Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом Страница 40

Невольно вглядываясь в прохожих, сновавших или степенно вышагивавших в разных направлениях, он все больше удивлялся. Помимо, судя по носимому оружию и поведению, бандитов, примкнувших к пиратскому сообществу, встречалось много явно мирных людей. Заметно увеличилось и количество женщин, испытывавших немалые затруднения при передвижении из-за местного обычая уступать казакам дорогу. Ему то и дело приходилось придерживать коня, давая возможность очередной даме (казачке, горянке, еврейке, русинке…) вернуться на подобие тротуара, с которого они сходили на проезжую часть, пропуская казака, идущего навстречу.

«Дьявол! С этим горским обычаем, перенятым донцами, надо бороться, уж очень затрудняет жизнь прекрасному полу. Но ведь приверженцы старых традиций меня заплюют, если раскрою по этому поводу рот. Черт бы их подрал, эти обычаи!»

Предчувствия от сего зрелища стали расти и крепнуть несравненно быстрее, чем бамбук на плодородной и увлажненной почве под жарким солнцем.

«Если в городе столько людей, то они где-то живут. Учитывая, что город не резиновый, хм… такое уже где-то слышать приходилось… тьфу! В общем, еще одна проблема вырисовывается».

Наспех разместив караван в собственном подворье, он в сопровождении десятка охраны отправился к Калуженину. Не стал даже перекусывать и лишил такой возможности своих охранников.

Самые нехорошие предположения оправдались. Вернувшийся в Азов раньше Осип Петров встретил его как доброго друга, предложил отобедать у него, раз еще не кушал, заверил, что охранников тоже покормят. Но когда Аркадий завел речь о выделении ему жилья для привезенных евреев-ремесленников, то получил однозначный отказ. Вежливый, но решительный.

– Какие там дома! Аркадий, хочешь – верь, хочешь – нет, а нету в Азове свободных не то что домов – комнат. Все забито напрочь, а люди прибывают и прибывают. Как с ума посходили! Так что куда хочешь, туда своих жидов и девай.

– Да не мои они!

– Ха! А чьи? Ты привез, ты и устраивай!

– Куда?!

– Да хоть на Закудыкину гору, мне, как ты любишь говорить, по барабану.

– Зима же на носу, людям жить же где-то надо!

– Тебе надо, вот ты и озаботься.

– Так не мне же одному надо, всему Всевеликому войску Донскому.

– Ты в нем не последний человек.

Поняв, что нахрапом от атамана ничего не добьешься, Аркадий тяпнул стопку наливки и принялся выторговывать хотя бы стройматериалы на строительство от войсковой казны. В этом Калуженин пошел ему навстречу. В ходе дальнейшей беседы уже попаданцу пришлось сопереживать проблемам мэра донской столицы. В связи с неурядицами в Османской империи оттуда хотели сбежать очень многие. Греческие рыбаки, как Анатолии, так и Балканского полуострова, были заняты в последнее время не столько своим главным ремеслом, сколько перевозкой людей на север. К немалому удивлению незадачливого «колдуна», в Азов перебрались на постоянное место жительства не только христиане, но и несколько турецких семей. Они даже согласились креститься, лишь бы избавиться от опасностей жизни в стране, охваченной гражданской войной. Все более увеличивался поток людей с Кавказа. Оттуда всегда люди бежали, появление рядом места, где можно пристойно жить, этот поток беженцев существенно увеличило.

– А наглые среди них попадаются… слов нет, как ты говоришь, одни выражения. Вчера вот какого-то князька бесленеевского – одно название, что князь, облезлый и потрепанный, будто нищеброд, – пришлось повесить. Драку с оружьем затеял, требовал, чтобы встречные черкесы ему княжеские почести оказывали. Обычай у нас такой, кричал. Трех человек посек, слава богу, – атаман перекрестился на икону, – никого не убил.

– И никто за него не вступился?

– Нашелся один, – Калуженин скривился, как от надкушенного лимона. – Тоже за саблю схватился. Ну этот никого подранить не успел. Тут же подстрелили и на виселицу рядышком с князем пристроили.

– А соплеменники, родичи их как, не пытались их защитить? – Проблема попытки дикарей ввести свои обычаи в большие города чужих стран при переезде туда Аркадию была очень хорошо знакома.

– Не-е. Больше дураков не нашлось. Попробовал кто-то из толпы кричать о священности обычаев. Так я им прямо и сказал: раз они для вас священные, вот и убирайтесь к себе. А здесь правит казачий закон!

«Н-да… это вам не времена политкорректности и доминантности прав человека. Хотя… как раз права человека здесь-то, в бандитском гнезде, соблюдаются куда лучше, чем на постсоветском пространстве двадцать первого века. Рабов, конечно, это не касается, так невезучие были, есть и будут во все времена».

