Роман Буревой - Северная Пальмира Страница 40

Элий схватил змея и поднял над головой, сдавливая двумя руками. Змей распахнул влажную розовую пасть, раздвоенный язык рванулся наружу. Зубы были остры. И Элий знал, что они ядовиты. Змей хлестнул хвостом – ощутимый удар пришёлся по рёбрам. Гладиатор пошатнулся и едва не упал, поскользнувшись на мокром полу. Но змея не выпустил.

– Зря… – прохрипел змей. – Все р-р-равно не убьёшь. Я всего лишь выполнил уговор. Взял деньги и исполнил желание.

– Ты лжёшь, Шидурху! – Элий ещё сильнее сдавил пальцы. Силы бы достало и камень расплющить. Но змей лишь раскрывал и закрывал рот. И издавал какие-то сиплые звуки. Смеялся? Это хихиканье привело Элия в ярость. – Я просто рассказал тебе о своей мечте! Всего лишь рассказал! Ты украл у меня деньги. Никакого уговора не было! Вспомни! Не было уговора! Ты сам отыскал меня и сказал, что я должен сражаться на арене, и тогда моё желание исполнится! Ты сказал, что Сульде будет прикован к арене моей волей. Я должен стать гладиатором – и этого достаточно. Ты солгал! Ты ничего не сказал про Всеслава! Ты сделал эту подлянку без меня и не для меня. – Он опять тряхнул змея. – И не для Рима! Ты спасаешь себя и своё царство от Чингисхана и его бесчисленных кочевников с помощью меня и этого мальчишки. Пока мы дерёмся, Чингис не воюет.

– Каждый защищается, как умеет. Тебе-то что? Да, я спасаю моё царство Си-Ся… Какое мне дело до надменного Рима? Но ты вместе со мной спасаешь Рим. И что тут такого плохого?

– Боль Всеслава.

– Ты же гладиатор, Элий. А орёшь, как весталка, которую изнасиловали.

Элий отшвырнул змея в угол. В следующую секунду его уже не было в атрии. В раскрытую дверь летел снег.

VI

Иэра стояла на коленях возле бассейна в своём атрии. Стеклянный потолок был убран, и в атрий беспрепятственно падал снег – мягкий, пушистый. Он шёл сплошной пеленой и укутывал скульптуры в мягкие одеяла, он ровным покровом ложился на пол и пушистыми горками плавал на воде. Иэра водила пальцем меж крошечных белых сугробов и улыбалась.

– …Гурбельджин-Гоа, – едва слышно шептала тёмная вода в бассейне. – Женщина с румянцем, похожим на кровь, пролитую на свежевыпавший снег. В ней заключён свет звезды Любви.

– Гурбельджин-Гоа, – повторила Иэра. – И кровь на снегу… Это не твой бой, Элий. Сожалею, но Сульде предназначен не для тебя.

ГЛАВА XII

Игры в Северной Пальмире

(продолжение)

«Напрасно сенатор Флакк ищет сторонников. Рим отныне един. А сенатор Флакк может создать оппозицию из своей единственной персоны».

«Предатели и клеветники, покидая Рим, бегут в Альбион».

«Завтра Фавналии, праздник сельского Фавна».

«Все жители Вечного города должны сдать не меньше фунта меди на завершение статуи Геркулеса. Приём меди производится у спуска Победы[32]».

I

Накануне Элий получил странное письмо.

«Завтра в восемь утра жду тебя в доме трех елей на Яблоневой улице. Бери с собой Корда. Дом с резным крылечком».

И все. Ни подписи. Ни объяснения. Но почерк был хорошо знаком. Почерк Квинта. Верный фрументарий уж пять дней как пропал, оставив невразумительное письмо, и вот наконец объявился. Неведомо, сильно ли на Элия подействовало изгнание, но вот что Квинт сделался не похож на себя прежнего – это точно.

Теперь, следуя указаниям, Элий и Корд пробирались по узкой тропинке в снегу. Месяц лютень выдался в этом году и в самом деле лютым. Деревья были изукрашены инеем, все стены в белой изморози, на стёклах разрослись белые разлапистые ветви.

Дом стоял на отшибе – чёрный, укрытый шапкой снега, за тесовым забором. То есть половина дома была за забором, а половина выставлялась наружу, никак не укрытая, – видать, хозяин летом начал возводить забор, да не закончил. Все окна были тёмными. Пёс, выскочивший из будки, загромыхал цепью и залился отчаянным лаем. Но на вой и лай никто в доме не обратил внимания. Элий вытащил из-под лисьей шубы листок с адресом и при свете фонаря перечитал.

– Это точно здесь? – спросил Корд, пританцовывая, – ноги его в тонких кожаных сапогах мёрзли.

– Похоже.

Элий опасливо покосился на беснующегося кобеля, но к двери подошёл и постучал. Никакого ответа. Дом спал непробудным сном, увязнув в белых, сахарно искрящихся сугробах.

