Юрий Сазонов - 17 Тамплиеры 1. Рыцарь Феникса Страница 40

Старый замок в долине, и над ним, на самой вершине холма — древнее разлапистое дерево. Каменные изгороди, поросшие разнотравьем луга, пасущиеся на склонах овцы, дерн и солома на крышах, нежаркое — не по-здешнему — солнце. Странно. В Тампле Томас ни разу не загрустил о доме. А теперь его грызли тоска и нетерпение, и юноша считал уже не дни — часы, от утреннего и до вечернего пения муэдзина с верхушки ближайшего минарета. Пение было чужим, как и растрепанные пальмы, и пыльные гранатовые кусты, и тучевая громада Монте Пеллигрино на юге. Томасу хотелось домой.

***

В один из дней, когда ветер особенно свирепо завывал над городом, алхимик отправил Томаса в мастерскую за новыми склянками с крысиной отравой. В зале, где абу Тарик обычно принимал покупателей, зелье закончилось. Юноша без особой спешки поплелся в западную часть дома. На обратном пути он задержался во дворе, наблюдая за чайкой. Птица отчаянно боролась с ветром: она изо всех сил размахивала крыльями, но не двигалась с места. Белая чайка, в немом усилии зависшая в воздушном потоке — разве это не похоже на человека, отважившегося бороться против злой судьбы? Так думал Томас, и с такими мыслями приблизился к дверям коридора, ведущего в зал. Тут по спине юноши пробежала дрожь, а тонкие волоски на руках встали дыбом. Еще не понимая, Томас оглянулся — что могло его напугать?

Двор был пуст, только старая служанка просеивала у очага муку. Стряпуха выбрала неподходящее время: ветер сдувал муку, женщине приходилось прикрывать сито собственной накидкой, и черная ткань покрылась белыми пятнами — словно волдыри на руках прокаженного. Молодой шотландец пожал плечами и двинулся дальше. Но беспокойство не проходило. В это мгновение ветер захлебнулся и умолк, и на дом опустилась непривычная уже тишина. А затем тишину прорезал голос. Услышав его, Томас едва не уронил склянки с ядом. Юноше пришлось прислониться к стене, чтобы побороть слабость в ногах.

Он узнал бы этот голос из тысячи. Скрипучий, как несмазанные петли, ломкий и рваный, голос мог принадлежать лишь одному человеку. Томас закусил губу. Быстро поставив свою ношу на землю, он торопливо оглянулся — старуха по-прежнему боролась с ситом и не глядела в его сторону — и нырнул в коридор. Распластавшись по стене, Томас сделал несколько беззвучных шагов. Прямо была входная дверь, а налево — дверь парадного зала, «каа», где алхимик обычно принимал крупных заказчиков. Юноша шмыгнул к этой второй, полуоткрытой двери. Страшный голос доносился из-за нее, и сейчас к нему примешивалась визгливая скороговорка алхимика. Двигаясь тише, чем пылинка в солнечном луче, Томас подкрался к двери и заглянул в щель.

В полумраке поблескивали шкафы со снадобьями. Рядами выстроились на полках керамические и стеклянные сосуды, по стенам висели пучки целебных, пряно пахнущих трав. Темнело под потолком чучело нильского крокодила, предмет особой гордости абу Тарика. А посреди комнаты стоял человек в просторном черном плаще и черном тюрбане. Томас видел лишь широкую спину, но юноше ни к чему было видеть лицо чужака, чтобы знать — оно скрыто маской. Глянцевито-черной маской с узкими прорезями для глаз. Брат Варфоломей был здесь.

Успокаивая бешено колотящееся сердце, Томас заметил и кое-что еще. Стоял не только гость, но и хозяин, нарушая тем все законы восточной вежливости. То, что алхимик не предложил брату Варфоломею сесть и не присел сам, говорило едва ли не больше, чем присутствие в комнате третьего мужчины. Огромный, угрюмо сгорбившийся Маас переминался с ноги на ногу рядом с хозяином. Надсмотрщик явно чувствовал себя неуютно — еще бы, ведь ему совершенно нечего было делать в хозяйской приемной. Выходит, абу Тарик знал, что гость опасен. Знал и боялся — и все же впустил в дом и решился на беседу с ним. За прошедший месяц арабский Томаса изрядно улучшился, так что юноша без труда разбирал смысл их разговора.

— Ты знаешь, Саххар, что я больше этим не занимаюсь, — говорил хозяин. — Я — не меняла. Теперь уже нет.

Эти фразы, короткие и отрывистые, настолько не походили на обычную манеру алхимика, что Томас снова ощутил ползущий к сердцу холод. Он пристально всмотрелся в хозяина. Тот как будто подобрался, расплывшиеся черты стали четче и острее. Из-под маски обрюзгшего торговца смотрел сейчас совсем другой человек. И человек этот был давно знаком с братом Варфоломеем, и называл его иным именем, и, возможно, был некогда связан с ним общим делом. Каким?

