Андрей Посняков - Удар судьбы Страница 41

— Что-то не вижу я здесь никого, у кого можно хоть что-то спросить, — скептически произнес Лешка и посмотрел на приятелей. — А что, ребята, хорошо бы сейчас придумать, что нам со всей шпионской информацией делать?

— С чем?

— Ну, с теми грамотами, что нам дали.

— Можно продать туркам, — задумчиво произнес Владос. — Они, наверное, купят. Даже — скорее всего. А можно и не продавать — выкинуть.

— Угу, — кивнул Лешка. — Стало быть, я так понимаю — поступило два предложения. Продать или выкинуть. Что ж, будем голосовать. Кто за то, чтобы продать? Ну, что ж вы?

Парни явно замялись.

— Тогда попрошу высказываться!

— Можно, конечно, и продать, — тихо произнес Владос. — Нам это выгодно. Но, с другой стороны — таким образом мы нанесем урон трапезундцам.

— А это — самое что ни на есть предательство! — Георгий махнул рукой. — Хоть мы и недолго прожили в этом городе и не успели завести друзей, все равно, я — за то, чтобы не причинять горя людям. Не продавать!

— И я так думаю, — кивнул Владос. — Понимаешь, Алексей, одно дело — старик Николай, Никифор Кратос и прочие им подобные, совсем другое — остальные. Может, не очень-то они и ждут турок? Я тоже против продажи.

— Ясно, — Лешка вдруг улыбнулся. — Я, значит — за? Напрасно вы так считаете.

— Да мы вовсе…

— Только у меня еще одно предложение, третье! — юноша лукаво посмотрел на друзей.

— Какое же? — удивленно спросил Георгий.

— Не продавать и не выкидывать, а сжечь! Чтобы даже пепла не осталось от всей этой предательской гадости! Если хотят турки захватить Трапезунд, пусть захватывают честно, а мы им в этом деле не помощники.

— Хорошо сказал! — похвалил Владос. — Просто замечательно. Где бы вот только отыскать огниво?

Друзья огляделись по сторонам и, не сговариваясь, вздохнули — больно уж безрадостной казалась местность. И, главное, пустынной. Хотя нет, впереди, на пригорке пылила какая-то арба.

Приятели переглянулись:

— Догоним?

— Можно, — Лешка поморщился — все же таки еще сильно болела спина и плечевые суставы. — Только вот быстро бежать я пока не могу.

— Я тоже, — мотнул головой Георгий.

— Тогда я сбегаю за вас, — Владос улыбнулся — как-то так вышло, что в застенках он пострадал меньше всех.

Запряженная медлительными волами арба, поскрипывая колесами, неспешно катила в гору, и быстроногий грек догнал ее в один миг, о чем-то заговорив с возницей — морщинистым крестьянином в широкополой войлочной шапке. Крестьянина этого Лешка с Георгием рассмотрели чуть позже, когда подошли ближе. Поздоровались, слегка поклонившись.

— И вам тоже здравствовать! — откликнулся возница. — Ваш товарищ сказал, что вы ищете огниво?

— Да, неплохо было бы сейчас развести костер, обогреться.

— А далеко ли держите путь, позвольте узнать? — крестьянин говорил на странной смеси греческого и заимствованных тюркских слов, впрочем, было понятно — Лешка, кстати, давно уже навострился балакать на языке ромеев.

— Мы идем в… в Синоп, — незаметно подмигнув друзьям, пояснил Владос.

— Не близкий путь, — крестьянин покачал головой. — И весьма опасный — в горах много разбойников.

— Вообще-то нам надо в Константинополь, — встрял в беседу Георгий. — Сесть бы сейчас на какое-нибудь попутное судно — и да поможет нам святой Николай!

— А, так вы христиане! — возница явно обрадовался. — Тогда зачем вам нужно в Синоп, к туркам?

— Мы ж говорим — ищем попутный корабль.

— Зря туда идете, — крестьянин сурово покачал головой. — А я вот еду в предгорья, за хворостом. Если подождете или поможете — приглашу вас к себе в гости. Там что-нибудь и придумаем насчет судна — у нас в селении много рыбаков.

— Отлично! — Лешка всплеснул руками. — Мы были бы вам очень признательны! И, конечно, поможем с хворостом.

— Ну, тогда садитесь!

— Да нет, — Лешка переглянулся с Георгием. — Мы уж лучше пешком. Сидеть, знаете ли — невмоготу.

— Что так?

— Турецкие плети.

— Ага, и вы не любите турок!

— А вы?

— А кто их здесь любит? — крестьянин стегнул быков. — Правда, турок турку рознь. Но все ж… Янычары — это, скажу я вам, сущее бедствие. Головорезы, каких мало.

Владос усмехнулся:

— Да знаем мы янычар. Они, кстати, не турки, а бывшие христианские мальчики…

— Ну, нам от этого не легче.

