Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев Страница 39

командование советской группировки. Сам он в этот момент с ранением находился в медсанбате, поэтому и уцелел. Словом, пока полковник разбирался в обстановке, связывался с уцелевшими подразделениями, немцы вскрыли оборону плацдарма, как консервную банку ножом, и оказались в тылу нашей группировки. В течении нескольких часов боя оказались потеряны почти две роты тридцать четверок, батарея противотанковых орудий, три дота. Когда же Анисимов с оставшимися вокруг него бойцами приготовился дать немцам свой последний бой, со стороны моря начало грохотать.

— … Думал, Богу душу отдаю. В небе словно литавры заиграли, и архангелы загрохотали своими доспехами, — невесело засмеялся Анисимов, не мигая смотря на пламя костра. — А потом все началось… Я ведь в Бресте войну начал, капитан. Уверен был, что после этого мне уже ничего не страшно. Тут, веришь, испугался. Голову в небо поднимаю, а оно все в алых огнях. Верхушки деревьев начали пламенем заниматься. Жарко стало, как в июльский полдень. Метал греться начал, как в кузне. Мы даже оружие бросать начали, а сами на землю легли. Собственными глазами видел, как ствол у гаубицы загибаться начал… Хорошо, раненных успели в окопы сложить…

Он показал командиру эсминца ладони, на которых багровыми узлами протянулись глубокие ожоги.

— Потом с той стороны, где немцы нас обошли, вновь грохот раздался. Ударило с огнем и ветром так, что оглохнуть можно было… Я к вечеру, когда все утихло, послал в туда разведку. Думал, наши там десант высадили, чтобы немцев с тыла ударить. Никого живого там разведка не нашла. Страшные вещи рассказывала… — продолжал говорить полковник равнодушным тоном, словно о безделице рассказывая. — Ты, капитан, своими реактивными минометами все два немецких танковых батальона расплавил. Не видел бы фотографии, не поверил. От немецких панцеров остались только части гусениц с катками в земле. Все остальное, что сверху было, превратилось в оплавленный кусок металла.

…Ближе к ночи, когда около эсминца встали лагерем оставшиеся на побережье советские войска, командование в лице полковника Анисимова и капитана второго ранга Москаленко решало, что делать дальше. На Ораниенбаумском плацдарме сложилась необычная ситуация. Оборонявшие его советские войска потеряли почти две трети своего первоначального состава, лишились всех танков и большей части противотанковых орудий. Несмотря на это оставшиеся в живых бойцы демонстрировали чрезвычайно высокий боевой дух и рвались в бой. Противника же, последние два месяца рвавшегося к Ленинграду, вообще, не наблюдалось. Направленные на юг и запад разведывательные группы докладывали, что на протяжении почти полста километров не было ни одного немца. Бойцы обнаружили подготовленные к обороне позиции с протяженными траншеями полного профиля, укрепленными дзотами и дотами, землянками в три и четыре наката. Было много брошенных снарядов, продовольствия. Возникало ощущение, что противник бежал в полной панике, нередко бросая даже личное оружие. Рассказанное разведчиками напомнили отчеты о первом испытании реактивных минометов, позднее ставших известными под красивым именем Катюша. Там тоже описывалось, как бежали в страшном испуге со своих позиций немцы, как горели подобно бумаге танки.

— … Что будем делать дальше, товарищи? С оставшимися силами держать плацдарм мы больше не сможем. В ротах много раненных, пушки уничтожены. У пулеметчиков по полтора диска на брата осталось, — угрюмо докладывал, взявший первым слово, батальонный комиссар с жесткими, словно вырубленными из камня, чертами лица. — Подкрепление капитана Маринова, что погибло вместе с самоходными баржами, должно было дать нам время на перегруппировку. К сожалению, мы остались ни с чем… Уйти тоже не получится. Во-первых, нет связи. Во-вторых, на море шторм, а у нас даже лодок нет…

В процессе, обсуждения их дальнейшей судьбы выяснилось еще одно странное обстоятельства. С момента вчерашнего боя полностью пропала радиосвязь. Ни одна из многочисленных попыток связаться с большой землей не увенчалась успехом. Сплошным шипением в эфире отзывалась и радиостанция эсминца. По словам разведчиков, в рейде наткнувшихся на брошенного немцами своего раненного, у противника тоже не было связи.

— Товарищ Теслин, вы ученый — вам и карты в руки. Когда появиться связь? — задал вопрос командир эсминца, найдя глазами сидевшего в сторонке ученого. — Без связи мы, как без рук.

Николая Михайловича еще в самом начале встречи капитан представил, как военспеца Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной армии. Мол, именно благодаря ему и его изобретению, а не реактивным минометам, удалось спасти всех здесь присутствующих. Тогда ученый, понимая, что деваться уже некуда, вновь «завел старую пластинку» про испытание в этом районе нового советского супер оружия, которое повернет ход войны. Важно сдвинув брови, он несколько раз напомнил про строжайшую секретность.

— Про этот феномен, товарищи, говорил еще великий Циолковский. Сейчас над нами сформировался огромное облако ионизированного воздуха, которое всячески препятствует распространению радиоволн. Я не удивлюсь, если большие проблемы возникнут и у пилотов самолетов, — Теслин пытался объяснить суть проблемы максимально доступным образом. Однако, судя по лицам военных, им не все было понятно. — Словом, связи не будет до тех пор, пока ионизированное облако не рассеется.

После этих слов воцарилось недолгое молчание, нарушаемое лишь негромким потрескиванием дров в костре. Все оказалось еще хуже, чем можно было себе представить. Без устойчивой связи нельзя было связаться со своими и запросить помощь. Оставаться здесь тоже было не самым правильным решением. Как только немец опомнится, то окончательно сомнет их.

— Значит, связаться с командованием мы еще долго не сможем… Получается, приказа у нас не будет и отступать мы не можем. Оставаться на месте тоже смерти подобно. Остается, товарищи, одно — идти вперед, — заговорил вдруг полковник, молчавший все это время. И едва он это предложил, как у остальных вытянулись лица от удивления. — Что смотришь волком, батальонный комиссар? Считаю, мы должны идти вперед! Сформируем из добровольцев два ударных батальона. Вооружимся немецким оружием. Разведка сказала, что этого добра в немецких траншеях полно валяется. После дадим полный газ, — полковник с разгоревшимися глазами резко рубанул рукой воздух. — А что? Немец сейчас, сняв портки, несется во весь опор. Нам и нужно, пока он не опомнился дать ему по сусалам. Глядишь, они и на Ленинград чутка натиск ослабят.

Едва Анисимов замолчал, поднялся батальонный комиссар. Судя по его лицу, он был категорически против этого предложения.

— Без приказа мы не имеем права идти ни назад, ни вперед, — твердо, без тени сомнения, произнес он, с вызовом оглядев сидевших у костра. — Наша боевая задача состоит в том, чтобы держать оборону плацдарма и сковывать силы противника, — чеканил он