Андрей Муравьёв - Паладины Страница 41

Чуть помедлив, за клином кавалерии потрусили и ряды пехоты. Пилигримы и слуги, монахи, конюхи и повара, ездовые – все, кто традиционно должен быть позади, с ревом неслись на супостатов, выстраивавшихся в линию. Азарт битвы. Запах крови. Опьяняющее чувство превосходства. «С нами Бог!»… Вооруженные чем попало, в стеганых куртках или порванных кольчугах, они были сильны духом… И только им.

Захар все еще плохо умел обращаться с длинным копьем, поэтому при приближении к противнику постарался прикрыться щитом и больше думал об обороне. Он направил свою лошадь по левую сторону от подъесаула. Справа в бой скакал Костя.

Хорезмийцы, прорвав строй христиан, начали разворачиваться для повторного удара в спину завязшей рыцарской пехоте, не обратив внимания на кучку всадников, стоявших в отдалении. Атака отряда Горового застала их врасплох. Но наемников все еще было почти полторы тысячи, и выходка горстки конных франков была самоубийственной.

Завязалась сеча.

Вся сила конного удара заключается в разгоне, когда то, до чего не достал копьем всадник, сметает грудью лошадь, а раненых врагов добивают копыта коней, на которых сидят товарищи, следующие за тобой. Прорвавшиеся сарацины не успели разогнаться навстречу новому противнику. Это немного уравняло шансы.

…Захар целил в седоусого крепыша в первом ряду. За долю секунды до того, как копье красноармейца должно было войти в грудь мусульманина, тот сдвинулся в сторону, пропуская острие над плечом. Копье противника врезалось в верхнюю часть щита русича, отчего тот едва не вылетел из седла. Как большинство сотоварищей, хорезмиец воевал без щита, полагаясь больше на доспехи и собственную ловкость. Уже пролетая мимо усача, Захар ощутил чувствительный удар по шее, дыхание сперло, но кольчуга выдержала. Пригодько почти услышал, как разочарованно скрипнули зубы врага – великолепный удар сабли пропал впустую.

Разогнавшаяся лошадь Пригодько врезалась в круп стоявшего следом скакуна, опрокинув всадника вместе с тонконогим жеребцом, и оруженосец оказался один на один с очередным сарацином. Копье застряло где-то в толпе, Захар хватанул врага мечом. Араб легко принял выпад на клинок и ответил уколом в область подмышки. По боку побежала теплая струя крови. Русич прижал руку с мечом и тут же получил два точных удара саблей. Один в голову, отчего лоб под стальным шлемом загудел как колокол, а второй – в инстинктивно подставленный щит. Через пару секунд русич, несомненно, распрощался бы с жизнью, но, на счастье, на сарацина налетел Трондт. Секира лангобарда врезалась в ключицу мусульманина, развалив того почти до половины. Викинг тут же схлестнулся с кем-то справа, а Захар рубанул вражескую спину в блестящем доспехе…

…Костя умудрился вылететь из седла при первом же ударе. Противник его, пропустив копье оруженосца над плечом, всадил пику в грудь лошади Малышева. Удар был так силен, что конь рухнул как подкошенный, а сам бывший фотограф полетел вперед вверх тормашками.

Приземлился он достаточно удачно, ничего не сломав. Зато в окружении врагов. Над головой блеснул топорик, но его обладатель получил от налетевшего франка копье под ребро. Справа свистнула сабля, однако и здесь помогли соратники по оружию.

Костя вытащил меч и рубанул по морде ближайшую лошадь в блестящем барде. Конь поднялся на дыбы, открывая незащищенный бок своего наездника, куда Малышев и ткнул от всей души. Потом ударил по ноге рубящегося с Горовым всадника, принял на щит саблю и ответил крутящемуся на лошади молодому сарацину… Добил раненого, но поднимающегося с колен окровавленного хорезмийца… Рядом возникло пустое седло с богатым узором. Потерявший хозяина красавец-жеребец норовил укусить нахального чужака, пытающегося сесть на него, пришлось успокоить лошадь тычком в зубы. Ощутив на спине седока, конь пару раз взбрыкнул, но покорился удилам. Вокруг были только свои. Клин франков все глубже вгрызался в ряды мусульман. Костя дал шпор негодующе заржавшему жеребцу, посылая его вперед.

