Джон Холм - Император и молот Страница 41
Джон Холм - Император и молот читать онлайн бесплатно
Ибн-Маймун бросил взгляд украдкой, чтобы выяснить, как воспринят его намек.
– Он больше не мой ученик, – твердо заявил Ибн-Фирнас. – Я лишаю его моей защиты.
Ибн-Маймун откинулся на подушки, вспоминая все выслушанные им от Мухатьяха угрозы и оскорбления и размышляя, кто из его людей лучше справится с задачей навсегда прекратить болтовню юного недоучки, а Ибн-Фирнас продолжал:
– Не присоединишься ли ты, когда у меня соберутся Ицхак и мои ученые друзья, чтобы послушать поэзию и музыку, побеседовать о том о сем?
– Непременно приду, – сказал Ибн-Маймун, отвечая любезностью на только что предоставленную ему свободу разобраться с Мухатьяхом. – И приведу с собой моего друга кади, – добавил он, подчеркивая, что готов со всей серьезностью отнестись к общему делу. – Кади очень озабочен положением в городе. Твоя поэзия поможет ему успокоиться. И разумеется, в стенах города только у него есть значительные вооруженные силы.
В полном взаимопонимании двое мужчин слушали песню рабыни и размышляли, один – об отмщении и власти, другой – о свободе и независимости ученых людей от невежд и фанатиков.
В Риме известие о выигранном сражении было встречено с радостью, звоном всех колоколов и пением «Te Deum». Поступившие чуть позже новости о том, что император разыскал Святой Грааль и поклялся возвести одного из своих советников на престол святого Петра, были восприняты совсем по-другому. Если бы все шло, как задумывалось, нынешний папа Иоанн VIII, изнеженный отпрыск влиятельной тосканской семьи, вообще бы ничего не успел узнать, судьба пришла бы к нему раньше, чем эта весть. Однако где-то по пути между лагерем императора и Ватиканским холмом произошла утечка информации. Кто-то, все еще хранивший преданность, предупредил папу, и тот, без промедления созвав самых верных, приготовился бежать из ставшего опасным Святого города в одно из семейных поместий. Когда новости услышал Гюнтер, некогда архиепископ Кёльна, а ныне кардинал при Ватикане, он отправился вместе со своим бывшим капелланом Арно и дюжиной германских мечников из своей охраны, чтобы успокоить папу и продержать его в изоляции до выяснения воли императора, но столкнулся с численным превосходством итальянских дворян, родственников и сторонников Иоанна. Стороны обменялись вежливыми приветствиями и изложили свои резоны, а командиры стражников оценивали друг друга. «Стилеты и надушенные волосы, – отметил германец, – значит, потайные ходы и удары в спину. А у нас нет ни кольчуг, ни щитов». «Неповоротливые прямые мечи и разящий запах лука, – подумал итальянец, – однако готовы пустить в ход и то и другое». Стороны разошлись, рассыпая заверения в дружбе и взаимопонимании.
Несмотря на просьбы не покидать свою паству, папа решительно оставил свой собор на холме, уехал из Рима. На фоне поздравлений с очередной победой Империи и выражаемой по этому поводу радости Гюнтер захватил контроль над курией, изгнал кардиналов, не принадлежащих к его нации и к его клану, стал готовиться к предполагаемым выборам нового папы. Он мог бы пойти еще дальше, но известие, что император остановил свой выбор на английском дьяконе Эркенберте, вызвало у Гюнтера некоторое разочарование в его детище, Ордене Копья, да и в самом императоре. Эркенберт – верный товарищ, это неоспоримо. Но папа Римский? Ранее Гюнтеру уже не раз приходила на ум другая, более подходящая кандидатура на этот пост в лице человека, который был одним из князей Церкви, а не простым дьяконом. Тем не менее было бы крайне желательно, чтобы место действительно освободилось, с этим нельзя не согласиться…
Но для этого понадобится армия. Впрочем, армия императора уже на подходе, движется вдоль прибрежных областей южной Франции и северной Италии, вот-вот войдет в Рим. По крайней мере так говорят.
В прохладной подземной пещере, где раньше была давильня оливок, Шеф внимательно рассматривал ряды крошечных свинцовых брусочков, плотно заклиненных в стальной раме. Он не пытался читать их. Читать он по-прежнему умел плохо, тем более недоступно для него было зеркальное изображение текста на незнакомом языке. В подобных вопросах он целиком полагался на Соломона. Шеф проверял только техническое исполнение. Литеры закреплены надежно, все имеют одинаковый размер и высоту. В конце концов Шеф удовлетворенно кивнул и отложил доску.
