Джо Грэм - Чёрные корабли Страница 41

— Ты такая нарядная… — Он усиленно смотрел выше моей шеи, но я, поворачивая голову, заметила, как взгляд его скользнул по груди и животу — почти обнаженным, прикрытым лишь прозрачной тканью.

— Спасибо, — ответила я. — Ты тоже замечательно выглядишь.

И до самого дворца мы не обменялись больше ни словом.

Обычно египтяне едят, сидя на табуретах вокруг стола или просто на полу. Но на пиршествах ставят длинные низкие столики с разбросанными вокруг них подушками, чтобы гости могли сидеть или полулежать так, как им удобно. В этот раз на возвышении в конце зала стояли еще три отдельных стола — для царя и его приближенных. За центральным в одиночестве восседал сам фараон, увенчанный двойной короной; его черные глаза пристально оглядывали собрание. Левый стол предназначался для царевны.

Ее белое одеяние струилось складками, широчайшее оплечье из лазурита и драгоценных камней доходило едва ли не до талии. Усыпанная украшениями высокая прическа, унизанные перстнями пальцы… От перстней к запястью тянулась тончайшая золотая сетка, так что золотом сверкала вся кисть руки.

Нас проводили к столу в дальнем конце зала, где сидели кормчие кораблей и низшие жрецы. Мы едва успели разместиться на подушках, как зазвучали арфа и флейта и слуги начали разносить угощение.

Передо мной поставили фаршированного утенка с нежной сердцевиной пальмы, сушеную рыбу на джутовых листьях, оливки из Ахеи и морские мидии. По чашам разливали темно-красное сладкое вино из Библа и соседних земель, к нему подали печенье из миндальной муки, покрытое кунжутной массой.

Мы ели, разговаривали, посматривали на других гостей, как вдруг к Нею подошел прислужник.

— Царевна Басетамон желает видеть царевича Энея рядом с собой, — произнес он уважительно.

Ней поднял глаза:

— Вот как. Да. Хорошо. — Он встал и последовал за прислужником. Я видела, как он глубоко, чуть ли не до пола, поклонился царевне, затем простерся перед фараоном.

— Ему не пристало… — решительно начал Анхис.

— Тише, — оборвала его я.

— Так нужно, — сказал Аминтер. — Если фараон будет к нам благосклонен, мы можем остаться у него на службе. Мы для этого достаточно повоевали.

Я удивленно взглянула на него. Он пожал плечами:

— Я хочу здесь остаться. Вкусная еда, достойный правитель, приятная погода. И изобилие всего, что нужно для жизни. — Он задумчиво прикусил утиное крылышко. — С меня достаточно. Мои сыновья должны расти там, где им не грозит рабство. Я только порадуюсь, если Ней договорится с царем.

Я не спускала глаз с возвышения.

Фараон обратился к Нею, тот что-то произнес в ответ. Царевна, явно довольная его словами, похлопала по подушке рядом с собой и потянула Нея за руку. Он сел, почти касаясь ее плечом, и что-то сказал. Она засмеялась и протянула ему половинку миндального печенья.

Ней взял печенье с едва заметным кивком, не сводя глаз с ее лица.

Аминтер вслед за мной посмотрел на Нея и пожал плечами:

— Любым способом.

Анхис побледнел от злобы:

— Раскрашенная шлюха!

— Хочешь, чтобы нас убили? — прошипела я. — Мы у них в гостях! Даже наша одежда — и та принадлежит им, а не нам!

— Мой сын не обязан…

— Я его уведу, — сказала Лида, поднимаясь. Марей, бросив извиняющийся взгляд на жену, тоже встал и помог Лиде вывести все еще бурчащего Анхиса. Никто не заметил — слуги то и дело сновали взад-вперед, отвлекая гостей, и к тому же на помосте между столами началось выступление танцоров.

Ней, склонившись к Басетамон и едва не касаясь локтем ее груди, чему-то смеялся.

«Уж ее-то грудь ему не мешает», — пробормотала я тихо.

Ксандр проследил мой взгляд и поморщился.

— Он чуть не тонет в ее глазах. Ты бы посмотрела в Тамиате. Никому не приходило в голову, что мы, чужеземцы, можем понимать их язык, и там то и дело отпускали шутки и бились об заклад: когда же царевна приберет к рукам нового дикаря — грозного и соблазнительного зверя. — Он пожал плечами. — В Египте женщины заводят любовников открыто, не стесняясь. А тут вдруг кто-то новый, такой диковинный…

Я взглянула в ту сторону. Грозный зверь, не иначе. Он и впрямь напоминает молодого льва.

— И такой великолепный, — договорила я. Мне не случалось видеть людей красивее Нея. Сейчас, одетый в царские одежды, он выглядел так, что не устояла бы ни одна женщина.

Ксандр кивнул.

