НИИ особого назначения - 2 - Саша Фишер Страница 40

Сделано.

Теперь только ждать подмоги.

Вот только тварь, что-то делающая с Тимохой болталась передо мной. Ну не мог я просто так стоять и ждать! Тревогу поднял, значит помощь придет. Но Тимоху она жрет уже с полминуты, у него может и не остаться времени, так что…

Я бросился вперед и всем телом запрыгнул в мерцающее месиво бледных лент.

Дальше я где-то с минуту видел происходящее как бы с двух ракурсов. Из собственных глаз, перед которыми мелькали мерцающие белые полосы и выхваченные из реальности то фонарный столб, то информационный стенд, то припаркованная рядом с крыльцом машина. И откуда-то сверху и сбоку, как будто в замедленной съемке. Как я длинным прыжком влетаю в призрака, и падаю на асфальт, со всех сторон оплетенный прозрачными белыми лентами. Как будто я надел этого призрака на себя.

Обожгло ледяным холодом всю кожу. Дыхание перехватило, как будто воздух просто взял и исчез из легких. И окружающая реальность подернулась странной пепельной пеленой. Частички пепла пересыпались с места на место и принимали причудливые формы, как в песочных картинах. Звуки… Да, появились какие-то звуки. Будто колокол где-то вдалеке отбивал монотонный медленный ритм.

Холод отступил. Или скорее притаился где-то, просто перестал иметь значение.

И все происходящее больше стало похоже на сон.

Вроде бы только что я летел кувырком по асфальту, опутанный белыми призрачными лентами, а вот я уже стою на ногах. А напротив меня, прозрачный, словно голограмма с помехами, стоит незнакомый парень в красно-оранжевом комбезе. У него тяжелая квадратная челюсть и нависающие, как у неандертальца надбровные дуги.

И губы беззвучно шевелятся.

— Прости, братан, я ни черта не слышу, что ты там говоришь, — усмехнулся я, подумав, что теперь понятно, почему его прозвали Бульдозером. Просто у него лицо такое.

Голограмма зашевелилась, подавая мне какие-то знаки. Мой призрачный собеседник размахивал руками в одном и тот же жесте. Рукой он касался нагрудного кармана, что-то сжимал в кулаке, а потом отбрасывал это самое «что-то» в сторону.

— Нет, дружочек, амулет свой я выбрасывать не буду, — я покачал головой и попытался на шаг отступить. Пепельная реальность забеспокоилась, крупинки стали складываться в островерхие высокие башенки, как будто из мокрого песка.

Лицо Бульдозера стало злым. Он оскалился и двинулся на меня, сжимая кулаки. Но за пару сантиметров его будто что-то остановило. Его лицо замерло перед моим, заполнив весь окружающий мир. Оно беззвучно орало и брызгало призрачной слюной. Отступить у меня не получилось. Ступни словно прилипли к асфальту.

— Я тоже возмущен до глубины души, — сказал я.

И в этот момент мой правый бок обожгло резкой болью. Звук выстрела я услышал чуть позже.

Пепельные башни рассыпались, призрак Бульдозера растворился в воздухе. Вокруг снова был двор базы. Яркий луч фонарика выхватил из темноты перекошенное лицо Тимохи.

— Клим, ты как? — как будто из колодца донесся до меня голос Светки. В руках у нее дробовик.

— Твою мать… — прошипел я, скрючиваясь в клубок. Ага, я снова в горизонтальном положении.

— Это соль, — из темноты сверкнула белозубая улыбка Кирилла Мбваны. — У нас есть минут пять, если можешь встать, вставай!

Дальнейшее слилось в какой-то мутный калейдоскоп. Мы с Киром тащили бесчувственного Тимоху к медблоку, а Светка нас прикрывала. Тело нашего на все руки мастера было окостеневшим, будто деревянное. Тащить неудобно, трындец. Обожженный солью бок горел так, что кровавая пелена иногда застилала глаза. Но мозгом я понимал, что это ни разу не смертельно.

— На одиннадцать часов! — крикнул Мбвана.

Бабах! Заряд соли втыкается в начавшего проявляться призрака. Едва успевшие расправиться ленты снова сплелись в тугой клубок и исчезли.

Крыльцо. Затащить Тимоху так, чтобы не собрать его головой все ступеньки и перила, оказалось той еще задачкой. Поза в которой он замер, была совершенно к этому не приспособлена. Руки раскинуты в стороны, одна нога согнута в колене, будто он что-то пытался пнуть, когда его парализовало.

Закрывшаяся дверь грохнула, как еще один выстрел.

— Давай его на кушетку, — задыхаясь, сказал Кир. Плечи ныли так, будто мы тонну на руках тащили.

