Сергей Буркатовский - Вчера будет война Страница 40

С каким восторгом фюрер принял его детально разработанный план!

– Господа! Выслушав доклад генерал-полковника Гудериана, я принял решение. Судьбы мира, судьбы наших потомков на тысячу лет вперед решаются сейчас, на этом совещании, – глаза фюрера горели неистовым огнем, – предлагаемые фельдмаршалом фон Браухичем осторожные и половинчатые решения не соответствуют судьбоносности момента. Наши победы в первые недели восточной кампании показали, что какие бы силы ни вкладывали большевики в свои контрудары – добиться решительного успеха им не удалось ни разу.

Гитлер распалялся от звуков собственного голоса, такой священный экстаз обычно овладевал всем его существом только во время его обращений к огромным массам народа.

– Какие бы темные силы ни приходили на помощь нашему противнику – они оказались бессильны перед мощью германского оружия. Массы большевистской брони уничтожены, рассеяны и захвачены под Гродно и Ковелем, под Дубно и Кишиневом. Противник превосходил германские части в живой силе, в танках, в авиации – и все же он был разбит. Азиатские орды не представляют опасности для арийского духа.

Голос фюрера заполнял весь зал, казалось, его эхо разносится по всему миру, лишая врагов последних остатков воли.

– Основные силы большевиков уничтожены. Так беспокоящая оберкоммандо вермахта киевская группировка русских является спешно мобилизованным и отловленным по тылам сбродом. Нашим главным противником в русской кампании является не армия большевиков, а время. Мы должны разбить армии русских до наступления холодов.

В устах фюрера собственная мысль Гудериана приобрела новое звучание. Одно дело – соображения одного из многих генералов, совсем другое – воля всего германского народа, воплощенная в одном человеке.

– Итак, я приказываю, – стенографистки яростно записывали, – группе армий «Центр» нанести, согласно плану генерал-полковника Гудериана, решительный удар тремя танковыми группами на Калинин, Москву и Тулу, имея целью охват и окружение Москвы. Первая танковая группа совместно с шестой армией, наносят мощный удар по войскам русских в районе Киева с целью полного разгрома большевиков и недопущения ударов во фланг наступающим армиям. На участках групп армий «Север» и «Юг» вести сковывающие действия, не допуская связывания большевистских резервов. После разгрома противников их судьба будет решена.

Запомните, господа, главной целью этого наступления является Москва и только Москва! Столица большевиков отличается от обычных цивилизованных столиц. Система управления большевиков примитивна и требует концентрации управления, производства, транспортных коммуникаций в едином центре.

Мы возьмем Москву – и разрежем фронт русских пополам.

Мы возьмем Москву – и парализуем всю русскую систему управления.

Мы возьмем Москву – и одним ударом лишим русских воли к победе.

Господа! – глаза фюрера горели, – наши потомки будут гордиться нами! Мы не имеем права обмануть их доверия!

И сейчас именно он, генерал-полковник Хайнц Гудериан, «Быстроногий Хайнц», фактический создатель германских танковых войск, был тем железным кулаком, который исполнял железную волю фюрера. Ну, если честно, третью кулака. Неважно. Он был горд служить Германии и фюреру в любом качестве. Однако в таком качестве, как сейчас – одновременно и мозгом, и карающим мечом германской нации, это было намного, намного почетнее.

Тем более что его фельдмаршальский жезл лежал совсем, по масштабам этой войны, недалеко – в трех-четырех сотнях километров, на брусчатке Красной площади. Оставалось прийти туда и взять его.

* * *

Задача бронетанковых войск – наступательными действиями решать исход боя. Эту задачу они выполняют путем нанесения внезапных ударов по наиболее уязвимым местам обороны противника – по флангам, тылу, незанятым участкам фронта и т. п. Нанося удары на большую глубину, бронетанковые войска преследуют цель – захватить важные оперативные объекты, окружить и уничтожить противника.

Лес был изумительно красив. Через еще влажную зелень пробивались желтые и красные мазки, самые нетерпеливые деревья уже почувствовали осень. Сюда бы фотоаппарат, мегапикселей на побольше, да комп с фотошопом… Такая красота пропадает. Давешний дождь прибил пыль, ехать было легко. А вот думы были тяжелыми.

Война шла никак не лучше, чем в школьных учебниках и читанных еще «дома» книгах. По-другому, но никак не лучше. Ничего ты, Андрюха, не добился. Да, рубились наши по всем рубежам, судя по косвенным, отчаянно. Неделю немцев в приграничье держали, неделю! А потом – потом немцы рванулись на восток как бы не с удвоенным темпом, видимо, действительно пожгли, перемололи нашу армию у границы. Как эта гребаная «Барбаросса» и предусматривала.

