, съевших не один пуд соли в войнах с тюрками. Южане, отогнав нахальных налетчиков в заросли, не углубились в узкие проходы между холмами, а вернулись к спешно подтягивающемуся остальному войску. На равнину выезжали отряды норманнов и лотарингцев.