Дмитрий Корниенко - Время Рыцаря Страница 4

На противоположный берег переходить не хотелось: судя по виду, там расположилась современная скучная часть города. Сдержанной походкой Альберт дошел до приятного кафе у моста и вскоре вытянул гудящие ноги в сторону реки, слегка пьяный от солнца и усталости. Неспешность официантов подчеркивала выходной день. Посетители, в основном туристы, обедали медленно, вилки с нанизанными кусочками мяса или креветками то и дело замирали в руках, дожидаясь, пока хозяев покинет созерцательность. Историк тоже разомлел, даже кофе не помог, и обратно к вокзалу, чтобы продолжить свой путь до Шато-дю-Луар, он брел неспешно, отмахиваясь от наползающей дремы.

Ехать было минут сорок, но в упруго дрожащем вагоне Альберта все-таки сморила усталость, и не разбуди его проверкой билетов колоритный седовласый проводник, больше походивший на капитана круизного лайнера, можно было ненароком остановку и проехать.

Историк был единственным пассажиром, сошедшим на перроне маленькой станции Шато-де-Луар. Она была грустной, одинокой, и какой-то по-осеннему печальной, как и все маленькие железнодорожные станции. А малая стрелка на часах вокзала, состоявшего из одной комнаты, уже уперлась в римскую цифру шесть. И вот небольшой чемодан закинут в багажник такси, а сам Альберт наконец расположился на заднем сидении, чтобы преодолеть последний и самый короткий отрезок пути к замку Курсийон.

По левую сторону дороги, к стесанным склонам крутых холмов лепились невысокие дома. Они выглядели словно нарисованными на серой каменной стене отрога, изрезанной множеством ворот, калиток и дверей, так, будто местные жители соперничали с горными троллями в использовании пещер. А по правую руку, сквозь редкий кустарник проглядывали похожие на лесенки пути железной дороги, уходящей к Туру.

За пределами Шато-дю-Луар машина съехала с шоссе влево и, миновав деревушку, поднялась на холм. Судя по всему, впереди уже маячили замковые владения, а вдалеке из зелени деревьев поднимался знакомый по фотографии темно-серый шпиль башни.

Альберт отпустил такси у массивных черных ворот и остановился в нерешительности, потому что на воротах была цепь, а на цепи замок. Он тщательно осмотрел внушительные столбы, сложенные из камня, но никакого звонка или интеркома не обнаружил. От ворот вглубь вела усыпанная светлым щебнем аллея, а через решетку было видно и серое древнее крыло замка, и отходящее от него под прямым углом позднее белое крыло, но все это было довольно далеко, и привлечь к себе чье-либо внимание не представлялось возможности. Да и не видно было ни души.

Недолго думая, историк взял левее и пошел вниз с холма вдоль каменной изгороди, полускрытой кустарником, пытаясь найти другой проход на территорию. Местами заросли редели, открывая обвалившуюся кладку, и несложно было бы пробраться внутрь, но не хотелось пачкаться, тем более что к приличным замкам подходов должно быть несколько.

Нагретая за день почва и распаренная зелень отдавали в свежеющий вечерний воздух пряные дачные запахи, трава стрекотала кузнечиками, и видны были поверх утонувших в овраге деревьев разбросанные вдали фермы. Тут Альберт заметил маленькую, по пояс, калитку. Она была такой ветхой, что чуть ли не просвечивала, и казалось, можно легко пройти сквозь нее, оставив на брюках лишь древесную труху. Осторожно приоткрыв ее, Альберт прихлопнул на лбу комара и наконец вступил в замковые владения.

'Не нарваться бы на собаку', – подумал он, продвигаясь в сырой тени дубов мимо сложенных замшелых поленниц в человеческий рост по утоптанной дорожке, окаймленной лопухами. Она и вывела на усыпанную гравием площадку перед замком. Это был внутренний двор, перекрытый с двух сторон старым и новым крылом.

Единственная башня возвышалась справа, сужаясь кверху, и напоминала меченый мхом гриб с толстой ножкой и маленькой шляпкой конусообразной черной крыши. От нее шло массивное старое крыло, с выходящими во двор многочисленными воротами, возможно, бывших конюшен, а со второго этажа смотрели цветные витражи. Корпус поздней постройки, уже не такой толстостенный, с вытянутыми арочными окнами и застекленными дверьми, стоял на месте старой северной стены и довольно сильно контрастировал с соседним зданием. Общими были лишь массивные фонари на черных цепях, которые со скрипом покачивались от порывов теплого ветра.

Альберт остановился и стал вглядываться в темные окна, пытаясь уловить в них жизнь. Однако тишину нарушил скрип двери, своей пронзительностью напомнивший крик чайки, и на крылечко старого корпуса вышла женщина средних лет с блеклым лицом. Она остановилась, вытирая руки о передник, внимательные бесцветные глаза изучающе оглядели гостя с ног до головы и выжидающе застыли. Историк же ухватил чемодан за ручку и поспешил к ней, шурша колесиками по гравию.

