Сияние жизни (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич Страница 4

— Икари?

— Да, доктор Акаги.

— Приготовься.

— Слушаюсь.

Зажигаются перед глазами крошечные светодиоды — идет калибровка положения глазных яблок. Тихо жужжащие сервомоторы подгоняют последние тонкие настройки. Теперь главное не моргнуть, главное не дернуться — смотреть точно в красные маячки. И вроде как понимаешь это, и вроде не первая синхронизация, и даже не двадцать первая, но нет-нет, да и мелькает шальная мысль: «Все, пропали глаза…»

Иглы впиваются в веки неожиданно — всегда неожиданно — коротким рывком входят в орбиты, огибая глаза, и идут дальше, в мозг. Звенящая боль нервов, которые нельзя обезболивать, наполняет череп, но и это только начало: где-то там, на четко выверенных позициях, иглы выпускают тончайшие жгутики нейронных трансмиттеров, напрямую работающих с церебральной зоной «А-10». И вот это уже больно по-настоящему — до прокушенной губы, до крошащейся эмали стиснутых зубов, до звона в животе… Но сквозь этот рвущийся наружу вопль всего тела звучит спокойный голос:

— Синхронизация установлена.

И мир пробуждается. Чужие глаза, чужое тело — пока неясное и странное. Чужое восприятие.

Он видит. С огромной высоты видит крохотного себя, свое бывшее тело на каталке — серебристо-синий обтягивающий костюм, скрытая яйцевидным глухим шлемом голова, — и слышит четкий приказ:

— Уничтожь труп.

— Слушаюсь.

Он привычным движением тянет палец к гашетке, переводя систему правой руки в режим огнеметания. Точный залп тугой струи пламени, всего один короткий залп, окутывает лабораторный стол рукотворным адом.

Синдзи вскочил, сбросил с себя мокрые простыни и замер, лихорадочно шаря руками по кровати. Бушевавшее во сне пламя, казалось, вырвалось в явь, раскалило его комнату, и сейчас он словно искупался в собственном поту. «Тело… Оно тут, оно здесь…» Икари сжал виски ладонями, пытаясь угомонить расшумевшихся в голове демонов. И вдруг перед глазами возникла рука, протягивающая чистое полотенце. Завернутая в простынь Аянами стояла рядом с кроватью, ее бинты в сизом предрассветном полумраке жутко выделялись на бледном лице:

— Ты, вероятно, взмок. Кошмар?

Синдзи перевел дыхание, взял полотенце и принялся обтираться:

— Я кричал?

— Да. Правда, недолго.

— Понятно.

Рей бесстрастно стояла рядом, пока он приводил в порядок постель, и едва заметно вздрогнула, когда он коснулся ее руки:

— Аянами… Спасибо тебе.

— Не за что, Икари. Я… — она замолчала, раздумывая, стоит ли продолжать. — Сама хотела разбудить тебя. Ты можешь побыть со мной?

Синдзи кивнул, но вовремя спохватился и произнес вслух:

— Хорошо. Пойдем к тебе? Или на балкон?

— Нет. Я бы хотела остаться тут. Можно?

— Конечно…

Она устроилась в углу кровати, поджав ноги и слепо глядя прямо перед собой, и Синдзи, поколебавшись, сел рядом. Повисло молчание — уютное, теплое, неожиданное после кошмара молчание, пахнущее голубоволосой девушкой. Он задумался, пытаясь представить себе, что еще в жизни давало ему такое тепло и тихую радость, и по всему выходило, что ничего подобного он никогда, ни с кем и ни с чем не переживал. Призрачное, будто бы размытое детство — без материнского тепла, на попечении родственников. Безрадостная юность, оставившая в памяти только боль. И лишь Рей… Будто в благодарность за эти мысли к нему скользнула рука девушки, нашарила его руку и крепко сжала.

— Аянами? — Синдзи вздрогнул: она очень редко касалась его без необходимости.

— После тестов мне сказали, что нас перебросят на Атомные земли. Ты знаешь?

Икари вздрогнул, вспомнив заплаканную Майю.

— Да, ходят слухи.

— Это не слухи.

— Понимаю.

Он замолчал, ожидая, что она скажет дальше, и тревога, вызванная ее словами, затихала, сворачиваясь клубком глубоко в душе. Рей все еще держала его руку, и Синдзи наслаждался теплом ладони этой ледяной в обхождении девушки. А еще он с удивлением прислушивался к себе, двадцатидвухлетнему парню, и с удивлением спрашивал: «Ну неужели ты не хочешь большего???» Синдзи улыбнулся: еще как хочет, но не сейчас. Сейчас тепло нужнее огня.

