Руслан Мельников - Тайный рыцарь Страница 4

Неприкаянная полячка излазила всю Освальдову вотчину. Однажды в подвале «Башни-на-Холме» выковырнула из щели древней кладки закатившуюся туда «шмайсеровскую» гильзу — память о прошлогоднем визите фашистского хрононавта. Попросила добжиньца сделать из диковинного кусочка металла подвеску на память. Что само по себе обидно: к добжиньскому рыцарю ведь побежала княжна — не к мужу. Освальд просьбу выполнил. Не без удовольствия. И с панским шиком: хозяин Взгужевежи поручил Збыславу вынуть из своей собственной массивной золотой броши неограненный самоцвет и вбить в оправу стрелянную гильзу. А затем торжественно — преклонив колено — преподнес этот подарок девушке.

Бурцев только вздохнул, глядя на новую игрушку жены. Да фиг с ней — с игрушкой. Другое тревожило. Освальд после того случая повадился оказывать Аделаиде подозрительные знаки внимания. Очень подозрительные! Княжна-то приглянулась пану рыцарю еще в силезском лесу, а тут такой соблазн…

Того хуже, что не один добжинец засматривался на чужую супружницу. Бурцев все чаще ловил их откровенные взгляды — взгляды плохо скрываемого вожделения. Ну, а чего он хотел? Полный замок отчаянных мужиков, хрен уж знает сколько не видевших баб, и одна-единственная девица среди них. Да какая девица! Красивая, юная, бойкая.

То, что Аделаида — княжеского рода, сейчас мало кого смущало. Ее подчеркнутая холодно-вежливая манера общения с простолюдинами — тоже. Освальдова вольница давно переборола врожденное раболепие перед высшими сословиями и имела свое мнение по поводу статуса «боевых подруг». Даже кое-кто из ватажников-новгородцев начал поглядывать на прекрасную полячку. Скромно пока, украдкой, исподволь, но это пока… Не поддавались искушению только татаро-монгольские бойцы, более привычные к строгой армейской дисциплине ханских туменов. А может быть, у этих ребят просто иные понятия о женской красоте…

Конечно, «братья по оружию» до поры до времени держали себя в руках. Соблюдали приличия, да и побаивались тоже. Не дураки ведь, знали: ежели что, так «пан Вацлав» голову оторвет в два счета. И все остальное тоже поотрывает, на фиг.

Но где гарантия, что кого-нибудь не переклинит рано или поздно? А нет гарантии! Юбка в солдатской казарме — дело такое… Вот закончатся работы по обустройству замка, начнется бездействие и томительное ожидание — тогда держи ухо востро.

Самой княжне повышенное мужское внимание льстило. И кажется, даже потешало. Ради смеха она иногда отвечала любезностью на чей-нибудь неуклюжий комплимент. Ох, опасная то была игра! Не понимала легкомысленная дочь Лешко Белого, какой пожар способно разжечь в суровом мужском коллективе такое неискреннее благорасположение. Попытки поговорить по душам проваливались одна за другой.

— Не оскорбляй меня ревностью, Вацлав, — с холодком обиды отвечала она, — повода к ней я пока не давала. Просто развлекаюсь, как могу. А коли ты против — вообще сбегу из этой богом забытой дыры.

Глава 3

— Вацалав, увез бы ты от беды подальше свою хатын кыз…[1]

Татарский сотник-юзбаши Бурангул возник у него за спиной, когда Бурцев в одиночестве бродил по смотровой площадке замкового донжона. И угрюмо смотрел в ночь. И думал. Об Аделаиде думал.

Помолчали. Муторно было на душе. Никаких бесед вести не хотелось.

— Что так? — не оборачиваясь, спросил наконец Бурцев.

— Рознь она сеет. Резня будет большая из-за нее — сердцем чую.

Скрипнула лестница — татарский сотник спустился вниз. Бурангул высказал вслух, что хотел, и деликатно удалился.

Бурцев вздохнул. Прав Бурангулка. Будет ведь резня, как пить дать, будет. Прекрасная полячка становилась яблоком раздора замедленного действия между былыми соратниками. И что с этим делать? Уподобляться Стеньке Разину и швырять красавицу-княжну в воды Вислы он не собирался. А увезти Аделаиду… Дельный, конечно, совет, но куда везти-то, если крестоносцы кругом да прихвостни тевтонские?

Ответ Бурцев получил на следующий день. Морозным — совсем не по-весеннему — утром на замковом дворе к нему подошел десятник Дмитрий. Помялся немного, как всегда мялся перед серьезным разговором, потом начал:

— Тут, Василь, такое дело. Новгородцы меня сказать послали.

— Ну, так сказывай, раз послали.

Бурцев нахмурился. Не хватало ему новых проблем.

— Ты, конечно, воевода наш, — забормотал Дмитрий, — но…

— Да говори же, не тяни.