Дармыс — так называлось селение, куда беглецы приехали на скрипучей арбе Авдея Агрипулоса. Довольно большое — десятка два домов — оно лепилось к горам и узенькой полоской пляжа выходило к морю. В небольшой бухточке покачивались на волнах серые рыбачьи лодки, впрочем, большая часть их лежала кверху брюхом на желтом песке пляжа. Кроме собственно домов — как двухэтажных, зажиточных, так и бедняцких хижин — в селении имелась церковь, выстроенная из мягкого туфа и высокая сторожевая башня, сложенная из серых булыжников. Наряду с основной своей функцией — сторожевой — иногда башня использовалась и в качестве маяка — в штормовую погоду на ее верхней площадке разжигали костер. Все это поведал парням их новый знакомец Авдей, пока чесали языками по пути в селение.

Лешка все сомневался — а стоило ли воспользоваться предложением крестьянина? Ведь Дармыс находился на территории Трапезундской империи, и в селении наверняка имелся и староста, и еще какие-нибудь официальные лица. Вот, доложат они о чужаках в Трапезунд… А вдруг? Вдруг хоть кто-то догадается?

Своими сомнениями Лешка поделился с Владосом — шепотом и по-русски.

— Да брось ты, — отмахнулся тот. — Мы же не на год сюда едем — от силы недели на две.

Лешка все равно до конца не успокоился, полагая, что не стоит терять бдительности — спасибо, один раз уже потерял. А вышло так, что вроде бы он и беспокоился-то напрасно.

В доме Авдея гостей встретили хорошо — накормили, напоили кислым вином и уложили спать на гостевой половине, где обычно жили нанимаемые хозяином рыбаки. Но сейчас никого не было — не сезон. Зато были две девушки: одна — хозяйская дочка, вторая — племянница. Последняя – то и посматривала на Лешку во все глаза! Юноша тоже обратил внимание — девчонка по своей конституции чем-то напоминала Балию — такая же худая, а, значит, по местным меркам — не красивая, красивыми здесь почему-то считались женщины в теле. А вот Лешке подобные сдобные пышки не нравились, то ли дело такие, как Гюльнуз или Балия… Или вот — Анна, именно так звали племянницу Авдея Агрипулоса. Не очень высокого роста, но стройная, длинноногая, волосы, заплетенные в две косы, светлые, но все же нельзя сказать, что блондинка, скорей, светлорусая, с этаким золотистым оттенком, щеки чуть впалые, а глаза… даже и не сказать сразу, какого цвета. Если смотрит прямо — вроде бы карие, а отведет взгляд — зеленые. У Лешки, кстати, точно такие же — были они глазами похожи.

Авдей, имея большое хозяйство, держал племянницу в строгости, впрочем, как и дочку. С раннего утра и до позднего вечера обе хлопотали по дому — кормили и доили коров и коз, присматривали за гусями и курами, ухаживали за лошадьми, да еще успевали управляться по дому — работы хватало, присесть некогда.

Катерина, дочка Авдея, девка была, по местным меркам, на загляденье — крепенькая, с большой грудью и широкими бедрами, щеки румяные, черная коса, синие очи. Всем удалась девка — недавно пятнадцать минуло, пора уже и замуж выдавать. А жених-то был на примете — некто Лисандр, молодой рыбак и владелец трех лодок. Из богатой семьи парень, уже и сватов засылал, да Авдей решил пока повременить со свадьбой — подождать до осени, как и принято было. Таким образом, Катерина с Лисандром считались помолвленными, и молодой рыбак частенько захаживал в гости.

— А однажды, смотрю — милуются! А у Катьки рубаха расстегнута аж до пупа! — азартно поведал Лешке с Владосом Корнелис, младший авдеев сынишка.

— Что ты говоришь?! — Владос поцокал языком. — Неужто прям до пупа?

— Ну, почти, — Корнелис оглянулся и смешно наморщил нос.

Ох, и любил же поговорить этот парень — язык, что помело, а рот вообще не закрывался. Он чем-то походил на сестру — темненький, синеглазый, с круглым пухлощеким лицом — только тощий, как Анна.

— А вот другая твоя сестрица, — словно бы между прочим поинтересовался Лешка. — Она как, тоже с кем-то помолвлена?

— Анка – то? — мальчишка — а было Корнелису где-то лет двенадцать — презрительно скривил губы. — Кто ее такую возьмет? Тощую да еще и порченую!

Владос захохотал:

— Я смотрю, не очень-то ты ее любишь!

— А с чего мне ее любить? — огрызнулся парнишка. — Она не нашего рода, приблудная. Мать ее как-то спуталась с турком — вот Анна и родилася. И сама, когда жила еще в своей деревне, говорят, с турками любовь крутила, зараза! Ее за это дело деревенские в перьях с навозом вываляли, хотели утопить, да турок ее отбил, увез. А потом этого турка вроде убили.