Тимур Рымжанов - Руны грома Страница 4

Отложив стрелы в сторону, я сбросил перевязь, вынул нож и распорол рубаху вдоль груди, снял и прополоскал в болотной воде. Делать все приходилось скрытно, тихо, копошась на коленях, прижимая голову, непрерывно прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. В подсумке, закрепленном на поясе, лежал маленький флакончик березовой настойки для обработки ран. Еще обезболивающее — серо-желтый порошок, судя по всему изготовленный на основе опиума. Это снадобье мне поставлял старинный друг и верный деловой партнер Рашид Итильский, который, уйдя на покой от купеческих дел, стал наместником в Змеигорке, избавляя меня от многих хлопот по хозяйству. Используемая мной когда-то настойка мухомора значительно проигрывала в сравнении с этим чудесным порошком, который, надо сказать, не раз помогал моим стрелкам в тяжелых ситуациях. Увы, полный рецепт этой отравы мне был неизвестен, хоть я и догадывался, что служит основой лекарства кроме опиума.

Распоров мокрую рубаху на длинные лоскуты, я еще раз внимательно огляделся по сторонам, прислушался, снарядил и взвел арбалет, прислонив его к корням дерева стрелой вверх. Случись что, из этого положения его будет проще схватить. Погоня пока сбилась со следа, уверенно удалялась к реке. Они почти час топтались возле убитой лошади, даже прочесали берег болота, но тщетно. Сняли седло и дорожную сумку. Она бы мне сейчас здорово пригодилась, но придется обойтись. Мой меч и короткое копье прихватил один из людей князя, отправляясь на дальнейшие поиски. Не хотелось бы в пылу погони нарваться на собственное оружие. Но сейчас больше беспокоили не доморощенные киллеры, а дикие звери. Запах крови в жарком и влажном воздухе расползается, как дым от костра. Даже меня подташнивало от этой вони. Наглотался я горячей, брызжущей в лицо крови в памятной резне с ордынцами. С тех пор аллергия.

Длинные полосы изрезанной на ленты рубахи я еще раз промыл и отжал в бурой от обилия торфа воде. Более чистые обрывки сложил в несколько слоев и пропитал антисептической настойкой из флакончика. Пришлось экономить. Запас полевой аптечки на такое количество ран был явно не рассчитан. Хорошо хоть обезболивающего порошка вдоволь. Заглушить боль, притупить чувства и протопать несколько километров к спасительной проточной воде — вот короткий план на сегодняшний вечер. Оценивая собственное состояние, скорей проползти на четвереньках, чем бодро прошагать. Надеюсь, этот урод — князь Михаил — не настолько изощрен и достаточно самоуверен, чтобы не сподобиться отравить наконечники стрел. Иначе все мои бравые потуги лишь пустая суета. Хотя это маловероятно, тем более что стрелял не только он. Не может же быть так, что у всех стрелы были отравлены. Хотя достаточно и одной, чтобы дать дуба в этом гнилом болоте.

Места чужие, незнакомые. Продуманного маршрута пока нет. Помню, что выше по реке видел довольно большое поселение, даже укрепленное. Мы проезжали возле него на рассвете. Стоящую на холме деревянную крепость не заметить было трудно. Стоило мне спросить, что за поселение, да как-то не удосужился. Хотя какая к черту разница, двигаться вверх по течению мне сейчас не резон.

А вообще, я рано паникую, могло быть гораздо хуже, так что еще легко отделался. Пока все удачно складывается, а значит — шансы на спасение велики. Угрем изовьюсь, а выскользну. Разгневал меня Михаил, ой как разгневал. Мало того что я Рязанскую землю себе взял, я к тому же и Москов возьму в отместку, и все, что еще пожелаю!

Во как раздухарился — Аника-воин! Раньше надо было упредить. Ведь знал, с кем дело имеешь! Так и надо дураку, может, теперь поумнеешь… если выживешь!

Чувствуя, что мышцы лица сводит судорогой от стиснутых до скрипа зубов, я попытался немного расслабиться. Обезболивающее уже действовало, но медленно. Острая, пронизывающая насквозь боль отступала постепенно, какими-то волнами. Антисептик перестал щипать и пронизывать раны, словно раскаленными спицами. Повязки, намотанные криво и второпях, все же остановили большую часть кровотечения, так что можно выдвигаться, пока совсем не потерял силы. Сознание мутное, но я четко понимал, что торчать в лесу незачем. Искать меня не перестанут, и сейчас главная задача — сбить со следа и максимально расширить для противника район поиска. Пойду напрямик, через болота и валежник, так проще. Княжьи люди достаточно ленивые, из седел лишний раз не выпрыгнут, чтоб искать подраненного колдуна по дубравам да в сучковатом ельнике. Да и вечер скоро, что проку шарить в сумерках. Михаил все байки да россказни обо мне ни во что не ставит, а зря. Тот факт, что всяк, от смерда до боярина, князем-колдуном величает, ему пустой звук. Гордец! Я уж и привык, что мне колдовство мое доказывать и не нужно вовсе. Людская молва такого приписывала, что стоило только самому появиться, как все тут же в страхе замирали, отводя взоры и прячась друг за друга. А этот, видать, не пугливый попался. Или глупый. А верней, и то и другое. Правильно же говорят, что только дурак ничего не боится.

