Евгений Лукин - Разбойничья злая луна Страница 39

Человек повернул щекастое разрисованное лицо к Ани и заговорил, после чего Ар-Шарлахи испытал ещё одно потрясение. Язык был ему незнаком. Ничуть не напоминающая гнусавые всхлипы низкорослых чёрных туземцев напевная речь вошедшего изобиловала придыханиями и, казалось, состояла из одних гласных. Единственным знакомым звукосочетанием было часто повторяющееся «Ани-тамаи».

Ани слушал и хмурился всё больше.

— За третий насос отвечаешь ты, — бросил он наконец. Темнолицый разрисованный незнакомец взволновался и заговорил снова.

Ани дотянулся до одного из лежащих на столе шнуров и бросил его незнакомцу.

— Иди и вяжи, — сказал он. — Видишь же: у нас здесь и без тебя дел хватает.

Человек расстроенно махнул рукой и вышел. Ар-Шарлахи сидел неподвижно, не в силах отвести глаз от колыхнувшейся занавески.

— Чего испугался? — сказал Тианги. — Каждый украшает себя как может…

— Кто вы? — с тоской спросил Ар-Шарлахи. — Что вам здесь нужно?

— Ну, на первый твой вопрос так сразу и не ответишь. Вот второй вроде попроще… Нам здесь нужна нефть. Нефть и газ. Но в основном нефть. Много нефти.

— Нефть? Для светильников?

— Да нет… Я же сказал: много нефти. А ещё, нужно, чтобы нам не мешали. Вот, пожалуй, и всё.

— Ар-Шарлахи, — снова заговорил Ани, и Тианги поспешно умолк. — Скажи… Если бы не мятеж, не отделение Харвы от Кимира, не указы Улькара… Ты бы ведь сейчас был владыкой собственной тени, так?

— Боюсь, что нет, — сказал Ар-Шарлахи. — Отец умер, когда я был ещё ребёнком, поэтому владыкой стал мой дядя… Потом он в чём-то провинился перед государем, и его казнили.

— Нет, я не о том. Ты — наследник бывших владык Пальмовой Дороги, так?

— Ну, в общем… да.

— Ты получил блестящее образование в Харве…

— Ну, положим, не такое уж блестящее…

— Разве твоим учителем не был премудрый Гоен?

— Да, но, боюсь, я далеко не лучший его выученик…

— Иными словами, тебе ещё свойственна и скромность. И чем же ты, Ар-Шарлахи, занимался после мятежа и воцарения Улькара? Я имею в виду: чем ты зарабатывал себе на жизнь?

Ар-Шарлахи неловко усмехнулся:

— Нанимался на торговые каторги…

— Великолепно! — скривив рот, выговорил Ани. — Просто великолепно!.. Улькар бесподобен. Выбить аристократию и разогнать мудрецов! А владык Пальмовой Дороги приставить к брусу торговой каторги… Представляю себе, как ты его ненавидишь.

Ар-Шарлахи неуверенно пожал плечами. Ненавидел ли он Улькара? Да нет, пожалуй… Ненавидеть — слишком сильное слово.

— А пятнадцать дней назад, — неумолимо продолжал Ани, — выяснилось, что ты ещё и незаурядный полководец…

— Разбойник, — поправил Ар-Шарлахи.

— Когда речь идёт об осаде города, — заметил Ани, неотрывно на него глядя, — разница между разбойником и полководцем как-то утрачивается. Ты прирождённый вождь, Ар-Шарлахи. Иначе люди не согласились бы последовать за тобой сюда. Одолеть страх перед кивающими молотами — это, знаешь ли…

Ар-Шарлахи заставил себя поглядеть в карие внимательные глаза.

— К чему ты клонишь, тамахи?

Ани слегка приподнял брови:

— Почему ты называешь меня тамахи?

— К тебе так обращается Тианги…

Ани и Тианги вновь обменялись многозначительными взглядами.

— Ты, несомненно, умён, — сказал Ани. — Может быть, даже излишне умён… Однако ты спросил, к чему я клоню. К тому, Ар-Шарлахи, что ты достоин лучшей участи. Точно так же, как достойна лучшей участи и Пальмовая Дорога. Твоя родина. Мне кажется, что разбой — это слишком мелкое для тебя занятие. Не пора ли в самом деле покончить с унизительной зависимостью от Харвы? Мы поможем тебе. Мы всегда помогаем тем, кто борется за справедливость. Мы вооружим Пальмовую Дорогу дальнобойными боевыми щитами. Таких щитов нет ни в Харве, ни в Кимире. Улькар просто обречён на поражение…

— А что взамен?

— Ничего, — сказал Ани. — Не трогать кивающие молоты.

— И не выходить к морю, — еле слышно проговорил Ар-Шарлахи.

— Оно тебе нужно?

— Нет…

— Тогда что тебя беспокоит?

Ар-Шарлахи поднял страдальческие глаза.

— Дайте ещё выпить, — попросил он.

— Узнаю пьяницу Ар-Шарлахи, — ухмыльнулся Тианги, поднимаясь.

