Колхозное строительство 5 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович Страница 41

Блин! Пётр посоветовал Семичастному грохнуть Мартина Лютера Кинга, а заодно и Бжезинского — но устно, как бы в шутку, и сценариев уж точно не писал. Вот сейчас в Америке обоих грохнули. Молодец Семичастный! От души дверью хлопнул напоследок. Подробностями операции, конечно же, никто в КГБ с Петром не делился, и его для написания «сценария» никто не звал. Своих сценаристов хватает. Вон как замечательно получилось. А эта Элизабете вроде участвовала в операции по поимке Клауса Барбье и спасении Че Гевары. Убили? Жалко. Но и просто так Героя не дают. Интересно, поделится информацией новый глава Комитета?

— И что тогда вы на меня волком смотрите?

— Анархисты вы с Владимиром Ефимычем, и дилетанты. Такого наворотили!

Значит, не с вашей подачи Америка полыхнула?

— Я по колхозам летаю. С Гагариным. Езжу ещё, с Леонидом Ильичом.

— Смешно. Ну нет, так нет. Проехали. Хотя, раз вы ни при чём, то зачем вам знать, что группу я приказал из Штатов срочно на Кубу эвакуировать?

— На самом деле, зачем?

— Говорите, чего нужно.

— Троих человек из ГДР срочно перевезти в СССР и дать гражданство. Жильём в Краснотурьинске обеспечу. Работой тоже.

— Футболисты? Слышал.

Так и подмывало спросить — «ОТКУДА»? Ну да КГБ ведь, за иностранцами бдят. Слушают разговоры. Нет ничего криминального — так, бравирует всезнанием. Да и на здоровье.

— Футболист, и семья другого футболиста. Отец — футбольный тренер, мать — врач спортивный.

— Секретарю данные оставьте. Как срочно?

— Сегодня.

— Торопыга вы. Займёмся. Всё?

— Нет. Я тут разговаривал с Павловым…

— Да ну? Ах, да — Леонид Ильич говорил, что вас отправят главой нашей делегации. И что Павлов?

— Павлов? А Павлов ничего. Галстук у него не того цвета — ни к костюму не подходит, ни к рубашке, ни к глазам.

— Дам указание. Изымут.

Оба-на! Генерал шутить умеет.

— Георгий Карпович, приставьте к стрелковой сборной особиста, чтобы ни на шаг не отходил и пистолеты проверял.

— Не соскучишься с вами, товарищ министр.

— Заместитель Председателя Совета Министров.

— Ну да. Даже и мне можешь приказать. Дополнительная информация есть?

— Неспокойно на душе.

— Охрипнуть мне на этом месте! Вы ещё и колдун?

— Я привык доверять предчувствиям.

— Охо-хо.

— Приставите?

— Естественно. Не дурак. Потом не отмажешься. До свидания.

Событие сорок седьмое

— Как говорят у нас, первым делом, первым делом самолёты…

— Вы лётчик?

— Зенитчик!

Министр обороны СССР, маршал Гречко Андрей Антонович, был страстным хоккейным и футбольным болельщиком. Горой за своё ЦСКА. А за страну? Да двумя горами! С кулаками за страну. И оба кулака — ядерные. Даже три кулака: флот, ракеты и самолёты. Ладно, к футболу вернёмся.

— Это же скандалом попахивает, — Гречко выслушал предложение Тишкова и достал папиросу. «Беломор». Травиться, так травиться.

— Или наоборот — чуть разрядит ситуацию.

— Да ни хрена. Будут вокруг стадиона стоять и орать о несправедливости, и что долбаная эта Наташа их дома ждёт.

— Стало быть, наплевать вам, товарищ маршал, на нашу сборную?

— Ну отчего же. Двадцать тысяч?

— Оставим братушкам чуть-чуть. Восемнадцать.

— Острава… Где это?

— На границе с Польшей и Словакией.

— Словакией? — Твою ж налево! Ведь нет ещё никакой Словакии.

— Ну, где до Гитлера была Словакия. Дубчек оттуда. Он хочет Чехословакию разделить на республики. Вот тогда будет, наверное, Словакия.

— Гитлер. Мать его, не к ночи поминать. Восемнадцать тысяч? Ну, пусть. А билеты?

— Деньги дам.

— Что мы, не найдём десять копеек на билет солдатику?

— Думаю, что билет будет стоить две-три кроны, и копейки, да и рубли, не возьмут.

— Думает он! Хотя, прав. Давай кроны. А у тебя откуда?

— За книги перевод во Внешторгбанке лежит. Сможешь выцепить у них, или мне к Гарбузову идти?

— Сходи, Пётр. Я с ним если и не на ножах, то и не кумовья мы.

