Александр Громов - Русский аркан Страница 4

Что тут удивительного? В конце концов Екатерина Константиновна знала от брата, что некоторые ученые все еще отстаивают гипотезу о возможности самозарождения жизни в наше время, тогда как их противники указывают, что кипятить субстрат надо дольше. А уж слухи зарождаются гораздо легче, чем те студенистые живые комочки, которые Катеньке показывал в микроскоп учитель естественной истории. Удивительным было другое: распространившиеся по дворцу слухи оказались доподлинно правдивыми. Случай хотя и странный, но, надо признать, не такой уж редкий.

Митенька получил в наместничество Дальний Восток! Понятно, отчего ему вдруг стало не до сестры с ее амурными терзаниями…

Екатерина Константиновна сердилась: бездушный! И ему, и всем вокруг до нее дела нет. Братец въедлив; будет вникать в дела наместничества с упорством корабельного червя, гложущего доску, пока не освоится, как у себя дома. Да ведь не в те дела, в какие надо бы! Сухарь! Ну какое ему дело до страдающего на Шпицбергене статского советника Лопухина? В империи тьма-тьмущая статских советников, а этот даже не имеет касательства к вверенной великому князю провинции.

Теперь уже забылось, что при первой весточке о Лопухине сердце щебетало весенней канарейкой: жив! Жив!

Строго говоря, весточек было две, и обе пришли в один день. Первой оказалась каблограмма из Понта-Дельгада, отосланная капитаном Пыхачевым в морское министерство и немедленно пересланная в Ливадию. Пыхачев рапортовал о морском сражении с пиратской эскадрой исландцев, о героической гибели «Чухонца», о потоплении неприятельского броненосца, о потерях и, разумеется, о драгоценном здоровье цесаревича. «Победослав» застрял на Азорских островах для ремонта и пополнения запасов. О статском советнике Лопухине сообщалось кратко: пропал без вести, будучи выброшен взрывной волной за борт во время боя. Больше ничего.

С точки зрения Екатерины Константиновны, капитан мог бы написать о Лопухине побольше, а о здоровье цесаревича – поменьше. Она мгновенно возненавидела этого Пыхачева. Бездушный винтик! Ничего нельзя понять. «Пропал без вести» – это как? Жив ли? Неужто нельзя было выяснить?

Во дворце повеселели, папá распрямил плечи и улыбался, зато Катенька места себе не находила. Но на закате того же дня Митя настойчиво увлек ее на прогулку к морю:

– Жив он, твой ненаглядный, жив.

– Правда? – только и спросила Катенька, слабо ахнув.

– Думаю, правда. Ныне выкуп за мертвого никто платить не станет. Научены. Деньги против персоны.

– Да что ты такое мелешь! – рассердилась великая княжна. – Какой мертвый? Какой выкуп? Толком объясни!

Дмитрий Константинович покорно вздохнул.

– Известное тебе лицо в плену у исландцев. Выкуп: два миллиона золотых рублей. Пустячок.

Последнее слово было произнесено с сарказмом.

– Казна должна выплатить, – сейчас же выпалила Катенька, сжав кулачки, и даже ножкой притопнула.

– Не нашего с тобой ума это дело.

– Отчего же? – горячо возразила великая княжна. – Разве не папá отправил Николая Николаевича в это плавание? Кому же платить? Если не из казны, тогда из личных сумм…

Митенька согласно кивал в ответ, но что он думал, о том оставалось лишь гадать. Возможно, у него на языке вертелся вопрос: «Разве казна выкупала офицеров, попавших в чеченский плен, сгнивших во вшивых зинданах? Чем они хуже статского советника Лопухина? Точно так же исполняли свой долг… И разве мало русских моряков томится на угольных копях Шпицбергена? Если за каждого платить выкуп, государственный бюджет вылетит в трубу, а проблема решена не будет. Да и аморально платить пиратам!»

Нельзя отрицать, что голову Дмитрия Константиновича могло посетить и еще одно соображение: пленение или даже гибель Лопухина означает решение одной деликатной семейной проблемы. Великий князь мыслил по-государственному.

– …как честный человек папá обязан! – завершила горячую речь Катенька.

– Прежде всего он государь, – несколько туманно возразил Митя.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Ровным счетом ничего. Вопрос о выкупе будет так или иначе решен, будь уверена.

