Андрей Величко - Наследник Петра. Подкидыш Страница 40

Однако архитектор не воспользовался любезным предложением императора. Его больше интересовало, что теперь будет со столицей – останется она в Москве или вернется Санкт-Петербург?

У Новицкого уже появились кое-какие мысли, и он поделился ими с присутствующими.

– Окончательно пока ничего не решено, такие дела не след вершить с наскока. А думаю я так. Россия исстари была сухопутной страной, и лишь недавно стала еще и морской. Опять же подобных ей по размеру государств сейчас нет. Поэтому не вижу ничего особенного в том, что столиц станет две. Все учреждения, имеющие отношение к морским путям, будут располагаться в Петербурге. Коллегия иностранных дел – тоже, ведь отсюда ближе до Европы. Здесь же будет резиденция канцлера и Сената. А император будет жить в Москве, но приезжать в Петербург каждый год. И в Москве же останутся все сухопутные ведомства. Но, разумеется, пока еще ничего не решено, это я просто так, размышляю. И вы подумайте, если появятся какие предложения – выслушаю. Засим позвольте попрощаться. Мы уже засиделись, да и день выдался довольно насыщенный, а мне еще надо устраиваться на новом месте.

Глава 24

Если путь от Москвы до Питера молодой император воспринимал как каникулы, то сразу по приезду в северную столицу они кончились. Правда, по дням, а местами даже часам была расписана только первая неделя, но Сергей не имел никаких оснований подозревать, что дальше все пойдет как-то иначе. Хотя, конечно, он не отказывался от мысли как-нибудь выделить денек-другой и просто поваляться на пляже, но пока до этого было еще далеко.

На следующий после приезда день, то есть одиннадцатого мая, были запланированы визит в Академию наук и посещение Кронштадта. Кроме осмотра собственно острова, Миних пригласил царя в гости – ведь его дом стоял именно там.

Надо сказать, что про упомянутую академию Новицкий почти ничего не знал. Ведь в Центре ему преподавали не вообще историю, а только то, что могло пригодиться при выполнении задания или помешать ему. Например, он знал, за кого вышли замуж все три дочери Миниха, а также где сейчас находится и что делает его сын. А вот от академиков, видимо, не ожидалось ни вреда, ни пользы, и сведения императора о них ограничивались всего тремя пунктами. Академия наук существует, ее в конце жизни учредил Петр Первый, и сидит она в Кунсткамере.

Однако практически сразу выяснилось, что полностью соответствует действительности только второй пункт. Потому как даже название Сергей знал не очень точно – официально оно звучало как «Санкт-Петербургская академия наук и курьезных художеств». И сидела она не в здании Кунсткамеры, которое, оказывается, до сих пор не было достроено, а рядом, в бывшем дворце царицы Прасковьи. Сообщил же Сергею об этом приехавший в Летний дворец его старый знакомый Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост, который, как выяснилось, был ее президентом. При виде этой фигуры Новицкому тут же захотелось немедленно учинить какое-нибудь курьезное художество, на основании чего потребовать приема в академики, но он сдержался и просто вежливо поздоровался.

В ответ Блюментрост осведомился о состоянии императорского здоровья. Молодой человек, усилием воли преодолев порыв ответить «не дождетесь», пояснил, что чувствует он себя великолепно, ни болеть, ни тем более умирать совершенно не собирается, чего желает и уважаемому Лаврентию Лаврентьевичу и просит проводить его в академию, а там объяснить, что к чему и зачем.

Так как до места было около километра, туда не пошли, а поехали – президент в открытой пароконной коляске, а царь с небольшой охраной – верхом.

Прибыв, Сергей первым делом оценил сам дворец. А ничего так, по размеру примерно с его Лефортовский, то есть почти трехэтажный. Почти – это потому, что вместо первого этажа тут был хоть и высокий, но все же полуподвал. Однако выглядел дворец даже хуже Меншиковского, расположенного неподалеку, и чуть ли не каждым свои кирпичом взывал о капремонте.

Понятно, подумал Новицкий. Похоже, после Петра Первого эта академия даром никому не нужна, и терпят ее исключительно по инерции и точно так же выделяют средства. Но движение по инерции может бесконечно продолжаться только в безвоздушном пространстве, а на грешной же земле быстро затухает, что мы здесь и видим.

Почему-то Блюментрост захотел первым делом показать коллекцию образцов, но Сергей сказал, что вообще-то ему более интересны люди, и попросил перечислить наличный состав академиков с кратким пояснением, кто чем занимается.

