Алексей Лукьянов - 19 Цунами 1. Сотрясатели Земли Страница 40

Маскировка под бомжа отпадала сразу: район был престижный, вряд ли там есть бомжи. Хотя в Париже он бомжевал в достаточно респектабельном районе, на этот раз Мезальянц решил действовать менее радикально.

Он позвонил в администрацию Университета Хайфы, представился и спросил, может ли он сделать для университета пожертвование — десять тысяч долларов? Ивана Ивановича тут же вылизали с ног до головы прямо через телефон, спросили, когда именно ему удобно посетить университет, и объяснили, как проще добраться до кампуса.

Мезальянц приехал за полчаса до назначенной встречи, чтобы провести рекогносцировку. Но, едва выйдя из салона, понял, что ему не потребуется ни рекогносцировка, ни спонсорство, ни вообще какие-то поиски. Потому что его нашли первым. На тротуаре, ведущем в кампус, чья-то, явно детская, рука написала розовым мелом: «БАРСУК + МЫШ = МИЗАЛЯНС».

Иван Иванович встал как вкопанный. Это не могло быть случайностью: русские слова, хоть и с ошибками, были посланием ему, Мезальянцу. Рядом с надписью, чуть поодаль, но тем же розовым мелом, записан номер телефона.

Мезальянц запомнил цифры и вечером несколько раз пытался дозвониться из гостиницы, но вызов всякий раз отклонялся. Решив, что это подстава, Иван Иванович, не собираясь, вышел из номера и побежал к пожарному выходу, чтобы не спускаться в лифте, как у него запищал мобильный. Это было короткое сообщение: «ne zvonite mne lutshe pishite». И тут же следующее: «eto yura».

Юра? Какой Юра?

Так он и написал в ответ: «kakoj?» Ответ пришел незамедлительно: «kruglov».

Мезальянц не сразу сообразил, что Юрой звали второго близнеца, который так быстро из овоща сделался едва ли не умней брата. Мальчик с суперинтуицией, которая заменяет знания. Что легко проверить.

«na kakom ja sejchas etage?»

«6»

Вот засранец!

«vot zasranec»

Иван Иванович рассмеялся и пошел обратно в номер. Слава богу, что не надо никуда срываться, сейчас бы это было весьма некстати.

Они переписывались всю ночь. Из разговора с Юрой Иван Иванович понял, что близнец готов подарить барсука и мышь. Безо всяких условий, только бы избавиться от артефактов.

«ja ih bojus»

Операцию он придумал идеальную, хотя и немного путаную. Юра давно уже играет с сестрами — у него, оказывается, и сестры есть — в «двенадцать записок». Кто первый находит все двенадцать подсказок, которые Юра с помощью матери или ее мужа оставляет в условленных местах, тот и получает приз. Эту игру Юра затеял, чтобы сблизиться с новыми родственниками и одновременно — чтобы не вызывать подозрения у Егора.

Одну из сестер Юра отправлял каждый день в университет писать сообщение мелом на асфальте.

Мезальянцу предстояло сделать самое простое: сидеть на скамеечке в кампусе. К нему по очереди в течение часа подойдут две девочки. Одна принесет барсука в полиэтиленовом кулечке. Ей Мезальянц должен отдать фальшивую мышь.

«u vas ved’ ostalis’ fal’shivye predmety?»

У Мезальянца фальшивые предметы остались, он всюду таскал их с собой, и вот — пригодились. Девочка, которая принесет мышонка, должна унести с собой фальшивого барсука.

Мезальянц спросил, как Юра собирается потом объясняться с Егором.

«eto moja problema»

Ну, твоя так твоя. В конце концов, у Юры был еще и петух, выкрутится как-нибудь.

Юра посоветовал не пользоваться предметами одновременно, ибо вместе они вызывают подземные толчки, которыми нельзя научиться управлять сразу, необходимо тренироваться на равнинной местности, желательно — вдали от людей. Нельзя пользоваться предметами долго — опасно для здоровья. Даже пользуясь артефактом, лучше время от времени прерывать контакт, чтобы убедиться, что вы контролируете ситуацию.

С этими инструкциями Иван Иванович и пошел на операцию. И прошла она настолько гладко, что Мезальянц опять заподозрил неладное. Лишь ощутив в ладони легкую вибрацию барсука и убедившись в том, что предмет действует, он поверил — получилось!

Теперь предстояло решить, что делать со свалившимся так внезапно призом. Еще недавно Мезальянцу казалось, что обладание артефактами само по себе наведет его на мысль, как их применить. Но в голове победителя не было ни одной подходящей мысли.

Запись с автоответчика Свиридов прогнал несколько раз, пытаясь понять — серьезно говорит Мезальянц или в бегах тронулся рассудком. Но даже если Иван не врал и не бредил, делать доклад Первому означало потерять место, звание, а может, и жизнь.

