Возраст – преимущество - Виктор Сергеевич Мишин Страница 4

– Вот же детство у вас, ребятишек, вышло…

– Что поделать, война идет, – пожал я плечами. – Скажите лучше, тетя Капа, эти гады оуновские к вам часто заходят?

– Да никого не было очень давно, а тут ввалились. Ваня с Семеном их постреляли.

– А оружие оставили? – спросил я о самом важном в данный момент.

– Да, заховали по углам, с собой-то не унести.

– Дайте мне пожалуйста хоть что-нибудь, а то заявятся, а я тут голый, – сделал я страдальческую мину.

– Там много всего было, тебе чего надо-то?

Чуть было не закричал – всё!

– Автоматы были? Пистолеты?

– Да хоть бомбы! – тетя Капа даже засмеялась.

– Не, я ж не самолет, бомбу не подниму, – засмеялся и я.

– Нет, Захар, не дам, – вдруг серьезно меня обломав, женщина встала и пошла прочь.

– Тетя Капа, почему? – обалдело крикнул я ей вслед.

– Так еще отбрехаться смогу, а найдут оружие, точно сожгут вместе с домом. И с тобой, конечно.

– Вот именно, мне к ним попадать нельзя.

– Я скажу, где лежат железки, но сюда не принесу, не проси.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. И как быть? А если эти упыри заявятся, вредная тетка сама их встретит? Что-то я в такое не верю.

Процесс восстановления проходил медленно, сначала долго заживала спина, не давала даже повернуться, а потом одна нога никак покоя не давала. В основном все время проходило в положении лежа, надоело так, аж жуть берет. Тетя Капа как истинный медработник, причем достаточно просвещенный, через день делала мне массаж на спине, ноги я уже сам разминал. Партизаны так и не вернулись, а времени прошло… Август на дворе. Оуновцы не появлялись, и я расслабился, но как оказалось, зря. Это случилось ночью, шел дождь, на улице как-то прохладно было, когда в дверь требовательно постучали, и тетя Капа побежала открывать. Я насторожился.

– Здорово, тетка, нам сказали, ты врачевать умеешь? – донесся сиплый голос.

– Ой, а у меня и лекарств-то нет совсем. Я больше травами…

– Да насрать, чем ты тут лечишь! У нас командир ранен, давай, посмотри его!

– Ну, заносите в дом, только грязную одежку тут скидайте, нельзя раненым грязь, гнить начнет.

– Ты одна?

– Да мальчонка только у меня, дитя совсем, партизаны подстрелили, вот и лежит, тоже травками его пользую.

– Какой мальчишка, – мгновенно голос стал еще более требовательным, – где он?

– Так говорю же, в доме, лежачий он.

– Я сам сейчас посмотрю, какой он лежачий!

Послышались тяжелые шаги, тетя Капа, видимо, бежала сзади и причитала, что пришедшие ей грязи натащат, но ее, конечно, никто не слушал. Пипец, что-то сейчас будет.

– Ты кто? – уставился на меня мужик. Одет он был, как типичный бандеровец, ну или оуновец, мне по хрену на разницу между кучками говна. Старая польская форма, никаких шевронов или значков, грязная… Наверняка в болоте сидели, где еще так измажешься.

– Егор, – сделав испуганное лицо, пролепетал я.

– Откуда ты?

– Из Кобрина…

– Недалеко забрался, от Кобрина-то? – усмехнулся бандит.

– Далече, – кивнул я. – Мы с родней в Ровно шли, да попали к партизанам, – начал врать я, – еле ушел, остальные не знаю где, все в разные стороны прыснули, кто куда.

– Где бандитов советских встретили?

– Да откуда ж я, дяденька, знаю, я долго полз, там болото было, потом сюда попал.

– Москаль? – Ну понятно, он же со мной на русском говорит.

– Немец я, – решился врать по полной программе. – Война началась, нашу семью в тюрьму, как батька сказал, большевики боялись, что мы к немцам перебежим, вот и заперли. Немцы пришли, освободили, да дом к тому времени уже сгорел, жить негде было, пошли скитаться. Под Ровно тетка живет, к ней и шли.

– Куда ранили?

О, проверить решил? Ну я тебе сейчас отвечу. Этот хрен бандеровский, на немецком со мной заговорил. Но блин, на таком корявом…

– Что? – переспросил я на немецком, делая вид, что не понял.

– Куда тебя ранили? – нетерпеливо повторил вопрос бандит.

– А, – кивнул я головой, – в спину, да ноги еще.

– И как же ты дошел?

– Я и не шел, полз всю дорогу.

– Я плохо понимаю на немецком, больно ты быстро говоришь, – бандит перешел вновь на русский.

– Простите, просто он мне родной практически. Я родился в Кобрине, но отец у меня немец, а мать из Кобрина. Были…

– Что, всех партизаны побили? – даже сочувствие в голосе услышал.

– Не знаю, разбрелись мы и потерялись, – я шмыгнул носом.

– Ну ладно, лечись, Егор. Будешь помогать нам? – прямо спросил бандеровец.

– А чем? Я ж не умею ничего…

– Стрелять не умеешь? Хочешь научу?

– Да я боюсь, как услышу, трясти начинает.

– Слабая нынче молодежь пошла, ох и слабая. Кто же твою землю от большевиков освобождать будет?

– Может, когда вырасту… – попытался оправдаться я.

– Сколько тебе сейчас?

– Двенадцать.

– Ну да, так-то еще мал, годка через два будешь знатным хлопцем, а страх уйдет, поверь мне.

– Спасибо, – попытался поклониться я.

– Давай! У нас командира ранили сильно, как думаешь, выходит его бабка?

– Не знаю, лекарств у нее нет, пью какие-то горькие настойки, аж обратно лезут, еле проглатываю.

– Плохо, что лекарств нет, но, если получится, пошлю людей из города. Больно уж далеко сюда переть.

Бандеровец вышел из комнаты, и я услышал их разговор с тетей Капой. Бандит сомневался, что они смогут дойти до своих, много раненых, командира вообще вон приходится оставлять тут, посреди леса. А идти-то очень далеко. Капитолина Георгиевна в свою очередь посетовала в который раз на отсутствие лекарств, но сказала, что сделает все, что сможет. По ее словам, командир бандеровцев ранен тяжело, в голову, неужели будет лечить?

– Тетя Капа, дай мне оружие! – когда бандеровцы ушли, я подскочил к хозяйке.

– Да ты что задумал-то? С ума сошел? Их там семеро, – запричитала Капитолина.

– Не могу смотреть, как эти падлы живыми тут ходят, сколько они наших людей убили, пока сюда добрались? Дайте, иначе с голыми руками на них пойду.

– Так они же ушли! – искренне засомневалась женщина.

– Догоню, – уверенно ответил я, продолжив одеваться. Моя одежка была здесь, тетя Капа ее постирала и зашила, вполне хорошо получилось.

– Ты ж еще еле ходишь, нога-то плохая у тебя!

– Я осторожно.

– Иди в сенник, воротню открой полностью, со стороны петель там щель есть, в ней найдешь.

Я