— А что мы можем выставить против сокровищ Египта? — Едва заметная насмешка, прозвучавшая в голосе, явно относилась к нему самому.

— Дружбу и верность. Ведь мы его друзья, — ответила я.

— Я его друг — до конца жизни, до последнего вздоха. И не променяю это ни на что. — Ксандр поднес к губам чашу. Темные глаза смотрели внимательно и серьезно.

— Я тоже его друг, — ответила я. — И его сивилла. Это все, что мне судили боги. — Я знала это слишком хорошо. И не нужно желать иного. Он мой царевич, я его прорицательница…

Ксандр посмотрел на меня искоса, словно хотел что-то сказать.

Я подняла тяжелую чашу и передала ему в руки. Ней очарован царевной, и не мне на это жаловаться, но Ксандр оставался собой. По каким бы морям нас ни носило, что бы ни выпало нам на долю — Ксандр был все таким же пытливым, умным и искренним, каким я его знала.

Мимолетно улыбнувшись, Ксандр поднес чашу к моим губам, и я отпила вина из его рук, словно мы заключали союз. Теплый взгляд его глаз, таких же черных, как мои, не отрывался от меня ни на миг.

— Друзья, — повторил он.

— До конца, — ответила я, зная, что для меня это останется истинным еще долгие годы.

Возвращались мы всего лишь вчетвером. Анхис, Марей и Лида ушли раньше, Ней остался во дворце. Носилки доставили нас к казармам; Аминтер, пьяно пошатнувшись, нетвердой походкой направился к себе, Идела сразу побежала узнавать, как добрался Марей. Я вышла к пристани.

Накрахмаленные складки моего одеяния разгладились и опали, серьги в ушах казались невероятно тяжелыми, ладони пахли жареным мясом. После невыносимо душного пиршественного зала, пропитанного запахами благовоний, ароматических конусов, лампового масла, еды и душистых притираний двухсот гостей, прохлада реки приносила облегчение.

Шаги за спиной — я знала, что это Ксандр. Подойдя, он остановился рядом; мы вместе смотрели, как гаснут огни во дворце. Через некоторое время он сел на причал и сбросил золоченые сандалии. Я тоже скинула обувь и села рядом с ним, болтая ногами в речной воде. При бледном свете луны искалеченная щиколотка, прочерченная синими жилками, выглядела странным подобием живой плоти. Капли воды, падая на кожу, вспыхивали слабыми отблесками.

Плечи наши едва соприкасались.

Огни над водой меркли один за другим. Какой-то из них загасила царевна в своей опочивальне, увлекая Нея на ароматные простыни. Или, может быть, она оставила зажженным последний светильник, чтобы видеть над собой его золотистую кожу…

Интересно, о том же ли думал Ксандр. Наверное, да.

— Завтра верну одежды обратно в храм, — сказала я.

— Конечно, — ответил он. Мы посидели в молчании, Ксандр покачивал ногой в воде. — Ты многому учишься? Ну, у Хри…

— Да. В мире столько всего, о чем я даже не знала, что я этого не знаю. Звучит путано.

— Да нет, понятно, — отозвался Ксандр. — Тебе там нравится.

— Да.

А как иначе? Я ведь тянусь не к пиршествам и изысканной еде, мой голод могут утолить лишь знания, собранные в храме Тота, — все знания мира.

Ксандр вздохнул:

— Нам нельзя здесь остаться. Иначе мы сделаемся такими же, как нубийцы и ливийцы, что служат фараону.

— Ты о чем?

— У них нет своих богов, они не живут своим народом. Они не рабы, но принадлежат Египту. И Египет никогда не даст им воли. — Ксандр качнул ногой в воде. — Я видел их в Тамиате. Дикари! Чужеземцы! Пасынки богов! Люди, обделенные счастьем родиться в Черной Земле… — Голос звучал язвительно. Ксандр посмотрел в мою сторону и объяснил: — Египтяне не стесняются разговаривать при мне — наверное, считают бессловесной скотиной.

Я улыбнулась:

— Им невдомек, как быстро ты учишься языкам. — В Ксандре и вправду поначалу трудно распознать живой ум: он обычно молчалив и неохотно высказывается на людях.

— Египтяне с удовольствием позволяют нам служить их благу. Они даже могут преломить с нами хлеб. Но мы не такие, как они. Мы отпрыски ничтожных народов, мелких богов. Здесь уважают только рожденных в Черной Земле. Худшие из них относятся к нам, дикарям, с презрением. Лучшие испытывают к нам такую искреннюю жалость!..

— У них все-таки есть основания, — проговорила я. — Посмотри на землю, которую они создали. Разве у нас есть что с ней сравнить?

— Наше достоинство. И мужество, — ответил он. — Значимо не то, что боги дали тебе при рождении, а то, как ты с этим обходишься.