Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов Страница 4

— Откуда вы это знаете? Отец никогда ни о чем не просил Бенкендорфа! — глаза девушки удивленно расширились. — Он просто отправил книгу в Санкт-Петербург Дельвигу, а тот уже умер, и текст попал Пушкину. Александр Сергеевич решил пошутить, но кто бы знал, что глава третьего отделения ему подыграет… Я поняла! Это Анька вам все рассказала!

Стерва сделала какие-то свои выводы и отвернулась, не желая больше общаться. А я изначально и не хотел. Еще бы знать, кто такая Анька… Впрочем, разве это важно? Повозка как раз подъехала к нашим позициям, и я выскочил наружу.

— Спасибо, — я попрощался с девушкой.

— Спасибо, — повторил немного растерянный Лесовский, а потом быстро догнал меня. — Григорий Дмитриевич, а правда, откуда вы столько про судьбу декабристов знаете? Неужели в Санкт-Петербурге вы с кем-то из них общались?

— Все потом, — отмахнулся я.

Сначала нужно было убедиться, что мы не опоздали.

После активизации батарейной борьбы в последние дни по поверхности никто уже старался не ходить. Так что мы спрыгнули в ближайший окоп и уже под прикрытием бросились к первой линии. Нехорошие предчувствия становились все сильнее, когда я неожиданно услышал впереди голоса… А потом разобрал и уверенный баритон Ильинского. Повезло! Никто не ушел без нас, никто не натворил глупостей!

— Дмитрий Васильевич! — я окликнул капитан-лейтенанта.

— Григорий Дмитриевич, вы быстро. А мы еще даже план атаки придумать не успели, — Ильинский обвел рукой наш небольшой штаб.

Кстати, необычное дело. Капитан-лейтенант, который готов советоваться с лейтенантами, мичманами и даже ефрейторами. До чего я довел людей. Я улыбнулся и поздоровался с нашими артиллеристами. Руднев и Григорьев хмурили брови, понимая, что первые роли в этой операции будут не у них. Мичманы, наоборот, были воодушевлены. Прокопьев понимал, что без связи нам никуда, а значит, он в деле. Алферов как главный по ракетным пускам тоже волновался, умудряясь бледнеть и краснеть одновременно. Больше всех переживал Димка Осипов. Как самый новенький он почему-то считал, что его обязательно оставят в стороне, и поэтому яростно сжимал кулаки, уже готовясь спорить и биться за свое место в первых рядах. А вот кто был спокоен, словно удавы, так это наши ефрейторы. Николаев и Игнатьев за эти недели стали кем-то вроде представителей простых солдат и уже не терялись на таких вот собраниях. Наоборот, слушали, смотрели и готовились отвечать на вопросы, если дело дойдет до проработки штурма конкретных вражеских позиций.

Я поздоровался с каждым, а потом мы продолжили обсуждение уже вместе. Только не успел я ничего сказать или спросить, как сверху к нам спрыгнул Степан. Старший пилот тоже был возбужден в ожидании серьезного дела.

— Пришли ответы с других бастионов, — он крепко сжал мою ладонь, на ходу выдавая новую информацию. — Все готовы поделиться с нами запасными «Ласточками» и «Карпами», так что кулак в десять-одиннадцать шаров точно наберем.

Казак обвел всех сияющим взглядом.

— Мы обдумывали вариант подготовить ударную группу и подойти на закате со стороны моря, — пояснил Ильинский. — Если получится удачно высадиться, то десяти-двадцати ракет за глаза хватит, чтобы вывести из строя батарею минимум на сутки. А если повезет, то и пороховые склады достанем.

— А потом уйдем на ракетных ускорителях! — глаза Степана блеснули. Он уже явно представлял себя где-то там, на поле боя.

Вот только, кажется, никто пока не подумал учесть одну, но очень важную деталь.

— А если нас будут ждать? — спросил я и обвел всех взглядом.

— Что? — растерялся Лесовский.

— Зачем им нас ждать? — почесал подбородок Ильинский. — Мы ни разу не атаковали в том направлении. Более того, мы ни разу не атаковали с «Карпов». Как это можно предугадать?

— Григорий Дмитриевич, — заволновался Степан. — Если ты думаешь, что мы можем упасть в море, то не надо. Мы все посчитали, недаром же вели журнал с учетом движения ветра. В том часу он как раз поменяется. И мы выждем… Взлетим только когда почувствуем волнение, так что от моря на берег вернемся как на крыльях ночи.

— Верю и в вас, и в наших «Карпов», — я не собирался уступать. — Но все же. Если враг нас ждет? После того случая с Сарандинакиной балкой было бы преступно считать французов, англичан или турок глупее нас. Так что будет делать десантная группа, если ее встретят выстрелами на подлете? Или дадут приземлиться, а потом накроют из пушек? Или штыками?

— Мы не сдадимся, — Степан нахмурился. — Будем биться до последнего!

— А город лишится лучших пилотов и половины «Карпов», — я продолжил давить.

— Ты сейчас похож на Меншикова, — неожиданно сказал Ильинский. — Он так же остановил Корнилова, когда тот хотел дать бой.

Я почувствовал, как все напряглись. Кажется, пришло время очередной проверки меня на крепость.

— Если бы мне Владимир Алексеевич предложил дать бой паровым кораблям, рискнув всем флотом и оставив Севастополь без защитников, я бы тоже сказал нет. Но! — я не дал капитан-лейтенанту меня оборвать. — Но! Если бы он не стал просить о безрассудном бое без шансов, а вместо этого выждал удачный момент, как когда корабли союзников смешались во время шторма у Лукулла, и ударил по своей воле, чтобы не терять ни одного мгновения — вот тогда бы я радостью рискнул своей жизнью вместе с ним! Понимаешь?

Кажется, я от волнения позволил себе лишнего, но, главное, меня вроде бы поняли. Или нет…

— Вы считаете себя лучше адмирала? — мичман Осипов сделал шаг вперед.

— Если бы, — я только махнул рукой. — Я точно знаю о флоте даже меньше, чем ты. Куда уж мне сравнивать себя с Корниловым. Моя речь была совсем о другом.

— Штабс-капитан Щербачев пытается сказать нам, что он не борзая, готовая броситься хоть на медведя по приказу хозяина, — усмехнулся капитан Руднев. — Он у нас змея, которая будет ждать своего шанса, но, когда увидит его, нападет, пусть даже противник будет в сотни раз больше.

— Не люблю змей, — возразил я.

— Я тоже, — кивнул Григорьев. — Но с подходом штабс-капитана Щербачева согласен. Не надо бросаться в бой, полагаясь только на крепость зубов. Нужно все продумать, в том числе и как мы будем действовать, если что-то пойдет не так.

— У тебя