Лидия Раевская - Взрослые игрушки Страница 4

— Кто извращенки? — Я сделала стойку. — Мы? Мы с Анькой извращенки?!

— Полнейшие! — Дядька повернулся к нам спиной. — Дуры интернатские!

— Анька… — Я повернулась к подруге, — Ты поняла, чо он сказал?

— Конечно, — Анька подпрыгнула, встряхивая ранец за своей спиной, — он сразу понял кто мы такие, и кого ищем. Сам, поди, извращенца нашего тут вынюхивает, тварь. И это не писька у него была, а самая настоящая половая щель! Знает, на что нашего извращенца приманивать!

— Ещё раз его тут увидим — палками побьём! — Я обозлилась. — И щель отнимем.

— Да так, чтобы он пизданулся! — Анька ввернула наше любомое слово, и мы захихикали.

— Плохо, конечно, что мы сегодня извращенца не нашли. — Я толкнула железную калитку, и мы вошли на школьный двор. — Но можно будет в выходные полазить по подвалу и чердаку. Может, он там где-нибудь живёт?

— Можно. — Согласилась Анька. — На всякий случай, колбасы с собой возьмём. Надо ж его на что-то ловить?

— Хорошо б ещё половую щель где-то раздобыть. Щель он любит больше, чем колбасу.

… Под трель школьного звонка мы с Анькой уверенно вошли в двери своего третьего «Б» класса.

До встречи с извращенцами, пытающимися запихать нам под музыку Тома Вейтса в половую щель консервированную вишню, с целью вынуть её обратно и сожрать — нам оставалось чуть больше десяти лет…

Глава третья

У меня есть сестра. Младшая. Красивая такая девка с сиськами, но это сейчас. А лет пятнадцать-семнадцать назад она была беззубой лысой первоклашкой. Ради справедливости скажу, что я тоже была в то время лысой пятиклассницей. И вовсе не потому, что мы с Машкой такие красивые от рождения, а потому, что у нас, к несчастью, были охуительные соседи: дядя Лёша, тётя Таня, и трое их детей. Тётя Таня с дядей Лёшей были охуеть какие профессионалы в плане бухары, а их дети были самыми вшивыми детьми на свете. В прямом смысле. В общем, в один прекрасный день мы с Машкой повстречали всю эту удалую тройку возле песочницы, куда вшивые дети регулярно наведывались с целью выкопать там клад, и неосторожно обозвали их «пиздюками», за что и поплатились. Завязалась потасовка, в результате которой соседские дети отпиздили нас с Машаней своими лопатками, и наградили вшами. Пиздюли мы соседям ещё простили бы, но вот вшей — хуй. Ибо наша мама, недолго думая, тупо побрила меня и сестру налысо. Ну, почти налысо. Так, газончик какой-то оставила, для поржать. Я, например, стала ходить в школу в платочке, за что получила в классе погоняло баба Зина, а Машаня вообще получила психологическую травму, когда улыбнулась в зеркало своему лысому и беззубому отражению.

В общем, вся эта предыстория была рассказана для того, чтоб сказать вам: Машаня с горя записалась в секцию карате. Типа, раз уж я уёбище, то буду хотя бы сильным и ловким уёбищем. Наш папа был только рад такому повороту, потому что всегда мечтал о сыне, а наплодил бабский батальон. С горя он пристрастился к алкоголю, за каким-то хуем отдал меня в кружок мягкой игрушки, и бросил пить, когда увидел какого я сшила зайчика из старых папиных трусов. Но это другая история. А щас разговор не об этом. В общем, папа с огромной радостью начал водить Машку на занятия, шить ей всяческие кимоно, и перестал постоянно отдавать меня в танцевальные и музыкальные школы, поняв, наконец, что за пятьдесят рублей в месяц я научилась танцевать только гопак и мазурку, и то как-то хуёво.

Тренерами у Машани были мужик и баба. Муж и жена. Мужик тренировал пацанов, а жена его, соответственно, страшных девок, вроде Машки. С виду приличные такие люди. Каратисты, хуё-моё. Уважаемые люди. Но как мы фатально ошибались.

Однажды папа пришёл домой после Машкиной тренировки задумчивым и пьяным. Он погладил меня по лысине, многозначительно посмотрел на потолок, и сказал:

— Блять.

Я была совершенно солидарна с папой, но вслух ничо не сказала.

Папа вздохнул, перевёл взгляд на меня, простучал мне пальцами по плешке «Чижика-Пыжика», и добавил:

— Скоро мы все умрём.

— Ты пропил зарплату?! — Выскочила в прихожую мама, и в воздухе запахло грозой. — Нам будет нечего жрать?!

— Отнюдь. — Папа убрал руку с моей головы, и вытер её о пиджак. — Как ты меркантильна, Татьяна. Всё б тебе только пожрать. А ведь скоро конец света, дети мои. Подумайте об этом. Настанет Царствие Божие. А в рай попадут только четырнадцать тысяч человек. Что вы сделали для того, чтобы войти в число избранных?

