Александр Прозоров - Испанский поход Страница 40

Пройдя несколько шагов вдоль берега, по которому уже сновали скифы, Леха добавил:

– Все части катапульты Архимеда перегрузи теперь на триеру, так надежнее будет.

– Сделаю, – подтвердил помощник, – только до ночи, боюсь, не успеем.

– Тогда на рассвете, – распорядился Ларин, – ночью нельзя долго костры жечь.

– А как быть с пленными греками? – уточнил Токсар, обернувшись на триеру, нос которой несколько десятков скифов уже вытаскивали на берег.

– Как поставят шатер, веди их ко мне, – приказал Ларин, – побеседуем. А я пока осмотрю остальные суда да Инисмея проведаю.

Токсар кивнул, отправившись выполнять приказания. А Леха, передумав, начал с посещения раненого сотника, увидев, что его в недавнем прошлом флагманская бирема уже уткнулась носом в берег.

– Ну как он? – поинтересовался адмирал у старого лекаря, поднявшись на борт, с которого уже началась разгрузка.

Инисмей лежал в забытьи на корме. Его плечо перехватывала окровавленная повязка. Он был бледен и еле дышал.

– Я дал ему сонный отвар, – сообщил лекарь, – пока отдыхает. А завтра будет видно.

– Жить будет? – поинтересовался Леха, всматриваясь сквозь вечерний воздух в изможденное лицо сотника, – он мне живым нужен.

– На все воля богов, – ответил старик, воздев руки к небу, – надо принести жертвы, тогда они будут милостивы.

«Ох уж мне эти лекари, никогда точного ответа не дождешься», – разозлился Леха, даже топнув по палубе ногой, отчего сам испытал боль. Рана еще беспокоила. Но вслух спорить не стал.

– Жертвы принесем, не беспокойся. Сегодня же вечером, – проговорил адмирал, переводя взгляд на старика, – надо поблагодарить богов за победу. Но и ты помни, что за его жизнь передо мной отвечаешь.

Старик хмуро кивнул, спросив лишь:

– Как нога?

– В порядке, – отмахнулся Леха, сжав зубы от ноющей боли, – скоро плясать смогу.

Закончив на этом разговор, за следующий час он обошел все корабли, выяснив, что продолжать движение без длительного ремонта могут только две биремы из успевших принять участие в сражении. Остальные могли передвигаться в лучшем случае на буксире. «Так и пойдем, – сразу решил Ларин, – нельзя нам здесь особо задерживаться. Вот доберемся до крепости, там и дадим ремонт».

– Пробоина и пять весел поломаны по левому борту, – отчитывался Уркун, стоя рядом с молчаливым капитаном биремы, что шла в караване третьей, – погибли двенадцать человек.

Лишь взглянув на кельта, расстроенного видом своего корабля, Леха сразу понял, о чем тот будет просить, – дать ему денег на починку. Возместить «форс-мажор», так сказать. «И ведь придется дать, раз обещал», – подумал Леха, рассматривая обломки досок и весел, торчавших из борта во все стороны.

– Груз не утопил? – наконец спросил Ларин о том, что его больше всего интересовало.

– Нет, все на месте, – сообщил Уркун, – Токсар уже подходил. Сейчас начнем перетаскивать на триеру что сможем до ночи.

Адмирал устало кивнул, направляясь к своему шатру, что уже стоял в указанном месте бурлившего лагеря. У шатра призывно горел небольшой костер, где специально для него готовили похлебку. Лехе вдруг дико захотелось отдохнуть – все же сил истратил много на это сражение да под смертью ходил не раз. Но, приблизившись, он увидел пятерых греков, доставленных сюда по его же собственному приказу, и поморщился. «Придется допрашивать, – решил адмирал скрепя сердце, – до утра тянуть не стоит. Может, что интересное расскажут».

Он миновал охрану из десятка скифов-лучников, что расступилась при его приближении, и прошелся вдоль пленников, поставленных на колени около большого камня в ожидании своей участи. Все они были без доспехов, в одном исподнем, со связанными за спиной руками. Но Ларин хорошо запомнил их лица и не нуждался в представлении. Двое были офицерами, двое солдатами, а последний пленник – начальником гребцов. Самого капитана захватить не удалось. Его закололи прежде, чем Ларин успел отдать приказ взять живьем.

– Ну, – перешел адмирал на греческий, останавливаясь напротив ближнего пленника, – рассказывай, кто такой, кому служишь, как здесь оказался.

Грек вскинул голову и вперил в него полный ненависти взгляд.

– Кто ты такой, чтобы спрашивать меня об этом? – изрыгнул он.

В отсветах близкого костра лицо пленного казалось бесстрашным, а голос угрожающим. И если бы не путы на руках, можно было бы подумать, что это он допрашивает стоявшего перед ним бородатого человека в панцире, а не наоборот.