Шутки истории? Старая карга мстит пытающимся ее обмануть, так что ли? Похоже на то, ой как похоже. И опять-таки похоже, что счет еще не оплачен. Как платить будешь? Ты ведь не Жуков, максимум, что можешь поставить на кон – свою шкуру, ну и машину с той фигней, что в нее на станции покидали.

Командующий Брянским фронтом генерал армии Жуков оторвался от пулемета. Вроде откатились. До чего обидно, вот так… Немецкие танки давно прорвались на восток, предоставив зачистку немногих остающихся узлов сопротивления пехотным частям. Как все глупо получилось. Пристрелить этого мингрельского проходимца! Какой черт нашептал ему, что немцы не рискнут идти на Москву, не разделавшись с киевской группировкой. Впрочем, сейчас Жуков мог быть честным с самим собой. До вчерашнего дня он был полностью согласен с Берией. И не только он. И Шапошников, и Тимошенко, и сам Сталин – все были уверены: они не рискнут.

А вот рискнули!

И теперь весь его – его! – Брянский фронт, развернутый для удара во фланг предполагаемому наступлению немцев в тыл Киеву, вся эта масса людей и стали, подчиненная его – его! – воле, была рассечена на части ударами немецкой брони, отрезана от соседей, от снабжения, от командования и таяла, как сахар в кипятке. Кипяток, черт! Вода в «максиме» закипела, а немцы скоро пойдут вперед, снова и снова. Срочно нужна вода.

– Воротников! – Адъютант не ответил, только несколько мин взорвалось неподалеку, сейчас начнется. – Воротников, твою мать!

Ответа не было. Жуков обернулся. Адъютант лежал в трех шагах, на пороге блиндажа, спина была черной от крови. Выкинутая вперед рука сжимала за тесемки связку солдатских стеклянных фляг в матерчатых чехлах, как будто тот последним движением пытался дотянуться, донести столь необходимую воду. Жуков глянул в амбразуру – нет, немцы еще не атакуют, да и рано, мины еще сыплются, – метнулся к Воротникову. Выдернул из не успевших закоченеть пальцев тесемки, чуть откатил пулемет. Откинул крышку и вылил мутную жижу в кожух. Нормально, еще постреляем.

Мины продолжали рваться, кто-то недалеко от блиндажа страшно заорал. Похоже, все. Следующей атаки им не пережить – застигнутый врасплох, отрезанный от своих штаб долго сопротивляться не может. Почему так случилось, почему? Ведь ждали, готовились – а не смогли. Сосредоточенные на западе мехкорпуса огромной (на бумаге) ударной силы немцы перемололи не то чтобы шутя, нет. Просто чего-то не хватило ему, генералу армии Жукову. Немцы всегда, каждый раз, реагировали, перегруппировывались и били на день, на часы быстрее, чем он, подрезая клинья его танковых ударов. Как будто он, Жуков – здоровенный деревенский увалень, слегка пообтесавшийся в городе, безусловно сильный, с пудовыми кулачищами, сцепился с мелким, но крепким и жилистым бандюганом с Хитровки. На каждый удар – да что там удар, замах – бандюк отвечал серией точных тычков под дых и под ребра. И следовало учиться быть быстрее, иначе конец.

А ведь учиться будут уже другие, с грустью подумал генерал. Странно. Где-то в душе крылась непонятная убежденность, что именно он, Жуков, должен был, сдержав первый натиск, довести закаленную, изменившуюся по самой своей сути Красную Армию до Берлина. Брось, Георгий Константинович, брось. Это самообман. Ты военный человек, ты понимаешь, что чудеса на войне происходят только тогда, когда ты долго и тщательно их готовишь. А сейчас – мины перестали падать, значит, немцы снова пошли вперед. Генерал снова прильнул к пулемету.

В поле зрения опять показались серые фигурки, правда, шли они вроде бы нерешительно, короткими перебежками, надолго скрываясь в густой траве. Жуков скупо расходовал патроны, изредка поправляя ленту. Внезапно совсем рядом застучали немецкие автоматы. Обошли, суки, понял генерал, и успел обернуться как раз тогда, когда влетевшая в дверь блиндажа граната на деревянной ручке взорвалась и унесла его в темноту.

… А ведь ты, Андрей, на Гитлера сработал. Вот они, те самые благие намерения, которые известно куда ведут. Вообразил себя ценнейшим информатором, знающим все наперед. Дескать, откроешь ты Сталину глаза, завалишь его абсолютно надежными сведениями – и все, победа у нас, можно сказать, в кармане. Цена твоим знанием, друже – в базарный день копейка. Привык судить по задетому еще краешку излета СССР с поголовно грамотным народом, мощной промышленностью и прочими атрибутами сверхдержавы. Ан нет – немцы на данном историческом, мать его, этапе, настолько круты, что на каждое наше вызванное этим «абсолютным знанием» действие находят контрход. Причем настолько успешно, что информация твоя, дающая иллюзию всезнания, оборачивается великим самообманом.