Повисла благостная пауза, после чего мама коротко всхлипнула, и почернела лицом.

— Дети, я с прискорбием хочу вам сказать, что ваш отец допился до чертов. Прощайтесь с папой, он едет жить в жёлтый дом.

— Не вводи дочерей наших в заблуждение, нерадивая ты дура. — Папа поднял вверх указательный палец, и наставительно сказал: — Я познал истину и проникся благостью. Теперь её познаете и вы.

— Дети, всё гораздо хуже. Ваш папа начал нюхать клей. — Вынесла вердикт мама и заплакала.

Вот так наша семья начала посещать собрания для пизданутых людей, называющих себя свидетелями Иеговы. Под предводительством Машаниных тренеров.

Теперь каждую субботу, вместо мультика «Денвер последний динозавр» нас с Машкой наряжали в парадно-выгребные сапожки, делали нам ровный пробор посреди лысин, и везли в какие-то ебеня на собрание. Там мы пели песню «О, Боже, отец наш нежный! Ты даришь нам радость и тепло-о-о-о! А мы ликуем и веселимся, потому что скоро сдохнем, и увидим твоё доброе лицо-о-о-о» под музыку, которую заряжал в магнитофон Машкин тренер Игорь. А ещё мы по очереди читали в микрофон какую-то книжку, где на каждой странице нарисованы счастливые имбицилы, вроде тех, которые изображены на пакетах сока «Моя семья» — такие розовые, тупые, и все зачем-то держат в руках по овце. Странное представление о загробной жизни, хочется заметить. Я, если чо, мечтала после смерти воспарить к небесам, сесть на облако, и целую вечность харкать на головы своим врагам. А оказывается, после смерти мне сразу дадут овцу, и я должна буду хуйзнает сколько времени таскать её повсюду с собой, и улыбаться. В рай попадать сразу расхотелось. Но мои родители почему-то очень вожделели туда попасть, продолжали таскать меня и Машку на заседания шизофреников, и строго смотрели за тем, чтоб мы с сестрой обязательно пели божественные песни.

И это не всё.

Каждую среду и пятницу оба тренера приходили к нам домой, и два часа читали нам Библию, а потом задавали вопросы, на которые никто не знал ответа. Типа: «Зачем Иаков жёстко отпиздил своего сына, который схавал сраную сливу из чужого сада, а Бог Иакова наградил и взял его в рай?» Ну и как на это ответить, если я все два часа смотрела в окно, и думала о том, что я скоро вырасту, и сдам обоих своих родичей в дурку? Мама с папой гневались на мою нерадивость, и заставляли ещё два часа читать жития святого Пантелеймона. Короче, от своих родителей я такой хуйни не ожидала никогда, и мы с Машкой уже потихоньку начали пиздить хлеб и баранки, и делать продуктовый запас, чтобы свалить нахуй из дома куда-нить в Африку.

А однажды ко мне пришла подруга Юлька. И пришла, как назло, в среду.

— Привет, лысая девочка! — Заорала с порога Юлька. — Пойдём гулять! Возле седьмого дома мужик дрочит стоит, можно сходить, поржать.

— Здравствуй, Юленька. — В прихожую некстати вышла моя мама. — К сожалению, Лида не выйдет сегодня гулять. Мы Библию читаем.

Юлькины глаза заблестели:

— Библию?! Обожаю, знаете ли, Библию. А можно мне с вами её почитать?

— Ершова, — прошипела я, и наступила Юльке на ногу. — Ты чо? Ты ж кроме букваря сроду ничо не читала.

— И что? — Юлька дёрнула плечом, — мне скучно. А так хоть с тобой посидим, поржём.

В общем, давайте вашу Библию, я вам щас про Моисея читать буду.

— Не надо! Ты можешь пасть жертвой сектантов! — Я попыталась остановить Юльку, но она уже отпихнула меня, и вошла в комнату, где за столом уже сидели папа, оба тренера, и Машка.

— Ты любишь Бога? — Сурово спросил Юльку тренер Игорь, и пробуравил её взглядом.

— Да я всех люблю. — Юлька подмигнула тренеру. — Бога люблю, Моисея люблю, и даже Ваську-соседа, хоть он и мент. В церковь, вот, в воскресенье пойду…

— В церковь?! — Волосы Игоря встали дыбом, — мы не ходим в церковь! Это всё от лукавого! И ментов мы не уважаем. Язычница!

— Сам ты мудак! — Рявкнула Юлька, и перестала подмигивать. — Пришёл тут, блин, с талмудом своим, мозги людям засираешь, кришнаит сраный!

— Юля! — Покраснела моя мама. — Ты что такое говоришь?

— А сколько тебе лет, девочка? — Тихо спросила жена Игоря, и начала потихоньку прятать Библию.

— Четырнадцать.

— Поздно. Тебя не спасти. На челе твоём лежит чёрная отметина.

— Идиотка. Это у меня тушь размазалась. — Юлька плюнула на палец, и потёрла им под глазом.