Анатолий Лернер - Город двух лун Страница 41

— Иосиф Флавий потом напишет другую историю Иудейской войны, — говорил Дима-Депардье ужасно взволнованной его рассказом аудитории. — Он укажет неверную дату, вымышленную причину, и злонамеренно сообщит о самоубийстве пяти тысяч защитников Гамлы. Есть вопросы?

— А куда подевался этот сундук? Там что, действительно были записи Иисуса? — Спросила женщина на высокой ноте, и её лицо Венеры Милоской из кукольного представления театра Образцова, очень похоже передавало суть её вопроса.

— Известно, что рукописи достигли Константинополя. — Сказал Дима. — В девятом веке они были подарены Княгине Ольге царём Византийской республики Константином Багрянородным. Какое-то время они принадлежали Святой Руси, но после нашествия Чингисхана реликвия была срочно вывезена в Константинополь. Ещё вопросы? Нет. Тогда позвольте мне поблагодарить вас за внимание, — сказал улыбающийся Дима, и на него обрушился шквал аплодисментов. — А теперь вы можете немного перекусить, посмотреть на Гамлу с того самого места, где была установлена баллиста, а чуть позднее мы с вами спустимся к самому городу, и вы увидите круглые пробоины от камней, выпущенных из этой и других баллист.

Антон подошёл к Диме и пожал ему руку.

— Откуда такая осведомлённость?

Дима улыбнулся и сказал:

— Мои родители сдают комнату писателю, который собирает материал для романа о тех временах. Он делится со мною своими мыслями и открытиями, даёт почитать куски.

— Простите, Дима, но роман и история… То, что вы сейчас рассказали, пересказ прекрасного романа. Дюма отдыхает. Но говорить об этом как об истории… Как имя вашего знакомого писателя?

— Менев. Игорь Менев. Слыхали? — Хитро улыбался Депардье.

— Дима! — Засуетился Антон. — Срочно его адрес!

— Он что, действительно твой школьный учитель? — Спросил у Антона Дима.

— Если это Игорь Брониславович…

— Да, это его отчество, — кивнул Дима.

— Он нам очень-очень нужен! — Сказал Антон.

— Очень, — подтвердила Женька, а Дима достал из кармана безрукавки мобильник и набрал номер.

— Игорь Брониславович!.. Шалом алейну!.. Как здоровье?.. Где?.. На Мёртвом море!.. И сколько вы там ещё пробудете?.. Прекрасно!.. Я рад… Спасибо… им тоже… Тут вот какое дело… да, без дел не обходится… У меня в Гамле на экскурсии объявился ваш ученик… Антон… Левин. Точно!.. Я бы с радостью… Передаю. — Дима протянул мобильник обалдевшему Антону.

— Ну, что стоишь как истукан? Бери трубку, говори! — Привела в чувство Антона Женька. Он взял трубку и произнёс:

— Игорь Брониславович, я должен вас увидеть!

— Наши желания совпадают! — Рассмеялся знакомый с детства голос. — Не теряйте времени, приезжайте на Мёртвое море в гостиницу «Нирвана». Там и пообщаемся!

— Я рад! Мы отправимся к вам, как только Дима закончит работу. У меня к вам есть уйма вопросов.

— Прекрасно! — прогрохотал в трубку Игорь Брониславович. — Жду, и уже скучаю.

— Мы едем. — Заключил разговор с учителем Антон.

Дима-Депардье, как его теперь называла Женька, пригласил новых друзей в свою машину, и те с радостью согласились.

— Ребята, — крикнула Женька, высовываясь из окна Диминого «Нисана», вы с нами?

— Да.

— Встречаемся в кафе гостиницы «Нирвана»! — Крикнул братьям Дима, а Женька послала Эфраиму и Менаше воздушный поцелуй.

Дима был прекрасным собеседником для Антона. Предоставив их друг другу, Женька наслаждалась дорогой. Она петляла по Голанскому плато, неизменно выходя на огромное озеро, напоминающее скрипку. На том берегу было видно, как на сопки наступал город, похожий на огромный океанский лайнер. Женька наслаждалась зелёным видом окрестных лесов, отмечая про себя,

как всё здесь выглядело по-другому. Другая природа, другой воздух, другие масштабы. А машина неслась по безлюдной трассе, мимо бескрайних просторов зелёных полей дикой пшеницы. Поля были обнесены колючей проволокой, на которой висели красные треугольники с надписью «мины», а за проволокой, прямо на минных полях, лениво и беспечно паслись тучные коровы. И — ни души, только изредка на трассе обгонит случайный тендер.

Они ехали вдоль озера. Дима сказал, что это знаменитое Тивериадское озеро, или море Кинерет.

— Кинерет, от слова «кинор» — скрипка, — сказал он.

— Точно! — согласилась Женька. — На скрипку похоже.

— Иисусовы места.

