Владимир Тимофеев - Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка Страница 4

— Товарищ сержант, овраг-то этот метров на триста-четыреста тянется, — отрапортовал возвратившийся чуть позже Синицын. — Потом дорожка какая-то наискосок идет, а дальше он пошире и глубже будет. Чего там еще, я не рассмотрел — туман там какой-то внизу… или пыль, не знаю. Немцев не видел, вроде бы нет их там.

— Молодец, — похвалил командир второго разведчика и принялся объяснять экипажу свои соображения. — Значит, так. Диспозиция у нас следующая. Ты, Марик, возьми в танке автомат. Вместе с Гришей здесь останетесь. Синицын старший. Если из рощи кто полезет, шуганите их и быстро к оврагу. Как мы с Макарычем подкатим, на броню запрыгнете. И, главное, следите, чтоб никакая сволочь с гранатой из кустов не выскочила — мне свой танк жалко. Понятно?

— Понятно, — отозвались бойцы.

— Теперь ты, Макарыч. Мы с тобой медленно-медленно едем вон туда, — Винарский указал рукой направление. — Как из-за рощи выскакиваем, сразу разворачиваемся вправо, на два часа. Дальше моя работа. Пять снарядов. Понял, Сима? Пять, не больше. После пятого сразу назад сдавай, без команды. И бегом обратно. Ребят подхватим и в овраг. Понятно?

— Понятно, чего ж тут не понять. Гусеницами давить никого не будем?

— Пока только кузнечиков. Ну что, по коням, ребята?

— Есть по коням.

По-кошачьи урчащий танк медленно полз или, вернее будет сказать, тихо крался вдоль пологого склона, огибая рощу с северной стороны. Пригорок с деревцами и укрывшиеся возле него бойцы давно уже скрылись из виду, но выглядывающий в приоткрытый люк сержант время от времени оборачивался назад, словно сомневаясь в принятом ранее решении оставить двух салабонов одних, без строгого командирского пригляда. Когда же семидесятка вышла, наконец, на рубеж атаки, Винарский плотно закрыл тяжелую крышку, так и не услышав прозвучавшие позади негромкий хлопок гранаты и треск автоматных очередей.

— Ну, с богом, Макарыч, — скомандовал сержант, вложив первый патрон УБР в камору сорокапятки.

Первый снаряд был подкалиберным. Девятнадцать последующих унитаров чередовались — осколочный, за ним бронебойно-зажигательный — и так до конца укладки. Евгений всегда заряжал основной магазин подобным образом, чтобы сначала шел самый убойный снаряд — на случай, так сказать, больших бронированных неожиданностей, а уже потом выстрелы для более легких и привычных целей. Трассирующие снаряды сержант не любил, а потому запихивал их в неудобные укладки по правому борту вместе с баловством навроде картечи. Слева примостились тупоголовые зажигалки, осколочные и подкалиберные, хотя последних было всего-то пять штук.

…Вылетевший из-за деревьев Т-70 с бортовым номером "236" лихо развернулся почти на заданные 60 градусов, направив свое орудие в сторону ничего пока еще не подозревающих вражеских артиллеристов. "Ну, понеслась балда по кочкам", — незатейливая мысль перевела мозги в боевое состояние. Лихорадочное вращение рукояток, нажатие правой педали, глухой удар пушки. Есть. Огненная стрела пронзила заднюю часть броневичка с крестом. Что у него там располагалось, топливные баки или боезапас, теперь было уже все равно, поскольку полыхнуло стальное корыто не хуже облитой керосином поленницы.

"С почином", — поздравил сам себя сержант, переводя ствол орудия на следующую цель. Стреляная гильза, отлетевшая на сильном откате, освободила казенник, и ее место тут же занял осколочный унитар. "Четыре секунды — быстрее норматива". Педаль, выстрел. Открыть затвор, вывалить гильзу — все-таки начальная скорость осколочного снаряда пониже, чем у бронебойки, и автоматика тут не срабатывает. Бронебойный, выстрел, откат, экстракция. Теперь пулемет. Длинная очередь поверх кустов. Так, опустим пониже, башню — влево. Левая педаль, еще одна очередь. Диск — нафиг, щелчок — следующий. Ну и где тут у вас боевое охранение? А нету его. Поленились, значит, гансы поганые? Вот за леность и получайте подарочки, по три линии каждый. Четвертый снаряд — осколочный. Выстрел. Да куда, мать твою за ногу?! "Макарыч! Сказал же, на месте стоим, блин горелый!". Ага, так вот оно что.

Из-за развороченных артиллерийских позиций на открытое пространство выкатилась угловатая гусеничная машина с характерным стволом-окурком. Ешкин кот, артштурм! Метров шестьсот, не больше. Понятно теперь, зачем Макарыч танцевать начал. Черт, мотает-то как, а еще ведь затвор отвалить, гильзу скинуть. Подкалиберный? А хрен на нэ. Пуляй чем угодно — урод хоть и не новый, а в лоб не возьмешь даже в упор.