Уже на третьей фамилии император почувствовал, что теряет всякие остатки доверия к своему собеседнику. Потому как тот заявил, что Леонард Эйлер занимается какими-то непонятными вычислениями – кажется, имеющими отношение к астрологии.

«Сам ты к ней имеешь отношение, – мысленно фыркнул Сергей. – А Эйлер – выдающийся математик и астроном». Правда, чем именно он прославился, молодой император был не в курсе, но точно знал, что это научная звезда первой величины.

Потом президент дошел до Даниила Бернулли, который, оказывается, и пригласил Эйлера в Петербург, в чем сейчас раскаивается. Потому что даже жалованье и то часто задерживается, а денег на научные исследования не выделяется вовсе.

«Ну и ни хрена же себе, – подумал царь. – Оказывается, и Бернулли сейчас тоже здесь!»

Дело было в том, что Новицкий знал, чем он вписал свое имя в историю: кинетической теорией газов. И законом имени себя, из коего следовало, что с увеличением скорости потока газа или жидкости давление в нем уменьшается. На этом принципе работает карбюратор, а уж его-то устройство в свое время детально изучалось в Центре.

– Значит, недостаток средств… – протянул император, останавливаясь посреди пыльного коридора второго этажа. – Печально. Но хотелось бы знать, когда и куда вы лично, как президент оной академии, писали об этом?

– Э-э, – замялся Блюментрост, – я, как только приехал в Москву для лечения вашего величества, тут же поставил господина вице-канцлера в известность о бедственном положении академии. Но, кажется, его сиятельство в это время был занят чем-то другим.

– Дорогой Лаврентий Лаврентьевич, – вздохнул Сергей и доверительно положил руку на плечо собеседнику. – Мне почему-то представляется, что вас тяготит чисто административная работа. Да и негоже медику вашего уровня тратить силы на какое-то крючкотворство. Наверное, вам и самому хочется уделять больше внимания врачебной практике, и я вас в этом прекрасно понимаю. Может, временно оставите академические дела на заместителя, а сами посетите Москву? Там, по-моему, Василий Владимирович Долгоруков нуждается в вашей помощи, да и Михаил Михайлович Голицын тоже как-то не очень хорошо выглядит. А насчет академиков… передайте, пожалуйста, господам Эйлеру и Бернулли, что послезавтра в Летнем дворце в их честь будет дан торжественный обед. С кем придет туда каждый из них – это его дело, у меня заранее нет никаких возражений. Текущий же визит я, пожалуй, на этом прерву. Ах да, чуть не забыл – если все-таки соберетесь в Москву, то Остермана там лечить не надо, мне он еще пригодится.

В Кронштадт император отправился в компании не только Миниха, но и цесаревны. Генерал-аншеф сказал, что его молодой жене будет интересно познакомиться с Елизаветой, и Сергей пригласил свою тетку, а та согласилась.

Высоких гостей доставила на остров царская яхта «Принцесса Анна». Вообще-то Новицкий не был особо силен в морских вопросах, специального курса ему не читали, так что все его знания в этой области были приобретены в результате нескольких часов поиска в интернете. Так вот, при слове «яхта» молодому человеку представлялась либо небольшая лодка с высоким косым парусом – он пару раз видел такие на Химкинском водохранилище. Либо существенно большая по размерам посудина, на которой плавал Абрамович.

«Принцесса» оказалась как раз посредине между этими крайностями. Назвать ее совсем уж маленькой было никак нельзя – в длину метров двадцать пять, в ширину примерно шесть, над водой выступает метра на два, а в кормовой части и вообще на три с хвостиком. То есть по размеру она, многократно превосходя химкинские лодочки, до яхты приличного олигарха все-таки недотягивала. Но зато могла с легкостью переплюнуть любую из них по внешней роскоши. Сергей и не предполагал, что на морском судне, которое, как пояснил Миних, ходило аж в Киль, может быть столько позолоты.

Царская каюта вообще показалась Новицкому выдающимся образцом бессмысленной и беспощадной растраты денег. Чего там только не было! Прорва всякой золотой и серебряной посуды, украшенной драгоценными камнями, в резном буфете. Мраморный камин. Картины с толстыми голыми тетками по стенам. Широченная двуспальная кровать под балдахином, при виде которой Елизавета игриво подмигнула.

– Не успеем, – вздохнул молодой царь, – мы и так уже проплыли почти полдороги. Пошли лучше на палубу, погода прекрасная, а я хочу посмотреть пушки.