— Это Мезальянц, — сообщал автоответчик. — Зверинец у меня на руках. Более того — я сам его владелец. И хочу сделать тебе, мой друг, предложение, от которого невозможно отказаться. Ты уберешь Первого. Ты знаешь, насколько он опасен, а если добьется своего — станет еще и неуязвим. Убери его, позволь событиям развиваться самим по себе, без его вмешательства. Так будет лучше для всех. Но если ты этого не сделаешь, я устрою встряску. Пока точно не знаю, где именно, но встряска будет основательной. Чтобы ты понял, что я — событие случится в ночь на семнадцатое. Конечно, я мог бы сказать, что сегодняшнее затмение во Франции — моих рук дело, но ты не поверишь. Я жду пять дней. Потом буду устраивать землетрясения раз в пять дней, все ближе и ближе к границе, пока ты не сделаешь, о чем я попросил. Я буду идти до самой Москвы, мало никому не покажется.

Все, конец записи.

И на что он рассчитывает? Что Свиридов возьмет ледоруб и, как Рамон Меркадер Троцкому, раскроит Первому череп? Определенно, Мезальянц перестал адекватно оценивать ситуацию, иначе бы не звонил и не оставлял дурацких сообщений.

А если он всерьез?

Барбара пробыла у нас еще три дня, а потом уехала.

С одной стороны, я был рад ее визиту. Хотя бы потому, что она подтвердила мою уверенность в том, что Далила к нам с Юсей не питает сильных чувств. Таких бурных проявлений радости и любви я никогда не видел. Нам Далила так не радовалась.

Метаморфоза Юси весьма удивила нашу двоюродную бабушку. Она постоянно смотрела на него, будто пытаясь понять, как это произошло, но с тем же успехом она могла пытаться понять, по какому принципу барсук с мышью могут сотрясать землю. А вот наши приключения Барбаре, судя по ее отстраненности, были не особенно интересны. Впрочем, как и ее похождения для нас.

Хотя, если говорить начистоту, мне было немного обидно и непонятно: ведь она приехала не из-за того, что соскучилась и страсть как хотела увидеться; она ехала именно из-за нас с Юсей, из-за нашей мнимой гибели, хотя могла без лишних заморочек сообщить по телефону или электронной почтой. Но вот увидела — и мгновенно охладела. Потому я и делал вид, что не обращаю на нее никакого внимания. А Юся — тот, похоже, и вида не делал, будто знал, что Барбара его идиотом обзывала.

Только когда Барбара уехала, меня охватило странное беспокойство. Ее визит я воспринял как знак, предчувствие какой-то неминуемой беды. В прошлый раз нам пришлось сорваться с места и рвать когти через полмира. А что теперь?

Я пытался поговорить с Юсей несколько раз, но он отмахивался и только спустя несколько колов времени наконец снизошел и сказал довольно резко, чего за Юсей никогда не водилось:

— Не хочу я о ней разговаривать. Приехала, с порога раскудахталась, а оказалось, что и волноваться не из-за чего. Ну, напугал ее Иван Иванович, подумаешь.

— Но ты точно знаешь, что этот гад не приедет сюда и не начнет нас резать, чтобы забрать предметы?

— Вот ты логически рассуди. — Юся посмотрел на меня едва ли не с жалостью. — Сколько мы с ним в одном купе ехали, потом на катере плыли, потом на острове жили? И за это время он ни разу не пытался нас зарезать. Все, туши свет, давай спать.

Все вроде было логично, но мне казалось, что тут дело не совсем в логике. Как нелогичен был поступок Барбары, так нелогична вообще вся наша история, замешанная сугубо на чувствах и иррациональности предметов.

Проснулся я утром, часов в пять, и сразу понял: было нечто важное, что я не успел сразу обдумать, а потом стало некогда, но, пока не поздно, об этом надо срочно вспоминать. Упустил еще на острове, но важно это до сих пор. Что-то, связанное с лемурийцами.

Я открыл глаза и стал думать. Если по-хорошему, то даже и не известно, были они наверняка, видел я этих атлантов назгульских или они мне всего-навсего приснились. Конечно, в аэропорту вроде мелькал кто-то, на них похожий, хотя в бликах и отражениях света от хромированных поверхностей могло и показаться...

Предположим, что они все-таки были. Я привык доверять своим чувствам. В конце концов, если существуют предметы, почему бы и назгулам не существовать? Вот пришли они ко мне, пытались навешать лапши на уши. Единственное, что в их рассказе не вызывает сомнений, — за каким-то лядом этим прохвостам нужно, чтобы я сотрясал землю в определенных местах. Я отказываюсь, и они предлагают мне баш на баш. И баш, прямо скажем, замечательный. Привяжите кого-нибудь к себе, нога к ноге, поживите так сутки, а потом отвяжите — и согласитесь, что индивидуальная эксплуатация организма гораздо удобнее, чем совместная. Блин, да если бы Юся остался, как и прежде, идиотом — я бы ни минуты не сомневался и пошел на сделку. Плевать, что случится потом, — я не стал бы об этом думать. Но в том-то и дело, что Юся сейчас прекрасно понимает, что хорошо, а что плохо, и как мы будем жить, если он узнает, какой ценой я добился этой отдельности? Отдельность... слово какое-то гастрономическое, будто колбаса конская отдельная, первый сорт. Егор Круглов отдельный.