Евгений Сапронов - Чёрный сокол Страница 40

Когда до монгольского вагенбурга осталось метров пятьдесят, Олег решил что залпа по башне уже не будет, противник начнет стрелять не по войлочным матам, а по живым мишеням. От этой мысли Горчакову стало немного не по себе. Удара здоровенной стрелы, выпущенной из мощной аркбаллисты, не выдержат даже его сверхпрочные по меркам этого мира доспехи. Но тут впереди гулко ударил барабан. "Ложись!" – гаркнул Олег и первым выполнил свою команду. От резкого рывка упало на лицо забрало шлема.

Горчаков хорошо запомнил рассказ юного Федора Мстиславича и сделал для себя пометку: противник стреляет залпами под третий удар барабана. Во время инструктажа он обратил на этот момент особое внимание и строго наказал всем бойцам, при звуке барабана падать на лед.

Удары были гулкими и не частыми, с пятисекундными интервалами: бум, бум, бум, а дальше хлесткие как винтовочные выстрелы хлопки и сразу грохот и треск. Что-то звонко ударило Олега по спине, отскочило и зашуршало по льду.

Горчаков стремительно вскочил, откинул на макушку забрало и осмотрелся. Мощь китайской доогнестрельной артиллерии внушала уважение и вызывала нехорошие мысли о необратимых изменениях, которые непременно произойдут в организме, если подставишься под такой выстрел на открытом месте. И никакие доспехи тут не помогут.

В лобовом щите и бортах зияли десятки сквозных отверстий с рваными краями. Китайские стрелы пробивали навылет стены укрытия даже под "рациональными углами", которые конструкторы придавали танковой броне.

Олег пошарил взглядом в поисках предмета, ударившего его по спине, и обнаружил толстый метровый дротик с железным оперением. Вместо наконечника у этой стрелы было самое натуральное зубило, только очень большое – длиной сантиметров двадцать, шириной в пол-ладони и толщиной с мужской палец. Вот это чудо и стукнуло Горчакова плашмя, по спинной пластине кирасы. Откуда срикошетила эта, с позволения сказать, стрела – Олег не понял.

Лед внутри штурмовой башни был буквально усыпан клочьями, вырванного из стен войлока. Поднимавшиеся на ноги воины, бросали опасливые взгляды на валявшиеся повсюду дротики. Насколько сумел понять Горчаков, стрелы с массивным зубилом на конце предназначались для разрушения каких-то сооружений. Для поражения живой силы противника на открытой местности применялись другие снаряды. Их Олег тоже увидел. Из лобового щита торчало несколько крупных трехлопастных наконечников, похожих на те, что имелись в колчане у каждого монгольского лучника. Это чудо восточной военной мысли здорово смахивало на три широких охотничьих ножа, сваренных вместе обушками. Монголы выпускали такие стрелы с короткой дистанции. Чтобы облегчить наконечник размером с ладонь кузнецы вырубали в лопастях крупные круглые отверстия. Кроме монголов и некоторых сибирских народов такими стрелами больше никто не пользовался. В трофеях Горчакова обнаружилось много таких наконечников, их широкие лопасти сходились к острию под тупым углом и были не прямыми, а вогнутыми. Потрогав эти серповидные грани, Олег убедился, что они отточены до бритвенной остроты. Такая стрела, выпущенная из мощного монгольского лука, могла запросто лишить человека руки.

Те стрелы, что смогли пробить войлок, бамбук, кожу и высунуться с этой стороны не имели в лопастях отверстий для облегчения, а их острия были не такими тупоугольными, как на монгольских "срезнях". Горчаков подозревал, что снаружи башня просто утыкана стрелами. Те, что были сейчас видны, ударили в преграду прямо. Но еще должно быть немало таких, что прилетели издали или попали в защиту под острыми углами и пошли по линии наименьшего сопротивления. То есть застряли между слоями войлока.

Ну а "летающие зубила", прорвав одну преграду, потеряли скорость и, либо упали позади укрытия, либо срикошетили от бортов, поперечных бревен и посыпались на спины и головы лежавших воинов.

"Недаром они тянули с залпом до последнего, – покачал головой Олег. – Если бы мы не залегли, то здесь бы сейчас была настоящая бойня".

– И откуда ты только все знаешь? – изумленно вопросил Неждан, повертев головой. – А я-то дурень, еще и сомневался: надобно ли на лед падать? Глупостью мне это показалось. А ныне... вона, глянь, – новгородец ткнул пальцем в дыру, кабы я на ногах остался, эта стрела прямо бы мне в грудь угодила!