— Икари, — вдруг сказала Рей, поворачиваясь к нему, — запомни кое-что, пожалуйста…

Он промолчал, удивленный странно твердым тоном девушки, и замер, услышав окончание:

— …Я всегда буду с тобой и буду защищать тебя.

Ночь стремительно заканчивалась, а они все сидели рядом, так и не произнеся больше ни слова. Рей погрузилась в себя, а Синдзи, взволнованный ее обещанием, мыслями вернулся в день их знакомства.

Он с самого начала знал, что есть второй испытательный субъект. Собственно, не так: Синдзи с самого начала знал, что он второй испытательный субъект, а где-то еще существует загадочная девушка, которая стала первой подопытной. Правда, в Токио им так встретиться и не удалось: огромный Институт занимал десятки уровней многокилометровых подземных убежищ под городом, где разминуться можно было даже с самим собой. Только когда его статус оформили официально как «пилот-испытатель милостью Микадо» и перевели на базу Гавайи, вновь вписав имя Синдзи Икари в списки живых подданных Империи, он смог увидеть свою странную коллегу. По правде говоря, вспомнил Синдзи, именно увидел он ее лишь спустя два дня после первой встречи.

…Очнувшись тогда дома и ощупав бинты, он вслепую пытался открыть бутылку пива и сломал горлышко, порезав несколько пальцев. Запах крови и пульсирующая боль разбудили почти животную ярость. Если только животное может вообще испытывать такую ненависть к себе, к собственной ничтожности, беспомощности, к собственной слепоте. Ноги уже дрожали, силясь удержать ослабевшее тело. Синдзи понимал, что ему надо успокоиться, надо остановиться, но не мог. Стискивая зубы, он лупил искалеченной рукой в стену своего нового дома, наслаждаясь болью, пока не понял, что сейчас свалится. «Тьма тут, тьма обморока, — подумал он и сел на пол. — Какая, к черту, разница. Дверь, жаль, за собой забыл закрыть, найдут еще». Стоило подумать о двери, как тихий шорох шагов ожил рядом, опасно мягкий и вкрадчивый, и слепая тварь внутри Синдзи решила повременить с забытьем. Это обещало быть куда веселее, чем драка с непобедимой стенкой. Он молча бросился вперед, ориентируясь на слух и пытаясь сразу сбить пришельца с ног.

Противник ушел с его пути, не издав ни звука, и Синдзи чудом остановился, не налетев на кресло. Он развернулся и напрягся, пытаясь понять, где пришелец, но ничего не услышал, пока что-то не коснулось его раненой руки. Дальше был скользящий захват, бросок, и непрошеный гость оказался на полу, но после короткого сильного тычка под колено Синдзи составил ему компанию. Он неудачно приземлился прямо на многострадальную руку и вскрикнул, понимая, что встать уже не может. В отличие от противника. Сознание уже плыло, болели от напряжения израненные глаза под бинтами, а соперник ходил по бунгало, не реагируя на его проклятия. А потом что-то влажное, остро пахнущее спиртом, опустилось на его порезанную и разбитую кисть, слегка потерло и исчезло, оставив жгучий зуд. Теплые ладони приподняли руку и принялись обматывать ее шершавой марлей. Синдзи затих, осторожно вытягивая вперед и вверх здоровую руку, пока не наткнулся на мягкую кожу лица склонившегося над ним человека. Вопреки его ожиданиям, гость не отшатнулся и позволил себя изучить. Гладкая кожа, странная прическа с зачесанными на щеки волосами, маленькие, плотно сжатые тонкие губы, задорно вздернутый небольшой нос… Он остановился. Слишком гладкая кожа. Синдзи вздрогнул, услышав, наконец, ее голос:

— Где твоя комната?

Голос был тихим, мягким, а тон — абсолютно ровным, будто и не пытался он ее избить. После этих слов пропал всякий смысл извиняться: почему-то сразу стало понятно, что гостья сочла инцидент исчерпанным и возвращаться к нему не хочет.

Наутро, когда Синдзи проснулся у себя в кровати, только повязка на руке убедила его, что это было не пьяное видение. Вечером того дня, когда ему сняли бинты, у порога бунгало остановился тяжелый грузовик «исудзу», развозящий сотрудников по домам. В оранжевом закатном свете из него под изумленным взглядом Икари легко выпрыгнула стройная голубоволосая девушка, держащая небольшую сумку в руке.