Пришлось возвращаться в свой дом и обустраивать вынужденных переселенцев в нем. Ворча не только про себя, но и вслух про проклятых жидов, утесняющих бедного казака даже в его собственном жилище. Впрочем, сам Москаль-чародей, кстати, совсем не бедный, никаких особых неудобств лично не испытал. Потесниться пришлось его джурам и охране. Оставлять ремесленников на улице означало их погубить, чего он уж точно не хотел. И вряд ли ограбленные и согнанные с родных мест люди по достоинству оценили его заботу о них. В этом он убедился немедленно: евреи отказались есть из общего котла, считая пищу некошерной.

Подошли по этому поводу к нему двое. Высокий, заметно сбросивший вес в дороге, но все равно никак не худой алхимик Давид Циммерман, смахивающий на колобок с бородой, несмотря на все дорожные трудности, Авигдор Золотаренко. Из их глаз, как и полагается по такому случаю, смотрела грусть всего мира и укоризна жестоким преследователям избранного народа. Представителем последних Аркадий себя немедленно почувствовал, что не прибавило ему положительных эмоций. Впрочем, в отличие от литературных персонажей-евреев, эти говорили без избытка словес, конкретно и не пытаясь давить на эмоции. Просто информировали, что из общего котла есть не будут ни при каких обстоятельствах. Высказав им все, что он думал о еврейских обычаях и фокусах, распорядился выдать им продукты для самостоятельной готовки в казанах на кострах.

Уже на следующий день он организовал строительство неподалеку от Дона небольшого поселка из мазанок. Столбы и доски для крыши, кирпич для печей выделил Калуженин, глину для замазки стен, ветки вербы для их основания и камыш для крыши добыли сами евреи. Люди понимали, что трудятся на себя, и работа у них закипела. Был серьезный шанс, что до больших холодов они смогут перебраться в собственное жилье.

Но обустройство привезенных ремесленников было одной из хлопот. Ревизия собственного разросшегося табуна выявила не самое блестящее его состояние. Не справлялись нанятые ранее хлопцы-русины с обихаживанием лошадей. Пришлось срочно искать более знающих это дело людей. И таковые легко нашлись. Ногай Юсуф Карамангыт уходить в Анатолию не захотел, но и судьба казака его не прельщала. Опытный табунщик с нескрываемой радостью согласился заняться любимой работой. За весьма скромную плату, потому как это предложение решало кучу его собственных проблем. Ведь с неказаков за использование земли требовали плату, а личное стадо Юсуфа и без того еле-еле обеспечивало его многочисленной семье прожиточный минимум. Теперь же он мог вместе с табуном колдуна и свой скот бесплатно пасти, да еще деньги какие-то за это получал. Да и возможность резко улучшить породистость собственных лошадей благодаря скрещиванию с великолепными жеребцами, принадлежащими нанимателю, многого стоила.

Новый главный табунщик и его сыновья живо напомнили Аркадию первых встреченных в этом мире людей, однако вспыхнувшая неприязнь к ногаям быстро сошла на нет. Юсуф оказался степенным, немногословным мужчиной среднего роста, неплохо говорящим на русинском, точнее, полтавско-черкасском диалекте. Разговаривал ногай со знаменитым чародеем уважительно, но без подобострастия. Воинственности в нем не было ни на грош, зато лошадей он любил беззаветно и знал досконально. Сыновья, как и положено, в разговор старших не лезли, да и заметно робели перед попаданцем, видимо, наслушавшись россказней о его «подвигах».

Аркадий лично поучаствовал в осмотре одного из своих табунков, выпасать все конское поголовье вместе было нерационально из-за неизбежных схваток между жеребцами за кобыл. Гад за прошедший год несколько похудел, не так блестяще, как во время передачи их табунка попаданцу, выглядели кабардинские кобылицы, но новый табунщик заверил, что ничего страшного не случилось.

– До весны они у меня блестеть будут! – пообещал Юсуф. – Но таким лошадям зимой подкормка нужна.

Вопреки взбунтовавшемуся любимому домашнему животному, жабе, попаданец пообещал, что обеспечит все что нужно.

Возвращался домой Аркадий довольный. Пусть прохладный ветер забирался под одежду и остужал тело, небо уже хмурилось облаками, проблема с лошадьми была разрешена. А расходы на содержание табуна легко будет покрыть продажей нескольких молодых кобылок или жеребчиков. Однако перед собственным домом его настроение было капитально подпорчено. Подъезжая к воротам, он заметил присевшего со спущенными штанами невдалеке от них русина. Селянин тужился, выпучив глаза, не обращая внимания на прохожих и подъезжающих всадников. За подобную неосмотрительность и был взят в нагайки. Хотя по голове его не били, впечатлений неосторожный получил массу, особенно когда на карачках со спущенными штанами убирался подальше от сыплющихся на него ударов. Характерно, что он даже не пытался протестовать или звать на помощь, бойко затрусил на четвереньках, потом встал, натянул кое-как шаровары и побежал прочь.