Отстегнув от пояса маскхалат, скатанный в тугой валик подкладкой наружу, я расстелил его на склоне оврага и стал подвязывать к нему клочья травы, ветки и обрывки сухого мха. Заученная, привычная процедура. Совсем не лишняя предосторожность. Сколько раз был испытан этот камуфляж — и не счесть. Родная армейская «кикимора», воссозданная и дополненная мной, была в этих краях чуть ли не повседневной накидкой в разведке или на охоте. Враг, бывало, чуть ли ни привал на тебе устраивает, а все одно не видит. Вот и мне, подранку, сейчас будет не лишним слиться с местностью. Уж слишком уязвим, чтобы вступать в открытое противостояние. Одного, двух смогу пристрелить, если близко подберутся, но такая возня выдаст мое местоположение, так что будет разумно обойтись без стычек, как бы зол я сейчас ни был, а бежать в резвом темпе мне нынче противопоказано. Арбалет разобрать, сложить, а если дело дойдет до схватки, то пользоваться ножом или голыми руками.

Кровь остановил, но зашить раны все равно придется. Так что максимальный срок — сутки, потом может оказаться поздно. Я насыпал в ладонь еще немного горького обезболивающего порошка, смешал с настойкой и проглотил, запив болотной водой. От хинного привкуса во рту стало еще больше подташнивать, но я смог сдержать рвотные порывы и поспешил выдвинуться, делая глубокие вдохи. Маскхалат надежно укрыл от надоедливых комаров и слепней, от вездесущей зудящей мошкары, приводящей в бешенство даже здорового. Двигаться пришлось осторожно, следить за тем, куда наступаю, чтоб ни одна ветка под ногами не хрустнула, ни один куст не шелохнулся. Разряженный и разобранный арбалет пришлось нести на спине, в случае опасности вытащить его из складок накидки и собрать будет непросто и долго. Если только изловчиться и использовать в качестве оружия тяжелый, окованный бронзовыми накладками приклад.

Где ползком, где на четвереньках подныривая под низкие ветки и поваленные деревья, я продвигался вниз по оврагу. С каждой сотней метров прокладывать путь становилось все трудней, дыхание сбивалось, голова кружилась. Притупленная снадобьем боль растекалась по телу кислотной волной, но я терпел, старался не обращать внимания. Долго быть в напряжении не удавалось, принятое лекарство мутило сознание, я терял бдительность, отвлекался. Затаиваясь у поросших мхом деревьев и пней, давал себе короткие передышки и по возможности внимательно вслушивался в звуки леса. Что проку от глаз в этой чаще? Всюду только густая зелень да черные от влаги стволы деревьев. Обоняние и слух — вот на что сейчас вся надежда. Я старался собраться с мыслями, сконцентрировался. Голосов преследователей, храпа коней и стука копыт слышно не было. Стало быть, разминулись.

Теряю счет времени. В какие-то мгновения кажется, что уже вечность ползу в этом бесконечном овраге. Сквозь гущу елового лапника не видно солнца, влажный зной, как кисель, поднимается молочной дымкой над тенистой лощиной. Ощущалось приближение сумерек. Летом темнеет поздно, придется дождаться ночи, чтобы использовать реку. Продвигаться пешком по тропкам с такой-то черепашьей скоростью, оставляя заметные следы, будет неразумно. А так, использую течение реки, сэкономлю силы и оторвусь от погони на приличное расстояние. Глупо думать, что люди князя не предусмотрят такой попытки, но их слишком мало, всего два-три десятка, а каждая сотня пройденных мною метров значительно расширяет зону их поиска. Остается надеяться, что на ночь, они погоню приостановят. А как бы искал я сам, случись подобный конфуз с подраненным беглецом? Стал бы на месте преследователей испытывать попытки навестить все обитаемые селища вниз по течению реки? Это самый предсказуемый и легкий путь. Оставил бы там дозорных, не тратя силы на пустое прочесывание леса. Любой раненый человек, а князь меня считает обычным человеком, будет искать спасения у людей. У селян или лодочников, бурлаков или бредников, да хоть даже на купеческих пристанях, которых вдоль по реке не один десяток. Я действительно обычный человек и просто вынужден поступить именно таким образом. Я не могу, как дикий зверь, отлежаться в лесу, в уютной берлоге и зализать раны, для этого нет ни сил, ни средств. Дырявая в трех местах шкура с парой сквозных ранений — это не шутка. Уже через день раны могут превратиться в гниющие язвы, и тогда — пиши пропало, придется ампутировать все ниже головы. И двигаться вопреки логике вверх по реке тоже нет смысла. Спасения я там не найду, и путь будет во много раз трудней, если вообще возможен.