Удар по корпусу заставил сержанта боднуть головой башенный погон. Фу-у, обошлось вроде. Маневры мехвода пошли на пользу — болванка прошла вскользь по корме. Ну, если этот гад каток-запаску сорвал или, того хуже, лампу паяльную…да я ему за такое…да я… Так, зажигалка, выстрел. Есть. Пробить — конечно, не пробил, но напугал точно, вон как он заерзал с перепугу-то. Прицел фрицу сбили — это хорошо, а теперь чего делать? Как это чего, тикать конечно, со всех ног. Позиция раскрыта — уроют в момент. Но и немцам не повезло, их батарею теперь только слепой не разглядит. А кто их теперь добьет, танкисты или летчики, нам уже без разницы — дело сделано. И Макарыч — молодец, снаряды считал, как договаривались. Едва пятый улетел, так сразу по газам дал и через кусты к оврагу… Ну, спаси, господи, души наши грешные… Только бы ходовая не накрылась.

— Ты что, приказ командира не слышал? Он же здесь сказал оставаться.

— Гриш, ну чего мы тут маячить будем, как эти… дубы, то есть, тьфу, сосны одинокие на севере диком?

— Хм, вообще-то… да. Надо бы схорониться где-нить, — Синицын почесал затылок, оглядываясь по сторонам. — Во, глянь. Пеньки старые. Никто нас там искать не допетрит. А место точно хорошее — и до оврага близко, и склон весь туточки как на ладони… Ну, пошто задумался? Не нравится что ли?

— Да не, нравится. Просто думаю, а вдруг и командир нас не заметит. Тогда что?

— Как что, похвалит нас за укрывку хорошую. Мы ж ему навстречу выскочим. Хотя… а и верноть, он сгоряча-то пальнет в нас… из пушки. Во смеху будет, — и, заметив растерянность на лице Кацнельсона, Гриша заржал. — Да шучу, шучу я.

— Шуточки у тебя однако…

Место возле пеньков действительно оказалось хорошим. Кто-то когда-то рубил здесь лес и утащил с собой все лесины вместе с сучьями и случайным хворостом. Но потом, видно, не успокоился, пытаясь еще и пни корчевать. Правда, возможно, что выверты эти образовались естественным путем — после оползня — недаром ведь здесь совсем рядом овраг начинается. Тем не менее, получилось то, что получилось, и результат нашим героям был только на руку. Естественные окопы за естественным бруствером — ну что может быть лучше?

Устроившись в соседних "пеньковых" ячейках, бойцы приступили к тому, что в различных наставлениях и уставах называют "наблюдением за наиболее вероятными направлениями движения противника", то бишь, за кустами и подлеском…

Немцы выскочили из рощи настолько неожиданно, что Марик чуть не заорал с перепугу. Но Синицын вовремя зашипел на него и махнул рукой, заставляя вжаться в теплую землю. Немцев было шестеро. Трое тащили детали от миномета, еще двое — лотки с боеприпасом, а последний, видимо, унтер или корректировщик, быстро взбежал на пригорок и принялся что-то высматривать в бинокль сквозь дым, поднимающийся с другой стороны холмов. Скорее всего, немецкие командиры все же решили как-то прикрыть северное направление, не предполагая, правда, возможность прохода через распадок танков, иначе одним минометом они бы не ограничились. А для пехоты этого вполне хватало — склон просматривался хорошо, деревьев не было, и с закрытой позиции путь между холмами легко накрывался минометным огнем.

Кацнельсон с Синицыным продолжали наблюдать за врагом, лихорадочно пытаясь сообразить, что же имел в виду командир, когда приказывал "шугануть тех, кто из рощи полезет", и попадают ли обнаглевшие фрицы под определение этих самых "полезших". Немцы в это время споро собрали нехитрую конструкцию из ствола, плиты и сошек-"двуног" и начали деловито обустраивать позицию метрах в сорока от притаившихся красноармейцев, раскладывая вокруг лотки и обваловывая их песком и галькой. Подошедший унтер пролаял какую-то команду и приступил к осмотру окрестностей.

— Эх, гранату бы сюда, — прошептал Гриша.

Кацнельсон в ответ ухмыльнулся, порылся в подсумке и показал Синицыну ребристое яйцо Ф1. Получив искреннее удовольствие от созерцания округлившихся глаз своего временного командира, Марик пояснил шепотом:

— Это я когда автомат в танке брал, так заодно гранату прихватил. На всякий случай.

— Дай мне, я их щас…

— Не, лучше я сам — у меня в институте разряд был.

Отложив автомат, Кацнельсон сорвал кольцо, широко размахнулся и метнул "лимонку" в сторону минометчиков. Граната легла хорошо, не долетев каких-то пару метров до немецких солдат. Сразу после взрыва-хлопка Синицын вскинул ППШ и пустил несколько коротких очередей по тем фрицам, которые еще подавали признаки жизни. Кацнельсон же выскочил из окопчика и, широко раскрыв рот в безмолвном крике, принялся вовсю поливать свинцом минометную позицию.