По взглядам, поднявшихся на ноги воинов, Горчаков понял, что не только Неждана удивляют его странные знания и не всегда понятное поведение. "Ой, да пусть думают обо мне что хотят! – мысленно махнул он рукой. – Война все спишет! Сейчас всем не до разборок. А дальше? А дальше: либо победителей не судят, либо Рома заберет меня отсюда. Ну а если я не стану победителем, то и судить будет некого!".

– Ну что братья? – обратился Олег к ратникам. – Постоим за Землю Русскую? Взыщем с ворогов за обиды?

Горчаков пробежался взглядом по напряженным лицам воинов и вздохнул. "Сначала стрелы с порохом, теперь этот сокрушительный залп. Как бы китайские фокусы не подорвали веру в успех этой моей затеи" – подумал он.

Трусов среди новгородцев не было. Но какая бы битва не ждала впереди, каждому воину хочется ее пережить и вернуться домой. Умный командир просто обязан что-то сказать перед боем и воодушевить своих бойцов. Многие римские полководцы могли перед битвой такую речь "задвинуть", что измотанные и павшие духом легионеры забывали про страх и усталость, смыкали ряды, шли в атаку и просто сметали противника.

"Речь будет, но чуть позже" – усмехнулся Олег.

– Навались! – скомандовал он.

Ратники уперлись в бревна, поднатужились, сооружение покачнулось, заскрипело и покатилось по льду.

Эти последние метры Горчаков не отрывался от смотровой щели. Надо было встать на определенном расстоянии от вражеского укрепления, иначе подъемный мост до конца не опустится.

– Колья готовь! – крикнул он, быстро обернувшись, и, сделав широкий шаг, нагнал отъезжающую стену.

"Пора!" – решил Олег, увидев в просвет между матами, что до выстроенных в сплошную стену повозок осталось метра три.

– Сто-ой! – гаркнул он развернувшись.

По этой команде шестнадцать сильных воинов сунули толстые колья между спицами. Колеса провернулись, короткие концы кольев уперлись в днища телег, а длинные рванулись вверх, бойцы, навалившись грудью, буквально повисли на них. Одновременно с этим остальные ратники, бросив толкать башню, развернулись и уперлись в бревна, бывшие до этого у них за спиной. Сооружение дернулось и, заскрипев, встало.

– Братья! – начал свою речь Горчаков. – Жестокий и коварный враг топчет нашу землю! – В такую минуту Олег даже не подумал, что по легенде он франк и не может называть Русскую Землю нашей. – Монголы и те, кто пришел с ними жгут наши города. Насилуют и убивают женщин и совсем еще девочек! На щедрой и привольной рязанской земле повсюду сейчас только дым и пепел. И если мы не сможем остановить врага, – повысил голос Горчаков, – он пойдет дальше, и снова будет резать и жечь! Поэтому здесь и сейчас, мы стоим не за Коломну или Владимир, мы сражаемся за всю Русь! – теперь голос Олега гремел так, что его, наверное, слышали и в соседних укреплениях. – Ныне мы сражаемся не только за тех, кто сейчас жив, но и за тех, кто еще не родился! И если не устоим, то наши внуки и правнуки станут рабами безжалостных пришельцев. Вы хотите этого?!

– Нет! Не бывать тому! – зашумели воины.

Горчаков не продумывал выступления и не искал подходящих слов. Нужные слова находились сами. И как это ни громко прозвучит, слова эти шли от самого сердца.

– Помните братья, – продолжил Олег, – никто не живет вечно. Смерть приходит ко всем. И если мы сейчас встретим свою, то давайте сделаем это так, чтобы нас запомнили! Покажем иродам, на что мы способны! Поджигай! – скомандовал Горчаков помощникам огнеметчиков.

Кремни застучали по железу. Посыпались искры. Один за другим вспыхнули комки вязкого пороха.

– Руби! – рявкнул Олег, выхватывая из ножен длинный меч.

Стоявшие у бортов воины взмахнули топорами, взвились концы перерубленных веревок. Подъемный мост передвижной крепости качнулся вперед, сначала медленно, потом быстрей. А достигнув критического угла, он словно бы сорвался и почти мгновенно рухнул краем на вражеские повозки.

– Впере-ед! За Русь! В атаку! – прокричал Горчаков, вскидывая меч, в высоко поднятой руке.

Возбуждение и боевой азарт захлестнули его с головой. Слово "атака" еще не вошло в употребление, но сейчас Олегу было на это наплевать. Он был в таком состоянии, что вполне мог крикнуть и: "За Родину! За Сталина!".

Горчаков первым взбежал по пандусу и первым получил две стрелы. Одна гулко ударила в левый наплечник, слегка развернув Олега, вторая, угодившая в грудь, заставила его покачнуться. Горчаков слегка наклонил голову. "Не хватало еще, чтобы попали в смотровую щель" – подумал при этом он.