Черный передернул плечами. Раздался короткий и злой смешок.

— Еще бы, Рамиз. Еще бы ты продолжил заниматься прежними гнилыми делишками. Это после того, как ты подсунул Старцу Горы [62] Божью Коровку вместо Жужелицы? Благодари Аллаха или кого угодно, что Владыка Аламута велел только оскопить тебя, а не выставил твою голову в Саду Тысячи Радостей в назидание другим.

Означенная голова понурилась. Алхимик опустил плечи и уставился в пол.

— Тебя прислали ишмаэлиты [63] ? Прислали, чтобы убить меня?

Человек по имени Саххар снова хмыкнул.

— Если бы я желал твоей смерти, ты уже был бы трупом.

Неожиданно он сорвался с места, быстро пересек комнату и, отпихнув алхимика, уселся прямо на полированный дубовый прилавок. Сел, перекинув ногу за ногу, и принялся покачивать начищенным сапогом.

Абу Тарик мрачно следил за гостем.

— Ты по-прежнему ведешь себя нагло, хашишин, — сердито заметил он.

— А ты по-прежнему не соображаешь, с кем имеешь дело, Рамиз. Думаешь, можешь обдурить саму смерть? И предупреждаю, —

тут лицо в маске поднялось, и глазные прорези нацелились прямо на побледневшую физиономию алхимика, — если еще раз назовешь меня «хашишином», смерть тут же явится к тебе на быстрых крыльях… или как оно там, в вашей «Книге Мертвых»?

— Ты зря поминаешь вслух священную книгу фараонов, — прошипел хозяин. — Спящие спят не настолько крепко, чтобы не проснуться и не наказать наглеца.

Сейчас абу Тарик совсем не походил на того велеречивого знатока металлов и тайных зелий, к которому привык Томас. Перед черным человеком стоял жрец или воин — злой, настороженный, собравшийся, как кобра перед броском. Его оливково-матовая кожа налилась желтизной, выступили орлиный нос и скулы, а в глазах вспыхнули недобрые огни. Саххара, впрочем, это не смутило. Он наблюдал за алхимиком, склонив голову к плечу и по-прежнему покачивая ногой. И вдруг, когда Томас решил, что абу Тарик сейчас накинется на гостя или прикажет Маасу напасть, черный человек рассмеялся. Беззаботно махнув рукой, он просипел сквозь смех:

— Что это мы все о смерти да о смерти, Рамиз. Неужели у двух старинных приятелей не найдется лучшей темы для разговора? Я слышал, ты завел себе нового раба. Христианина.

Абу Тарик недоуменно заморгал. Кажется, он не ожидал такого поворота. Зато Томас ожидал, и теперь настала его очередь сжать кулаки и напружинить мускулы. Возможно, сейчас придется драться или бежать. Но при любом исходе его поймают. Ему не справиться с Маасом и городской стражей. Значит, остается Феникс. Амулет помог избежать нападения демонов в Хранилище. Поможет разделаться и с проклятым колдуном!

Томас поднял руку и нащупал прятавшуюся под рубашкой фигурку. Привычный холод успокоил, смирил бешено стучащую в висках кровь. Внезапно в глазах потемнело, пальцы заледенели окончательно, стук сердца громом начал отдаваться в ушах, а прямо перед глазами проступило человеческое лицо. Размытое, оно с каждым мгновением становилось все более отчетливым… Томасу показалось, что еще миг — и он узнает человека, скрывающегося под маской и сотней обманных личин. Он где-то видел это крупные, правильные черты и глаза, насмешливые и яркие. Еще чуть-чуть… но тут амулет предостерегающе вспыхнул, и Томас почувствовал, что валится в мягкую темноту. Разжав пальцы, он из последних сил вцепился в стену, обдирая ногти и раздирая подушечки в кровь. Юноше удалось удержаться на ногах. Сквозь звон в голове до него донеслись последние слова разговора.

Алхимик стоял перед черным, выпрямившись во весь свой невеликий рост, и громко и яростно произносил:

— …ты не получишь ничего, хашишин. Ни моих рабов, ни амулетов, ничего. А теперь убирайся!

Как ни странно, Варфоломей-Саххар подчинился. Плавным движением он соскользнул с прилавка и в три шага оказался у двери. Томас едва успел метнуться внутрь, к проему, ведущему во двор. Прижавшись там к стене, полускрытый плетьми дикого винограда, юноша увидел, как Саххар обернулся в дверях и проговорил:

— Смерть явится на быстрых крыльях… или все же прилетит? Как там было, Рамиз?

Взвился черный плащ, стукнула деревянная створка — и Саххар исчез. В ту же секунду ветер, до этого сторожко молчавший, сорвался с цепи. Вихрь пронесся над двором. Истошно заплескав крыльями, швырнул в лицо Томасу пыль и белые крупинки муки, завыл, захохотал — так, словно подслушал прощальную фразу Саххара.