Ларин помолчал. Это был не простой гоплит, а греческий офицер, командовавший пехотинцами в момент атаки. Можно сказать, такой же морпех, как и Ларин в прошлом. Дрался он отлично, и Леха даже испытывал к нему некоторое уважение, но простить такую наглость не мог. Все же грек проиграл свою битву и должен был за это ответить.

– Я командую этим караваном, – проговорил Ларин.

– Этим сборищем убогих лодок? – поерничал грек, рассмеявшись и призывая остальных пленников посмеяться вместе с ним. Зря он это сделал, Леха и так не был особо терпеливым, а тут его терпение лопнуло сразу.

Ударом ноги в грудь он заставил грека рухнуть на каменистую землю и откатиться в сторону. А когда тот, перекувыркнувшись пару раз, замер на спине, Ларин подскочил к нему с выхваченным клинком и еще раз пнул сапогом в бок. Грек застонал.

– Это сборище лодок не так впечатляет, как ваш корабль, но именно оно сегодня победило, – прохрипел адмирал и вновь пнул затихшего было грека. – Кстати, ваша триера теперь моя. Тебе будет приятно узнать перед смертью, что изделие греческих мастеров послужит хорошему делу – на ней я буду топить ваши корабли.

Сказав это, он вонзил свой меч греку в живот и, вытащив обратно, пробормотал:

– Не выйдет у нас разговора по душам.

Сделав знак охранникам унести мертвеца, Леха прошелся перед помрачневшими пленниками. Выждал минуту, пока они получше осознают свое положение, и наконец нарушил молчание.

– Вы храбрые воины. Я очень утомлен сражением с вами, в котором погибло много моих людей. Но если кто-нибудь еще попытается оскорбить меня, я просто казню всех. Не такая уж вы ценная добыча. Спасти себя сможет лишь тот, кто ответит на мой вопрос.

Ларин вновь выдержал паузу и, скользнув по лицам, обратился на этот раз к командиру гребцов:

– Кто ты и как здесь оказался?

– Меня зовут Кратон, я гортатор на этой триере.

– Это я знаю, – кивнул адмирал, все еще не вложивший окровавленный акинак в ножны. Его острие выписывало замысловатые фигуры перед самым носом побледневшего Кротона, который, похоже, хотел жить больше других.

– Наш полис – Томы. Мы прорвались сквозь скифские заслоны на реке, когда подошли к крепости и попытались высадить солдат на берег. Но защитники крепости отбили нападение, уничтожив три из пяти кораблей. Обратно нам дороги не было, и капитан приказал плыть дальше, чтобы достичь земель, неподвластных скифам. Но когда увидел караван без охраны…

– Ваш корабль единственный из тех, кто прорвался сюда? – оборвав пленника, уточнил Ларин, с удовольствием отметив про себя, что крепость все еще в руках скифов.

Грек быстро кивнул.

– А как вам удалось так далеко продвинуться по реке от устья? – сказал адмирал, сделав движение, чтобы убрать клинок в богато украшенные ножны. Ответа Ларин ждал, боясь услышать плохие новости. Но все же услышал.

– Томы и Одесс послали свои корабли сюда, разгромив скифский флот в устье, – проговорил гортатор, – корабли из Одесса и большая часть наших судов остались в нижнем течении реки, а нас отправили на разведку сюда, чтобы побеспокоить скифов так глубоко в тылу и показать им…

– Ну продолжай, – подбодрил запнувшегося пленника адмирал, наконец убирая кинжал, – что вы хотели показать скифам?

– Что отныне здесь командуют греки, – закончил Кратон, опустив голову.

– А вот тут ты ошибаешься, – снисходительно пояснил ему и остальным Ларин. – Скоро мы выбросим греческие армии обратно, а потом займемся и вашими родными полисами. Такое нападение ни наш царь, Иллур, ни я не оставим безнаказанным.

Ларин вдруг резко развернулся и посмотрел на вздрогнувшего гортатора.

– Так ты говоришь, что весь флот, охранявший устье, уничтожен? Все корабли?

– Нескольким квинкеремам удалось уйти в сторону Тиры, – нехотя признал Кратон.

– Значит, не весь, – усмехнулся Ларин, – что же, ты принес хорошую весть, и я оставлю тебя в живых. Ведь это был мой флот.

Все греки, стоявшие на коленях у камня, как по команде подняли лица, посмотрев на того, кто решал сейчас их судьбу. На лицах пленников явно читалось удивление и, против воли, даже некоторое уважение. Теперь они поняли, с кем сражались, пусть у него и не было своих лучших кораблей.

– Что же мне делать с остальными? – наигранно удивился Ларин, приближаясь к пленникам. – Может быть, просто казнить, ведь пользы от вас уже нет.