— Загостились мы на чужбине, Василь, — выпалил десятник. — Пора бы и честь знать. Спаси Бог пана Освальда за приют, но делать нам тут боле нечего. Тевтонским псам бока намяли, магистра ихнего живота лишили. Сами отдохнули, раны залечили. Тебя вот даже поженили. А нынче новгородцы домой хотят — на Русь, пока распутица не началась. Завтра уходить собрались. С тобой али без тебя. Коли идешь — рады будем. И в Новгороде для такого славного витязя дело всегда найдется. Коли желаешь остаться в замке с молодой женой — воля твоя. Никто попрекнуть не посмеет. Меня тогда други просят воеводство над ними принять. Ты уж прости, Василь, но я тоже идти надумал. В гостях оно хорошо, а дома завсегда лучше.

Бурцев задумался. Раньше-то все больше степняки по дому скучали. Песни свои тоскливые тянули, поглядывали печально в сторону солнечного восхода. Но эти без приказа никуда не уйдут, своевольничать не привыкли. Новгородцы же люди вольные: как накипело — собрали круг да шлют к атаману-воеводе посланца: не держи зла, батька, но пора в путь.

Кручинился, впрочем, Бурцев недолго. Поначалу — да, расстроился, огорчился — жуть. А потом просветлел. Напугал даже Дмитрия широкой — до ушей — улыбкой. А отчего не улыбаться? Все ведь разрешалось само собой! И выходило все как нельзя лучше. Аделаиду в охапку — и айда из замка вместе с новгородцами на Русь. И ностальгирующих степняков с собой прихватить можно. Новгородцы — те сразу дома окажутся, а кочевникам потом до родных степей через союзные русские княжества добираться сподручнее будет. Да и вместе идти по здешним краям — куда как безопасней.

На том и порешили. Новгородские дружинники радовались, словно дети, узнав, что полюбившийся воевода идет с ними. Бурангуловы стрелки и приданные к татарской сотне нукеры Кхайду-хана тоже выглядели довольными. Да и Аделаида не возражала. Полячку сейчас устроила бы любая смена обстановки. Легкомысленный флирт с Освальдом и кокетство с его вояками забылись в два счета.

Ни предателем, ни дезертиром Бурцев себя не чувствовал. О чем речь! Пять десятков Освальдовых воинов — вполне достаточно для обороны этой небольшой крепостцы. Да еще столько же приблудного народа. К «Башне-на-Холме» с тевтонских земель сбежалось за эти месяцы немало сорвиголов — отчаянных, лихих и непримиримых к немцам. Добжиньский рыцарь с удовольствием принимал таких в свою ватагу. А русско-татарское войско только даром занимало место и объедало гостеприимного хозяина. В общем, пусть пан Освальд спасибо скажет за то, что уйдут из Взгужевежи лишние рты.

Пан Освальд, выслушав Бурцева, невесело усмехнулся. Истинную причину отъезда добжинец раскусил сразу. Тряхнул длинными усами:

— Правильно надумал, Вацлав. Увози жену поскорее — не искушай ни меня, ни хлопцев моих. А то не ровен час… Не хотелось бы мне скрестить с тобой меч из-за Агделайды. Езжайте с Богом, да не держите зла, коли что не так. Может, еще и свидимся. И мой тебе совет — не показывай впредь никому свою супружницу без надобности. Попомни мои слова, такая красота до беды довести может.

Бурцев промолчал. Может, чего уж там… На то она и красота.

— Как на Русь пойдете? — деловито сменил тему разговора Освальд.

Бурцев пожал плечами:

— Напрямую, на восток — чтоб быстрее.

Освальд качнул головой:

— Напрямую нельзя. Самый ближний путь к русским княжествам лежит через Мазовию. Только опасен он слишком. В землях Конрада Мазовецкого тевтонов много, и чувствуют они себя там как дома. А панов мазовецких — и вовсе видимо-невидимо. Мало ведь кто из рыцарей Мазовии сражался в Легницкой битве и полег в сече. Для вас же они сейчас даже похуже немцев будут. Особенно для тебя и Агделайды. Коли схватят — беда. Убийство отпрыска своего — куявского князя Казимира старик Конрад Мазовецкий не простит. Не дойти вам до Руси через его земли — перебьют всех. А не перебьют — так в лесах и болотах сгинете без толкового проводника. Ни мне ведь, ни людям моим тайные пути через Мазовию к русским границам не ведомы.

— Что посоветуешь, пан Освальд?

— В обход вам идти надо — через Пруссию и Литву. Выйдете так хоть к Полоцкому, хоть к Владимиро-Волынскому княжеству, а хоть бы и к Новгородским землям. Пруссы и литвины с крестоносцами не первый год воюют и ненавидят их лютой ненавистью, так что вас обижать не станут.

— А дорогу кто нам там укажет?

— Дядька Адам со своими ребятами и Збыслав. Много они в тех краях путей исходили, много тропинок знают — и тайных, и явных.