Целитель-7 (переработанная версия) - Валерий Петрович Большаков Страница 41

— А ты за кого, Юра, — лукаво прищурился экс-генсек, играя неграмотного крестьянина, — за арапов али за берберов?

— Тут вопроса нет, — скупо улыбнулся экс-председатель КГБ. — Берберов угнетают, уничтожают, лишают своей культуры и даже родного языка! Разумеется, мои симпатии на их стороне, но…

— …Но пусть лучше Миша будет под контролем, — кивнул Леонид Ильич. — Понимаю. Ну-у… Думай, Юра, думай!

— Да думаю я, думаю… — кряхтя, Юрий Владимирович устроился за столом с «рогатыми» часами, и посмотрел на председателя партии, севшего напротив. — Иной раз шарики за ролики заходят… Вчера, вон… — помолчав, он повозил ладонями по столешнице и, лишь бы успокоить нервы, сцепил пальцы рук. — Я и сам под контролем! Политбюро ведь никто не отменял! Сижу на пленуме, весь такой из себя президент, и думаю: власть это или игра во власть?

Покивав, предпартии достал начатую пачку «Дуката», неторопливо размял сигарету. Чиркнул спичкой… Затянулся, смеживая веки.

— А это, Юра, наша, доморощенная «система сдержек и противовесов», — назидательно выговорил Брежнев. — Чтобы не заигрался. У тебя пять лет, Юра, чтобы войти в историю. В восемьдесят втором мы и твою должность выборной сделаем — пусть на Западе утрутся! Нет, конечно, пяти годиков мало, чтобы в экономической войне победить, тут работы на десятки лет! Но вот создать плацдарм для наступления вполне можно успеть. Успеешь — народ пойдет за тобой. И за тебя! «Вот тебе второй срок, товарищ Андропов, — скажут массы, — веди нас верным путем!» — он ловко втер окурок в тяжелую хрустальную пепельницу, и с чувством заключил: — Так что рули Союзом, Юра, и не майся дурью!

Воскресенье, 15 января. Утро

Псков, улица Профсоюзная

— Тоже мне, технари! — Тимоша презрительно скривила губки. — У нас вон — помните? — понедельник начинался в субботу! А тут целый выходной впереди — и ни души!

— Не сердись на «пскопских», — я занес охапку поленьев с налипшим снегом, и с грохотом свалил их у печки, — просто мне не хочется спешить с открытием Центра. Вот и пользуюсь служебным положением — берегу «палаты» для себя и для вас! Всё кажется — будут тут незнакомые ошиваться, и что-то пропадет, сравняется с буднями… Глупость, конечно. Встречал я тутошних «самоделкиных» — нормальный народ…

— Ну, тогда ладно, — заворчала Зиночка.

— Прощаешь? — хихикнула Наташа.

— Так и быть!

Светлана с Ритой втащили здоровенную сумку, набитую съестным, и я поспешил на помощь, бурча на тему: «Девочки не должны таскать тяжести». Девочки покаянно кивали на мои нудные увещевания, а в их хорошеньких глазках дрожали смешинки. И мне, чтобы не потерять лицо, пришлось издать глубокий вздох, да заняться растопкой.

Сторож тутошний — старенький звонарь, присоветованный Корнилием, — справно протапливал печь. Изразцы до сих пор отдавали нутряное тепло, накопленное кладкой. А как только загудел, затрещал огонь, поедая бересту, да хворост, сразу добавилось уюта. Теплом потянет через часок, а вот ладная, почти домашняя атмосфера уже материализовалась в «палатах», пульсируя в такт завываниям печной трубы. Хорошо…

— П-прохладненько! — вздрогнула Светлана, обнимая себя за плечи.

Я слегка прижался к ней, словно делясь теплом.

— Как там Маша?