— Схожу. Нужно поторопиться. А, ещё вот какой нюанс! Администрация стадиона может не продать столько билетов русским на футбольный матч с их сборной.

— Добудем.

Добыли. Потом Гречко рассказал.

Приехал за билетами целый генерал, и с собой взял десяток офицеров поздоровше. Пришли к директору стадиона.

— Cokoliv soudruhům vojákům? (Чего угодно товарищам военным?)

— Воякам? Да, воякам. Билеты на игру.

— О, vás deset lidí. (О, вас десять человек.) Сейчаса. Бистро.

— Стой, торопыга. Капитан, переведи. Восемнадцать тысяч билетов надо. И лучшие места.

Выслушал директор перевод и сел назад на стульчик.

— To není možné! (Это невозможно!).

— Можне? Можно — так давай. Вот гроши, — и чемодан с деньгами на стол.

— Не можне! — директор за голову схватился.

— Ты, бл…, не юли. Сам сказал — «можне»! Билеты гони. Капитан, переведи.

— Nehádejte se, je dnes nervózní. (Не спорьте, он сегодня нервный.)

— Нервозный, мать твою, — зарычал генерал.

— Не можне…

— Майор.

Майор достал Макаров из кобуры, покрутил в руках и навёл на директора, потом поднял ствол и сделал вид, что убирает пистолет назад в кобуру, но в последний момент навскидку выстрелил в кубок, что стоял на полочке в кабинете. Помещение небольшое. Грохоту-то.

— Мать твою, ты чего творишь? — заорал генерал.

— Случайно, тащ генерал.

— Эй, вылазь давай. Это он случайно. Накажу в расположении.

Директор вылез из-под стола такой же зелёный, как и сукно на нём.

— Zavolám policii.

— Милицией угрожает, товарищ генерал, — перевёл капитан.

— Майор.

— Доставать?

— Deset tisíc…

— Восемнадцать. Майор.

— Čtrnáct.

— Это кого ты, ссука, нахрен послал?!

— Он, четырнадцать говорит, тащ генерал.

— Восемнадцать. Майор.

— Budete toho litovat, budu si stěžovat na vládu. (Вы об этом пожалеете, я буду жаловаться в правительство.)

— Похрен. Нам твоё влади не влади. Это мы ещё лютовать не начали.

— Он говорит, что пожалеем.

— От ведь братушка! Грозится! Майор, застрели его. Может, его заместитель сговорчивее будет. Переведи, капитан.

— Дадим, дадим, — директор, вновь увидев пистолет в руке майора, замахал руками.

Потом он убежал и вернулся с кассиром и бухгалтером. Часть билетов уже была продана, и ограниченному контингенту советских войск в Чехословакии досталось только шестнадцать тысяч восемьсот билетов.

Уходили уже, и дверь закрыли, и послышался генералу вопль шёпотом: «Еще ческа не сгинела». Да нет, послышалось. Это же Польска всё гниёт-гниёт и не сгниёт.

Событие сорок восьмое

А что вы все взъелись? Вы же рады, когда пораньше закончили работу, и начальник отпустил домой. Рады же? Ну и футболисты рады.

Эдуард Стрельцов в самолёте получил место у прохода. Жаль, конечно, что нельзя посмотреть в иллюминатор, но с другой стороны… Да, именно, с другой стороны прохода сидел Юрий Гагарин, а дальше — этот непонятный министр сельского хозяйства, который и возглавляет Советскую делегацию.

Ни с тем, ни с другим Эдуард знаком не был. Оба ему кивнули, усаживаясь, а потом заговорили о самолётах и опрыскивании полей. Впрочем, министра он уже два раза видел. Первый раз — на том чудовищном матче в Остраве с чехами, когда играли за попадание на олимпиаду в Мехико. Тишков тогда зашёл в раздевалку в перерыв и спросил, как самочувствие. Народ вяло «ничегокнул».

— Давайте-ка я вам в нос аэрозоль пшикну. Он прочищает дыхание, — и, не дождавшись разрешения или согласия, подошёл к Сабо и пшикнул ему из балончика в нос. Потом — Валерке Воронину. Следом — этому чёрт знает откуда взявшемуся громадному немцу Крайше, ну, и ему потом досталось.

Дышать и вправду стало легче, эвкалипт чувствовался, и мята.

На сборах перед матчем, куда приглашения Стрельцов и не ждал, как раз с немцем первый раз увиделся. «Опять что-то вокруг тебя, Эдик, заплетается», — сказал он себе тогда. Стрельцов на сборную уже почти рукой махнул, а тут вызов неожиданный — да не позвонили или через тренера передали, а сам Якушин пришёл и позвал в команду.