– Рано прибыли, – сказал Корд. – Может, что перепутали?

– Перепутали? Что мы могли перепутать? – Элий вновь изо всей силы грохнул в дверь.

В этот раз в двух окнах вспыхнул свет. Внутри послышалась какая-то возня, загрохотало опрокинутое ведро, кто-то ругнулся, и дверь распахнулась. На пороге вместо Квинта появился здоровенный мужик раза в полтора шире Элия в плечах. Он был в одних полосатых синих с белым портах и босиком. Мускулистые его плечи и грудь равномерно перетекали в объёмистый живот. Огромная башка казалась ещё больше от рыжеватых буйных кудрей, картофелина носа покоилась на пышных пшеничных усах. Мужик держал в руке электрический фонарь и светил в лицо гостям.

– Сократ! – изумился Элий, узнавая товарища по арене.

– Император? Хе… – только и сказал Сократ в ответ.

– Квинт здесь? – спросил Элий. От голого торса дородного богатыря в морозный воздух поднимался пар.

– Заходи! – Хозяин отступил в глубь дома.

Они миновали сени, в которых, как показалось Элию, кто-то стонал и ворочался («Уж не слуги ли спят в таком холодном атрии?» – подивился римлянин), и прошли в жарко натопленную комнату.

Под потолком мирно горел светильник на три лампы, обвешанный рядами шёлковой материи с бахромою. Посреди комнаты – широкий дубовый стол и вокруг него скамьи широкие, ладные. Печь, выложенная изразцами, ещё с вечера не остыла, источала слабое тепло. Элий снял шапку и скинул шубу, оставшись в одной шерстяной белой тунике с длинными рукавами. Мужчине не положено носить тунику с длинными рукавами, но в этом климате приходится поступаться многими правилами. Корд тем временем скинул свой полушубок и жался к печке, радостно хлопал по ней ладонями, пританцовывая и подвывая.

– Квинт здесь? – повторил Элий свой вопрос.

– Погоди, – Сократ указал на скамью.

Элий сел. Тут же на столе явилась высоченная стеклянная голубоватая бутыль, наполненная прозрачной жидкостью. Элий, лишь глянув на неё, ощутил противное ныряние желудка. А Сократ уже ставил на стол глиняные обливные кружки и резал, прижимая к груди, краюху чёрного, сладко пахнущего хлеба.

– Это моё изобретение – сорокаградусная. Уже изрядно имеет поклонников во всех землях Новгородских, Московских и Киевских. – Сократ с нежностью погладил стеклянную бутыль. – Фрина! – крикнул он зычно. – Гости!

В соседней комнате за белой дверью послышалось какое-то шевеление, но никто не вышел.

– Фрина! – рыкнул хозяин громче.

Вышеозначенная дверь приоткрылась, и наружу высунулась всклокоченная голова, судя по обилию волос и отсутствию бороды, – женская.

– Гости! – рявкнул Сократ.

Голова скрылась за дверью, а шевеление усилилось. Хозяин тем временем наполнил до краёв кружки прозрачной жидкостью. И уж, верно, собирался рыкнуть вновь, как дверь распахнулась, и в комнату вывалилась новоявленная Ксантиппа, неся тарелку с пирогами, глиняную крынку с квашеной капустой, в миске – морщинистые солёные огурчики.

– Будем! – сказал хозяин и опрокинул содержимое кружки себе в глотку разом.

Элий взял свою кружку, глотнул и задохнулся. Спешно схватил первое что попалось – попался пирог с капустой – и, давясь, заел. Корд тем временем, к изумлению Элия, выпил свою кружку до дна как ни в чем не бывало и захрустел капустою. Корд весь порозовел – щеки и нос, и даже лоб. Глаза заблестели. А Сократ уже вновь наполнял кружки. Увидев, что гость лишь пригубил, нахмурился и потребовал:

– До дна. Это ты в таверне можешь изображать питие, а тут изволь уважать обычай.

Элий покорился. И опрокинул огненную жидкость разом. Сразу же бросило в жар. Ног как будто не стало. Но ступни почему-то жгло. Как тогда на арене, когда Хлор махнул отточенным мечом. Тогда тоже он ощутил невыносимое жжение в отрубленных ступнях. Только сейчас не было боли. А на глазах почему-то выступили слезы, и дыхания не хватало. А хозяйская бутылка опять забулькала жидкостью, и кружки наполнились.

– Ну как, хороша, проклятая? – подмигнул ему Сократ повлажневшим глазом. – Диоген как выкушал три кружки, так сразу стал шёлковым. Это тебе не фалерн или галльское слабенькое винцо, и далее не мёд сыченый. Это – сила. Это – гладиатор среди всех веселящих сердце напитков.

– Где Квинт? – спросил вновь Элий, будто приход Квинта мог его спасти от опасного гостеприимства.

– Погоди! – опять остановил его Сократ и вновь рыкнул: – Матушка, горячего надобно!

Фрина уже гремела на кухне у плиты.