— Женька снял комнату в коммуналке, — близняшка оживленно выболтала последние известия. — Хозяйка, говорит, на Бабу-Ягу похожа, но добрая. Машка ее боялась сначала, а сейчас привыкла… Да она больше из-за Жеки переживает — у того же комиссия скоро. А вдруг, говорит, годным к строевой не признают? Или с ограничениями? Какая тогда свадьба? Кому веселиться? — она вздохнула: — Житие мое…

— А ты как? — я крепче притиснул подружку.

Она верно меня поняла — и щеки ее пыхнули румянцем.

— Да никак пока… — застеснялась девушка. — Юрка в своей общаге, я — в своей каморке. Какие тут могут быть дети? Не знаю, Миш… То ли Машка легкомысленней меня, то ли мудрей… Вот, не знаю! Тут… Ну, я так думаю! Надо или учиться, или нянчиться с малышом. Кормить грудью в аудитории?.. Как-то это… — она неопределенно повертела кистью.

— Ла-адно… — потянул я. — Что-нибудь придумаем… насчет «улучшения жилищных условий».

Близняшка засияла, прильнула ко мне на секундочку, и убежала возиться с самоваром — растапливать сей медный агрегат с начеканенными медалями выходило у нее лучше всех. Светлана строгала лучины тонкими и длинными, у меня так не получалось.

Я подбросил дров, присев у жаркого зева топки, и на меня тут же навалилась Рита.

— Миш, а кто будет первой? — протек приятный голосок в мое рдеющее ухо.

— Никто, — просипел я, — ты же меня задавишь!

Девушка хихикнула, позволив мне разогнуться. Выпрямившись, я громко объявил:

— Девчонки, бросаем жребий!

— А как? Спички тянуть?

— Вон коробок!

Эгрегор засуетился.

— Ой, у меня! — радостно воскликнула Альбина. — У меня короткая! Я первая!

— Садись.

Мы уселись на лавку, удобно откинувшись спинами на теплеющие изразцы. Ефимова придвинулась поближе, и протянула мне обе руки. Я сжал ее ладони в своих.

«Есть контакт…»

Отсюда до Москвы далеко, и воспринять мысль «оставленного» Изи очень сложно — много помех, а посыл слаб и разрывчат. У меня, у самого с третьей попытки получается. Но вот, если вдвоем…

— Сосредоточься… — поднапрягся я. — Ничего не бойся, я рядом…

— Н-не боюсь…

— Давай…

Девушки «в партере» замерли, а Ефимова заметно побледнела. Если бы в эти минуты кто-нибудь громко затарабанил в дверь или девчонки уронили стул, резкий звук рассеял бы то зыбкое, почти нереальное состояние, в которое входили мы с Алей. Но «палаты» полнила тишина, даже поленья еле-еле потрескивали.

Я почти не помогал девушке, лишь успокоил ее легчайшим посылом — оба сердца выстукивали шестьдесят раз в минуту. Пятьдесят восемь ударов… Пятьдесят два…

— Взяла направление! — радостно запищала Ефимова. — Взяла мысль! Этот Изя… Ох… Он как раз обо мне думал. «Училкой» называл! Представляете?! Турок…

— Вообще-то, «училочкой», — вступился я за одноклассника.

Одноклассницы захихикали, а я, отворив печную дверцу, подкинул дровишек.

«А если не вдвоем, а всем эгрегором? — подумал отрешенно. — Надо попробовать…»

Прислушиваясь к сбивчивому голоску Альбины и аханью слушательниц, я глядел на огонь, и не заметил, как мою шею оплели гладкие Ритины ручки.

— Здорово, правда? — шепнула она, губами щекоча ухо.

— Здорово. После обеда попробуем все вместе. Так психодинамический резонанс сильнее скажется на ридер-потенции…

— Занудка мой! — нежно вымолвила Рита, и чмокнула меня в орган слуха.

Понедельник, 16 января. Ночь

Москва, улица Малая Бронная

…Не кошмар, нет. Просто тяжелый сон, давящий на психику. Игорь Максимович видел себя стоящим на раскаленных камнях, слабо рдеющих под ногами. Отвесные скалы, черные и гладкие,