– Добрый вечер. Надеюсь, вас предупредили о моем приезде? – произнес он по-французски, а затем в ответ на озадаченное молчание с нарочитой веселостью добавил: – Ворота были закрыты. Как же к вам ходят гости? Или я не заметил звонка?

Женщина выслушала его равнодушно, не делая даже попыток улыбнуться.

– Мы ждали вас утром, – недовольно сказала она, заходя обратно в помещение, и, заметив, что Альберт собирается следовать за ней, поспешно добавила: – Подождите здесь. Схожу за ключами от комнаты.

Конечно, в глубине души Альберту казалось, что прием будет более радушным. Уж как минимум представлялось, что его встретят с улыбкой и тут же, не дав отдышаться, усадят за накрытый стол где-нибудь на террасе, и на столе этом будет стоять графин красного вина, а в корзиночке рядом хрустящий французский хлеб, и тут же принесут снятый с углей большой кусок мяса. И кто-нибудь непременно усядется напротив, нахваливая замок и подливая вино. Но сейчас стало понятно, что служанка воспринимает гостя, собирающегося расписывать историю Курсийона, как обычного наемного работника, а может, и вовсе не осведомлена о цели его приезда. Альберт и сам вдруг понял, что оснований для особого приема нет. Воодушевление его куда-то улетучилось, а усталость, наоборот, дала о себе знать.

Тем временем женщина вышла, позвякивая ключами в такт неспешным шагам, и направилась вдоль старого крыла, бросив по дороге, что ее зовут Ивет. Поднявшись по ступеням к массивной деревянной двери в башню, она повозилась с замком и вошла внутрь. В толстой стене башни крутой спиралью закручивался вверх узкий лестничный проход. Стены были белого тесаного камня, и свет падал на лестницу из незастекленных бойниц по левую руку. Подниматься приходилось чуть ли не боком, а к третьему этажу еще и пригибать голову. Альберт припомнил, что в замковых башнях лестницы всегда закручиваются по часовой стрелке, и это связано исключительно с тем, что правше так легче оборонять лестницу.

На последнем витке лестница уперлась в дубовую дверь, Ивет отперла ее большим допотопным ключом, какие среди прочего вешают в кафе и тавернах для создания духа домашней кухни, и посторонилась, пропуская гостя внутрь. Сама заходить не стала.

– Через полчаса спуститесь на кухню, я вам что-нибудь приготовлю, – сказала она, старательно избегая встречаться с Альбертом взглядом. – А завтра мой муж Андре отвезет вас в магазин, и вы купите себе продукты. Готовить можно на общей кухне. Душ и туалет найдете на первом этаже башни, – последние ее слова прозвучали гулко, уже с лестницы, и перемежались осторожным шарканьем стоптанных туфель.

Комната была абсолютно круглая. Каменные стены, толщину которых можно было угадать по глубокой нише с небольшим окошком в одно стекло, даже в этот летний вечер были ледяными на ощупь. В нише старого камина поместилась маленькая железная печурка, труба от которой уходила в каминный же дымоход. Справа от короткой деревянной кровати, рядом с окном, висел полуистлевший гобелен, на котором уже трудно было что-либо разобрать, а с противоположной стороны у стены стояло древнее зеркало в человеческий рост, с поверхностью мутной и вогнутой внутрь. Альберт с любопытством остановился напротив, приглаживая короткие волосы, но увидел лишь расплывающийся силуэт. Еще в комнате было два стула, сундук с плоской крышкой, вешалка у входа да небольшой круглый коврик возле кровати. Средневековый аскетизм во всей красе. Альберт поднял голову. Потолок вытягивался вверх конусом, и черные, изъеденные временем, узловатые балки сходились в середине. Очевидно, что комната будет еще больше мрачнеть по мере захода солнца, но пока его лучи хоть искоса проходили сквозь пыльное окошко, втиснутое в расширенную бойницу, оставалось чувство какого-то предгрозового уюта.

Распаковывая чемодан, Альберт оказался в затруднительном положении: шкафа не было, и в итоге что-то украсило вешалку, что-то легло на крышку сундука, но большая часть вещей так и осталась в чемодане. Оставалось освоить душевую комнату, которая оказалась на удивление приличной, как в хорошем отеле. Нашлось и полотенце, а на туалетной полке располагались разноцветные флакончики гелей и шампуней. Причесываясь и рассматривая лицо, Альберт пожалел, что не удостоил при свете дня загадочное зеркало своей комнаты должным вниманием. Ведь после захода солнца делать это категорически не рекомендовалось. Во время того странного разговора Альберт настойчиво искал в дядином лице признаки лукавства, но так и не нашел, в итоге зеркало начало немного тревожить еще дома. Но сейчас следовало поужинать, а потом, пока не стемнеет, осмотреть замок с разных сторон. Изучить же внутренние помещения и наведаться в подвалы можно будет с утра следующего дня.