Лирик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев Страница 4

- Мне нужно как-то стартануть. Только как?

Часы тем временем пробили четыре, что привело его в еще большее возбуждение. Оставаться на месте просто не было никаких сил. Его переполняла жажда деятельности: нужно было куда-то бежать, что-то кричать, что-то делать, в конце концов.

Стал слезать с печи, но, как назло, задел ведро. В тишине грохнуло так, что даже уши заложило.

- Опять, поганец, за свое. Когда же ты угомонишься-то, - заревел, словно потревоженный медведь, отец с кровати. Чувствовалось, что сейчас можно не только ремня отхватить, но и кулака. – Ну, держись у меня!

Больше таиться уже точно не нужно было. Парень сиганул на пол и рванул к двери. Уже в сенях опять что-то задел – то ли таз, то ли кадушку. Загремело знатно, но он уже был на улице.

- Вот же, б…ь!

Косте бы бежать со всех ног со двора, но он вдруг столбом встал. Запрокинув голову, смотрел на небо.

- Началось…

Прямо над крышей сарая разливалась алая-алая заря, где-то над его головой переходящая светлеющую синеву раннего утра. На его глазах рождался новый день – предвестник страшного времени, словно заранее скорбящий о бесчисленных загубленных душах. Жуткое зрелище, метрономом билось у него в голове. Ведь, никто ничего даже и не подозревает.

- Вот же, мать его…

Свистящим шепотом вырвалось у него ругательство. Как тут сдержаться? Даже будучи убежденным циником, на котором пробы негде ставить, все равно ощущаешь это неотвратимо надвигающуюся волну ужаса, смерти, крови. И понимаешь, что многие из твоих близких и знакомых вскоре умрут – погибнут страшной смертью от пули или ножа, разрыва гранаты или мины.

И парень уже набрал в грудь воздуха, чтобы выразить еще сочнее все свои ощущения, как голове вдруг прилетел подзатыльник. Тряхнуло хорошо так. Кажется, даже звездочки перед глазами заплясали.

- Опять за свое! Мало тебя батька порол! – позади него на самом пороге двери стояла мама, с грозным видом уперев руки в бока. – Смотрю, взрослым совсем стал! Сейчас по губам-то надаю…

А Костя стоял и даже не думал бежать. У него вдруг так сердце при виде матери защемило, что слезы сами собой на глаза навернулись. Шмыгнул носом, а они еще сильнее потекли.

- Мама, мама…

Обливаясь слезами, он прильнул к ней, крепко-крепко обняв женщину. Та аж опешила от этого, не зная как и поступить.

- Ты чего, Мишка, как телок разревелся? Из-за батьки что ли? – похоже, решила, что он из-за порки так разревелся. - Да, отходчивый он. К утру и не вспомнит ничего. А тебе простоквашей помажем, все и пройдет…

Костя же никак не мог ее отпустить. Стоял и плакал. Все в его памяти разом всплыло, что так давно и основательно прятал глубоко внутри себя или топил в дорогом виски: и бабушкин ласковый голос, и ее неимоверно усталый взгляд во время тяжелой болезни, и мамину песенку перед сном, и ее поцелуй на ночь в ушко, и доброе «сынок» в телефонной трубке.

- Ну, хватит, хватит, - мамина рука потрепала его по вихрастой макушке, вновь даря те давно уже забытые ощущения и эмоции спокойствия и защиты. – Узнаю, засмеют ведь... С меня ростом вымахал, а слезы льешь похлеще какой девицы.

Негромко засмеялась, снова коснувшись его волос. Провела в одну, в другую сторону, словно хотела привести непослушные волосы в порядок.

- Эх, Мишка, Мишка, совсем баловником растешь, - укоризненно проговорила она, вздыхая. – Чего ни свет ни заря вскочил. Сегодня же воскресенье, в школу не нужно. Да и учеба же закнчилась… Или корову со мной доить пойдешь?

Парень в ответ мотнул головой. Какая еще корова, молоко? Война…

- Не-ет, мам. Думал, э-э-э… для школы…, - сказать все равно нужно было что-то, вот он и ляпнул первое что пришло в голову раз о школе разговор зашел. - Стенгазету нужно сделать. Вот! Поэтому и встал пораньше.

Женщина, хмыкнув в ответ что-то неопределенное, пошла к сараю. У нее и так было полно дел, а утор ведь еще только начиналось.

- Газета… Газета, и на какой черт я это ляпнул? – почесал парень затылок. – Сдалась мне эта газета…

Поморщившись, покачал головой. Сейчас совсем не до школьных дел было. И тут Костя замер, боясь спугнуть внезапно пришедшую в голову мысль.

- Бл…, - вырвалось было у него ругательство, но не успело. Он с клацаньем зубов закрыл рот. – Это ведь тоже ГАЗЕТА! – так и произнес, с большой буквы «Г». – Здесь можно публиковать стихи, тексты песен… Пусть и школьная, но это начало, реальная возможность выстрелить!

Внутри него тут же «проснулся» тот прожженный делец, что за неделю мог состряпать два, а то и три, проходных хита. Получались пусть и одноактовые, в ритме бум-баба-бум, но все же реальные хиты, которые месяцами крутили в клубах и на радио. Неужто здесь не справится со школьной газетой?

- Легко! Ну, Костя, дава… Не-ет, ты теперь Мишка!

Охвативший его зуд требовал движения, причем немедленного. Бросив быстрый взгляд на небо (судя по солнцу дело шло к шести утра), выбежал со двора.

- Сторож вроде в школе… Ничего… Скажу, что поручение от пионерской организации. Как миленький пустит, куда денется…

И оказался совершенно прав. Дед Прохор, страхолюдный дедай в овчинном тулупе (мерз старый, даже летом не снимал), сначала встретил его в штыки. Мол, чего тут шляешься, как оголтелый. Не дай Бог, стекло разобьешь! Но сразу же сменил гнев на милость, услышав про поручение.

- Добре, добре, - прогудел он, одобрительно качая головой. – Хорошее дело, Михайла. Давай, швыряйся, коли поручение… Я ведь в гражданскую тоже… Бывало пакет какой везешь…

Но парень его уже не слышал. Память прежнего Мишки вела его прямо в библиотеку, где и хранилась вся нужная ему канцелярия: листы ватмана, карандаши, правда, только двух цветов – красные и синие, а также тушь.

- Это шанс показать себя! Пока все будут сопли жевать, я уже тут как тут…

В библиотеке он сразу же сдвинул два широких стола, приготовил поле для творчества.