После рассказа Альфлед о печати халифа идея ставить на бумагу что-то вроде клейма сформировалась у них достаточно отчетливо. Но от клейма требуется только указать на владельца скота, и для этого достаточно одного-единственного знака. Скоро им стало очевидно, что тавро, состоящее из двухсот слов, потребует для своего изготовления целые годы работы и сразу станет бесполезным, если надо будет сделать хотя бы одно изменение в тексте. «Сделай отдельные печати или клейма, или как ты их назовешь, для каждого слова, как это было на факсимиле халифа», – предложил Шефу Соломон. Однако и от этого способа они отказались, как только прикинули, сколько нужно трудиться, чтобы вырезать все слова, причем некоторые – несколько раз. Тогда Шеф решил делать маленькие брусочки для каждой буквы, и с тех пор дело пошло. Искусные ювелиры вырезали на меди изображения букв и оттискивали в глине литейную форму. Затем в обожженную глиняную форму лили расплавленный свинец. И так снова и снова, пока кассы не наполнились свинцовыми литерами.
Первое же испытание показало, что буквы надо было вырезать в зеркальном изображении. Затем возник вопрос, как закрепить литеры. И как сделать такие чернила, чтобы смачивали свинец, но не расплывались на бумаге. Самой простой задачей оказалось придумать приспособление, которое прижимало бы закрепленные литеры к бумаге, целую страницу литер, а не один брусочек с подписью, как это было у халифа. Давильные прессы были известны на всем средиземноморском побережье, ведь основными продуктами местного земледелия были вино и оливковое масло, и то, и другое нужно было выжимать из ягод. Шеф просто взял оливковый пресс и подложил стальной лист под рамку с набранными литерами.
Пришла пора для полномасштабных испытаний. Наборная доска находилась в прессе. По поверхности литер похлопали вымоченной в чернилах матерчатой подушечкой и аккуратно наложили на доску лист белой бумаги. Шеф кивнул Соломону, которому уступил честь первого испытания. Соломон положил сверху на бумагу дощечку и нажал на рычаг пресса. Шеф предостерегающе поднял руку. При слишком сильном давлении краска попадет даже на пустые места, замажет весь текст. Шеф взмахнул рукой, Соломон раскрыл пресс, а Свандис вынула отпечатанный лист. Шеф игнорировал возгласы восхищения, подложил еще один лист бумаги и снова подал знак Соломону. И еще раз. И еще раз. И еще. Только через десять оттисков он остановился и повернулся к Свандис.
– Мы не хотим узнать, работает ли машина, – сказал он. – Мы хотим узнать, работает ли она быстрее. Если машина не быстрее артели переписчиков, то все это ни к чему. Пока машина оказалась не быстрее, если учесть все время, которое мы затратили.
Свандис передала ему отпечатанный лист. Шеф на него едва взглянул и передал Соломону, а тот внимательно прочитал текст.
– Кажется, все правильно, – задумчиво сказал Соломон. – А что касается скорости… Мы только что отпечатали десять страниц за время сотни ударов сердца. Опытный переписчик может сделать, скажем, сорок страниц в день. Сотня ударов сердца, и три человека выполнили двухчасовую работу опытного переписчика. Я не могу сказать…
– Я могу, – перебил его Шеф, поворачиваясь к своему приспособлению с костяшками на проволочках. Он защелкал костяшками с быстротой, которая приобретается лишь постоянными упражнениями. – Три тысячи ударов сердца за час, – бормотал он. – Скажем, двадцать пять тысяч за рабочий день. Двадцать пять тысяч разделить на сто и умножить на десять… – Он выпрямился. – Три человека могут выполнять работу шестидесяти переписчиков. Это когда брусочки уже набраны. Брусочки, так мы их называем?
– Называй их литерами, – сказала Свандис.
– Шестьдесят писцов, – с изумлением повторил Соломон. – Это же значит, что каждый ребенок может получить свой Талмуд. Подумать только!
«Больше Талмудов – не значит больше веры», – подумал Шеф, но ничего не сказал.
Когда Соломон вечером вел по улицам Септимании мула, загруженного кипами свежеотпечатанных листов, навстречу ему попался многоученый Мойша. Ни одна книга еще не ускользнула от взгляда Мойши. Он выхватил листок и с подозрением осмотрел его.
– Это писал не иудей, – сказал Мойша. – И кто бы это ни писал, он полный профан. Буквы неправильного начертания, и все стоят по отдельности, как у школьника. – Он понюхал бумагу. – Да еще и пахнет сажей.
«Это нужно, чтобы чернила не расплывались», – подумал Соломон, но промолчал.
– Это на романском языке, – добавил Мойша обвиняюще. – Я знаю латинский алфавит, но ведь это даже не латынь!
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.