Сказать по правде, Катенька не была в этом уверена, но ничего более от брата не добилась. Слабо представляя себе механизмы закулисных дел (не вступать же с пиратами в официальные сношения!), она могла предположить дальнейшее лишь в самых общих чертах. В лучшем случае исландцам будет предложена вчетверо меньшая сумма. Вполне вероятно, их попытаются припугнуть, из чего вряд ли выйдет толк. Эта публика не из пугливых. Начнется долгий торг за сумму выкупа, и пока он будет продолжаться, Николай Николаевич останется в плену. Не исключено, что исландские висельники упрячут его в угольную преисподнюю Шпицбергена, дабы сделать русских более сговорчивыми. К тому же переговоры наверняка будут вестись не напрямую, а через посредников, что удлинит их. Время – не только деньги. В известных обстоятельствах время – жизнь. Пройдут долгие месяцы, прежде чем Николай Николаевич ступит на русскую землю – согбенный, с потухшим взглядом, с бесповоротно загубленным здоровьем…

И это еще в самом лучшем случае!

Решение стоило бессонной ночи. «Хоть бы всплакнула для приличия», – подумала Екатерина Константиновна, чуть забрезжил рассвет. Глаза остались сухими. Великая княжна не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Давно, очень давно. Еще в детстве, конечно. С тех пор – нет. Ну что это за барышня, которая не умеет выдавить из себя слезу без помощи лука! И неестественно, и невыгодно…

– У тебя круги под глазами, – сообщил ей наблюдательный, но недогадливый Митенька на прогулке после завтрака. – Неужели плакала?

Ответ был таким, что братец сбился с шага.

– Я выйду замуж за Франца-Леопольда.

– С условием? – догадался Дмитрий Константинович.

– Конечно. Великим князьям даруется на свадьбу один миллион рублей, не так ли?

– Совершенно верно. Такова традиция. Но прилично ли нам обсуждать это?..

– Мне нужны два миллиона и сейчас, – твердо заявила Катенька.

Братец даже на шаг отступил от неожиданности. Прозрев – сделал судорожный вдох.

– Побойся бога! Подумай, кто получит эти деньги!

– Мне все равно! Только бы он был жив. Разве я не вольна распоряжаться своими деньгами?

– Прости, но это деньги государственные…

– Казна не обеднеет!

Любезный брат Митенька лишь всплеснул руками и в перепалку не полез. Видно было к тому же, что сейчас его гораздо больше заботят не чувства сестры, а дела дальневосточного наместничества. Получить в управление территорию размером с пол-Европы, имея всего двадцать два года от роду, – это как пигмею бросить вызов великану.

– Ну хорошо, – вздохнул великий князь. – Что ты от меня-то хочешь?

– Поговори с папá.

– Так я и знал. А самой переговорить не проще ли будет?

Щеки великой княжны вспыхнули.

– Прости. Если ты настолько занят…

– Я занят, – вздохнул Дмитрий Константинович, – но я переговорю… Только не надо меня целовать, пожалуйста! Я считаю, что ты выдумала глупость. Зря ты решила играть роль героини античной трагедии. Самопожертвование тебе совсем не идет. Но это твоя глупость, не моя.

– Пусть глупость!

Женские аргументы, как правило, неотразимы. Митенька только руками развел. Пусть его рациональной душе не чужды были шалости – но возводить глупость в доблесть? Этого великий князь понять не мог.

– А, вот вы где! – Тоненький голосок возвестил о появлении десятилетней Ольги Константиновны, младшей дочери государя. Голосок выдавал обиду на весь белый свет. Государь, недовольный более чем скромными успехами Оленьки в изучении родного языка, проявил крайнюю жестокость: приказал несносному учителю Розендалю продолжать заниматься с великой княжной и в Ливадии. У гимназистов каникулы? Ну и что? «Ты не гимназистка!» – гремел голос Константина Александровича.

И вот теперь вместо морских купаний, пикников и прочих удовольствий несчастная жертва великорусской грамматики ежедневно исписывала по десятку страниц под диктовку придиры-учителя. За каждую ошибку следовал разнос; за пять ошибок несносный тиран оставлял великую княжну без сладкого.

Вот и сейчас глаза Ольги Константиновны были на мокром месте.

– Привет страдательному залогу, – иронически поклонился Митенька.

Младшая великая княжна сердито сверкнула глазами. Только что она хотела пожаловаться на несчастную свою судьбу, чтобы ее утешили, но теперь рвалась в бой. Господь наградил обеих сестер одинаково твердым характером.

Однако великий князь боя не принял.

– Что на сей-то раз случилось? – вопросил он заинтересованно.

Оленька подумала и решила в словесную пикировку не лезть.

– Я написала «карова».

– Правда? – восхитился Митенька. – А как надо?

– Не знаю! Он не снизошел! Это вы, говорит, найдете в моем словаре, ваше высочество! Ничего, кроме словаря, не написал, а туда же – учит!