— Держите дверь! — крикнула Светка, снова высаживая в начавшего материализовываться призрака Светка.

Мы с Киром навалились на дверь, которая почему-то отказывалась закрываться. Она подавалась с трудом, будто с той стороны был песок.

Фух…

Захлопнули. Щелкнул замок. Светка перебросила дробовик Мбване и быстро выхватила из кармана мешочек с чем-то белым. Надорвала его зубами и осыпала дверь почти невесомой белой пылью.

Стало тихо. Только сейчас я понял, что все время, пока мы волокли Тимоху, нас постоянно преследовали какие-то звуки. Тот самый колокол, какое-то завывание, словно ветер гудел в трубе, что-то вроде совиного уханья, тонкий, едва слышный писк. А сейчас все стихло. Только тиканье старых напольных часов и мое собственное шумное дыхание.

— А? — я поднял голову и посмотрел в ярко-синие глаза Кирилла. Он что-то спросил, но я не расслышал, что именно.

— Руку, говорю, покажи, — повторил он.

Я задрал рукав, оголив правое предплечье.

— Странно, — озадаченно пробормотал он. — А другую?

Я повторил то же с левой рукой.

— У него должна быть метка, но ее почему-то нет, — Кирилл почесал в затылке и перевел луч фонарика в сторону Светки, которая что-то там делала с окном. А до меня дошло, что я отчетливо вижу теперь и без фонарика. И его свет мне даже не мешает, просто его я вижу тоже. Еще осознал, что сижу на полу, привалившись спиной к стене. И мой правый бок продолжает адово жечь.

— Клим, не отключайся! — Светка легонько пошлепала меня по щекам. — Встать можешь?

«Конечно, могу!» — хотел ответить я, но только беззвучно пошевелил губами.

— Так, Кир, давай его в ванну! Взяли! — двое моих коллег подхватили меня под руки и дернули вверх. Я попытался, было, сообщить, что и сам могу идти, но мне не удалось. Не могу. И говорить тоже не могу. Видимо, рандеву с призрачным Бульдозером в мире перекатывающегося пепла не прошло даром. Так что я перестал трепыхаться и повис тряпичной куклой между Светкой и Кириллом.

Первая помощь при выстрелах солью — это сунуть поврежденную часть тела в холодную воду. Чтобы не тратить время, меня кинули в холодную ванну целиком.

И вот она-то и привела меня в чувство окончательно.

— А можно мне потом одеяло? — выбивая зубами дробь, проговорил я.

О, получилось! Тело снова мне подчиняется, и говорить я могу тоже. Кирилл и Светка рассмеялись с явным облегчением. А я принялся стаскивать с себя промокшую одежду.

Было тихо. Не запредельно тихо, а именно так тихо, как и должно быть в ночном лазарете. Унять жжение от выстрела солью с одного раза, ясен пень, не удалось. Мой бок весь был покрыт мелкими саднящими дырочками. Из воды я выбрался, когда замерз сильнее, чем мне было больно. Завернулся в здоровенный махровый халат, который мне приволок Кирилл. И, стуча зубами, вышел обратно в холл.

Мои коллеги склонились над Тимохой, который все еще был в состоянии деревянной статуи.

— Да плечо же! — воскликнула Светка, размахивая инъектором. — Тут написано, что укол надо сделать в оголенное плечо.

— Ага, вот сама бы и попробовала его раздеть! — хохотул Мбвана.

— Ну так распори! — огрызнулась Светка.

— Одежду-то зачем портить? — хмыкнул Кирилл. — Мы никуда не торопимся.

— Слушайте, а почему вы вообще дежурите? — спросил я. — Вася же сказал, что сегодня не мы, потому что нам завтра на миссию.

— А мы и не дежурим, — криво ухмыльнулся Мбвана. — Ты тревогу поднял, помчались спасать. Ну и Тимоху заодно, не бросать же.

— А дежурные где? — я покрутил головой, будто рассчитывал, что они прячутся где-то в фойе медблока.

— Хрен знает, — пожала плечами Светка. — Наверное, у них другие дела.

Наконец-то у Кирилла получилось освободить плечо Тимохи от одежды, и Светка тут же ткнула в него инъектором.

Деревянность моментально пропала. Обмякшее тело Тимохи немедленно скатилось с кушетки, подхватить никто из нас не успел.

— А электричества почему нет? — спросил я, помогая вернуть бесчувственного Тимоху обратно на кушетку.

— Ну что ты как этот самый⁈ — возмутилась Светка. — Призрак же!

— Если что, я его в первый раз вижу, — сказал я. — И понятия не имею, что у нас