…Горовой легко выбил из седла одного за другим двух противников, когда понял, что из виду исчезли и Костя и Захар. Подъесаул сдержал Орлика, давившего низкорослых арабских скакунов, подал назад. Какой-то араб как раз заносил над спешенным Малышевым саблю, и казак метнул в него свое копье. Тяжелое рыцарское копье – это не короткая легкая пика или сулица, только и рука у кубанца была крепкая. Острие вошло арабу в бок, пришпилив тело к высокой луке седла. Тимофей Михайлович подхватил саблю. Очередной противник, грамотно прикрывшись лошадью, обрушил на щит казака град ударов. Рыцарь на мгновение замешкался, как вдруг сарацин вскрикнул и схватился за ногу. Подъесаул сделал выпад, клинок на долю секунды вошел в щель шлема. Хорезмиец полетел с лошади. Слева показался размахивавший секирой Трондт, за его спиной мелькнуло лицо Пригодько. Казак крутанул Орлика в сторону Малышева, но тот уже был в безопасности, охаживая ножнами бока трофейного коня. Вокруг начали собираться рыцари. Тимофей Михайлович подхватил с земли чужое копье. Только не терять темп!

– Вперед! Вперед! – Он направил коня на отходивший строй всадников в блестящих доспехах, следом ринулась горстка храбрецов.

Туда! К военачальнику мусульман, к воину в золотом шлеме! Пока сарацины не поняли, что нападающих слишком мало, и не раздавили их.

7

Рубились они знатно. И те, кто носил на груди полумесяц, и те, чьи сердца прикрывал красный крест. Красиво рубились, яростно… и погибали. Вокруг зеленого знамени и воина в золотом шлеме таяла линия телохранителей, но еще быстрее гибли крестоносцы из отряда Горового.

Перед глазами Пригодько мельком проносились знакомые и незнакомые лица, задевая сознание только краешком. Вот свалился с разрубленной шеей Трондт, рядом скорчился Эйрик, держась за торчащее из живота копье. Бородачи-лангобарды до последнего прикрывали своего командира. Зашатался и осел весельчак Бэл. Валлиец дорого поплатился за то, что не хотел прицепить кольчужную сетку к своему старомодному шлему. Стрела гуляма вошла ему точно в основание шеи почти на излете. Куда-то пропал Чуча, под которым убили коня, позади остались пешие Ходри и Гарет.

Захар, отбросив сломанный меч, взялся за более привычное ему оружие и теперь махал секирой с остервенением обреченного, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Он упрямо держался за подъесаулом, закрывая ему спину.

…А казак пер на знамя.

Горовой быстро потерял свою фамильную саблю, застрявшую в хитросплетениях чужих доспехов, затем сломал трофейный меч и теперь крушил врагов чьим-то боевым молотом. Тяжелая болванка с острием, сидящая на конце метрового древка, проламывала любые доспехи и скидывала противников с лошадей, не давая врагу подобраться на расстояние сабельного удара.

Рядом мелькала секира Захара, с другой стороны на расторопном трофейном коне гарцевал Малышев. И казак не заботился о флангах. Только вперед! К предводителю мусульман.

Гулямы личной охраны, обеспокоенные яростным напором латинян, уже собирались увести своего господина подальше от опасности, но неожиданно в бой вмешался еще один отряд. С правого фланга на хорезмийцев набросились лангобарды Боэмунда. Оставив племянника Танкреда штурмовать каре мусульманской пехоты, предводитель сицилийских норманнов повел своих рыцарей на прорывавшихся по центру врагов. Стальной клин рассек строй тяжелой кавалерии сельджуков, отбросив часть из них назад, на копья спешенных рыцарей. Викинги, разъяренные неудачным началом битвы, крушили зажатых в теснине боя элитных всадников исламского мира, как лиса, попавшая в курятник, душит беззащитных кур. Один за другим воины в блестящих доспехах летели под ноги своих быстроногих скакунов.

На острие атаки ревел медведем неистовый Боэмунд. Высоченный сицилиец, сменивший несколько лошадей, покрытый кровью врагов от пяток до шеи, одним своим видом нагонял ужас на противника. Сотня окружавших его телохранителей была ему под стать.

Предводитель мусульман сполна оценил уровень опасности и принял решение. Последовал гортанный окрик, и гулямы перед казаком разошлись, открывая прямой путь к вождю мусульман, уже вытянувшему саблю. Дважды подъесаула приглашать не пришлось.

Удар с лету пропал втуне. Сарацин ловко крутанулся в седле, припал к шее коня, и молот Горового просвистел над головой неприятеля, сбив несколько перьев с золотого шлема. Зато клинок араба распорол плащ на плечах рыцаря. Дзинькнуло, расходясь, плетение кольчуги, и по плечу Тимофея потекла кровь.

Араб играл с противником. Прекрасно обученная лошадь с грацией пантеры переносила своего хозяина с места на место, отчего саженные замахи боевого молота казака пропадали впустую. Горовой отбросил тяжеленный «клюв» и, ухватившись за луку седла, подхватил с земли чью-то саблю.