Он взял с пола цилиндрическую склянку и скрылся в соседней комнате. Потом вернулся — и процедура повторилась. Ар-Шарлахи запил обжигающий спирт гранатовым соком и подождал, пока зрение прояснится. Потом поднял голову и хрипло сказал:

— Нет…

— Что нет?

— Я не буду поднимать мятеж.

— Судя по тому, что сейчас вокруг происходит, ты его почти поднял.

— Опять кровь… — глухо, с тоской сказал Ар-Шарлахи. — Не хочу…

— Странно слышать такие слова от человека, подпалившего Зибру, — кисло заметил Тианги. Он был явно разочарован.

Глава 23

Ничья тень

Караван досточтимого Хаилзы, состоящий теперь всего из двух кораблей, выплыл из серых сумерек и вошёл в благословенный порт тени Ар-Кахирабы. Зря, ох зря злобствовал досточтимый Альраз, говоря, что его родной дядя не способен командовать даже увеселительной прогулкой. Такого рейда по тылам Кимира не постыдился бы и сам Анарби. Отступив перед превосходящими силами противника, караванный всё же рискнул малое время спустя пересечь границу с тем, чтобы перехватить взбунтовавшийся «Самум» уже на вражеской территории. Однако мятежный корабль словно просочился сквозь песок, а вскоре выяснилось, что сухари и вода на всех трёх кораблях — гнилые. В очередной раз проклянув досточтимого Тамзаа, скорпионов ему в оба рукава, караванный Хаилза решил обеспечить флотилию провиантом за счёт исконного недруга Харвы и прошёл по оазисам Кимира подобно песчаной буре. Он выдержал два сражения, потерял один из кораблей и, с трудом оторвавшись от погони, взял курс на Пьяную тень, где его ждала передышка, чреватая тревожными мыслями о будущем.

Бешенство и отчаяние, подвигнувшие караванного на странную эту войну, отнюдь не улеглись в его душе, разве что бешенства поубавилось, а отчаяния прибыло. Он не выполнил приказ государя и вдобавок нарушил перемирие. Мало того — оказывается, все его подвиги молва (и если бы только молва!) приписала Шарлаху. Об этом Хаилза узнал в последнем ограбленном им оазисе, куда уже прибыл пергамент, гласивший, что за действия разбойника правительство Харвы не отвечает и будет благодарно войскам Кимира, если тем посчастливится уничтожить мерзавца.

Во-первых, слышать такое в свой адрес было оскорбительно, а во-вторых, багроволицый Хаилза при всём своей упрямстве прекрасно сознавал, что на сей раз прощение у государя вымолить будет трудновато. Слишком уж далеко зашла история, коль скоро племяннику караванного досточтимому Альразу, которого Хаилза, признаться, терпеть не мог, пришлось оправдываться перед кимирским послом и сочинять унизительный для державы документ. Кроме того, свалить грабежи на Шарлаха означало усугубить свою вину за побег разбойника и мятеж на «Самуме». Конечно, досточтимый Альраз ради блага семейства забудет на время неприязнь к родному дяде и попробует убедить государя в том, что бунт был, по сути, подготовлен досточтимым Тамзаа но… Странно признаться, но караванному смертельно не хотелось уступать какому-то там Шарлаху славу этого беспримерного рейда. Вновь и вновь вспоминал Хаилза свой стремительный беспощадный манёвр возле полыхающей тени Ар-Хата, и злоба подпирала горло при одной только мысли о том, что самая блестящая из его побед будет приписана его же заклятому врагу.

Ещё лет десять назад тень Ар-Кахирабы не слишком отличалась от благородной Турклы. Однако Туркла в последнее время менялась на глазах, делаясь всё более похожей на богатый торговый город, а вот Пьяная тень, можно сказать, осталась прежней: никаких тебе ажурных дворцов и мощённых привозным гранитом мостовых, на выложенных мягкой пылью улочках редко-редко сверкнёт стеклярус дорогого, полыхающего алым шёлком халата, зато потрёпанных и выжженных добела солнцем балахонов — хоть отбавляй.

Пожалуй, Ничья тень была бы точной копией всех прочих оазисов Пальмовой Дороги, если бы не вечная теснота в порту и не обилие пьяных. Впрочем, опустей внезапно тень Ар-Кахирабы, всё равно от внимательного взгляда не ускользнули бы некоторые её особенности, например, несуразно большие строения, затаившиеся за глухими глинобитными стенами. Оно и понятно: каждая семья содержала притончик — нечто среднее между кофейней, ночлежкой и весёлым домом. Круглолицые девушки из Харвы и с Пальмовой дороги при случае сходили за служанок и дальних родственниц. А случаев таких в прошлом было достаточно: ещё Орейя Третий не однажды грозил выжечь дотла тень Ар-Кахирабы, эту язву на теле славной державы. Трудно понять, что именно каждый раз его останавливало. Не иначе доброе вино, которым уже тогда славился этот оазис. А выяснить, кто из жителей тени промышляет корчемством и привечает разбойников, было весьма затруднительно, ибо промышляли и привечали все.