— Расскажи! — попросила Женька. — Мы поэтому и согласились с тобой прокатиться, что уж больно складно ты всё преподносишь.

— Я чувствую в твоих словах, Женечка, некоторую иронию. А между тем, это и впрямь Иисусовы места. Гамла стала последним иудейским городом на пути Иисуса в Индию, и первым городом, где он жил, вернувшись из длительного путешествия по Востоку. Гамла стала городом, где Мастер составил величайшую систему модели мира, и записал её на пергамент. Его с нетерпением ждала мать, родные и сводные сёстры и братья. Его ждал Учитель Праведности Иоанн, ждали простые люди, верившие в пророчество о помазаннике на царство. А он ещё год сидел на самом севере страны, в далёком городе Гамале и писал Евангелие Мира.

— А что зелоты? — Спросил Антон. — Верно ли, их называют разбойниками?

— Вся Иудейская война была продолжением целого ряда войн, восстаний и мятежей за освобождение Иерусалима, во главе которых были зелоты. Потому-то их и называли власти разбойниками. Иисуса окружение было сплошь из зелотов. Они были и среди учеников, и тех, кто вместе с ним были распяты на крестах. Освобождённый Пилатом разбойник был тоже зелотом.

Но зелоты были вершиной айсберга, тогда как ессеи, властью тайной, держащей в своих руках рычаги управления разветвлённой религиозной сетью оппозиционных организаций. Они осуществляли тайный контроль и скрытое руководство. К ессеям принадлежал Иисус, его брат Йаков, Иоанн.

— Будущий Апостол Павел, — сказала Женька, а Дима вскрикнул:

— Ни в коем случае! Он не был ессеем. Он всего лишь прошел неполный курс обучения в их школе. Не более.

Среди корпуса текстов, именуемых свитками Мёртвого моря, есть свиток Толкования на Аввакума. В нём говорится о непростых отношениях, сложившихся между признанным лидером кумранской общины и бывшим её выпускником. Ессеи описывают историю убийства Учителя Праведности. А мы, историки, лишь раскрываем имена участников того конфликта. Под именем Учителя Праведности, скрывался первосвященник-оппозиционер Йаков. "Недостойным священником» они называли Савла Тарсянина. Того самого Павла. Апостола. А назначенный Римом первосвященник Анания, в свитках называется "чужаком". А вы знаете почему?

— Нет, — сказала Женька.

— Потому что, он был единственным священником, не прошедшим духовной подготовки в Кумране. Это он поспешил назвать Йакова и его последователей, которые называли себя «Хранителями Завета», христианами, объявив их опасной сектой. На иврите эта комбинация понятней. Хранители Завета — звучит как «ноцрей га-Брит», сокращённое «ноцрим» — хранители — дало название христианам.

В промежутке между правлениями двух римских прокураторов, этот самый Анания обрёл реальную власть. Используя повод, когда Йаков находился в Храме, он спровоцировал скандал, приведший к настоящему сражению, в результате которого Йаков был сброшен с верха храмовой лестницы вниз головой. И проделано это было руками Савла.

— Что вы говорите?! — С ужасом выпалила Женька.

— То, о чем повествуют свитки Мёртвого моря.

— Не слушайте её, — перебил жену Антон. — Продолжайте. Прошу вас.

— Ну, тут вспыхнул всеобщий мятеж, но он был быстро подавлен. И тогда зелоты стали готовиться к серьёзному выступлению против римлян. Гамла была первым городом, вставшим на сторону повстанцев, когда Галилея ещё была неорганизованна. Эта крепость стала последней цитаделью зелотов, защищавших горстку ессеев.

Археолог, откопавший город в 1968 году, показал мне шесть совершенно уникальных монет, найденных в городе. Их чеканили в Гамле. На них написано «За освобождение Иерусалима». Все Иудейские войны, и та, о которой мы с вами говорили на развалинах Гамлы, были продолжением целого ряда освободительных войн, возглавляемых зелотами, и все они были «за освобождение Иерусалима». По сути, иудеи противостояли когортам детей Тьмы. Освободить Иерусалим для них означало — очистить осквернённые святыни, изгнать из Храма самозванцев, и вернуть Первосвященство ессеям, — Богом избранным из избранных для служения в Храме. И весь народ понимал, насколько это важно, ведь сила света, исходившая от Храма в период Шхины, или Божественного Присутствия, распространялась не только на иудеев, но и на весь белый свет, держа Тьму в пределах её границ. И повстанцы сражались с детьми Тьмы по всей стране, и гибли, и умирали счастливыми, и последними словами их было обещание вернуться в свободный Иерусалим — Город Мира и Света. И это было несоизмеримо больше, чем просто националистическая война, как было представлено с самого начала. Народ Израиля как никто осознавал, что за сила вторглась на их землю. Они называли их киттиями, чтобы лишний раз не поминать Тьмы.