Роман Корд - Чужие крылья – 2 Страница 42

При этом Виктор понимал, что в принципе ему еще повезло. Его подчиненные получили все же лучшую подготовку, чем тот же Пищалин. Они, по крайней мере, умели кое-как выполнять на самолетах недавно введенный по программе обучения высший пилотаж, умели пользоваться радиосвязью, потихоньку учились видеть небо. Но все равно, его сержанты еще не были полноценными летчиками. Они были сырой глиной, и нужно было приложить много трудов, чтобы вылепить из этой глины опытных воздушных бойцов.

В свой новый истребитель Виктор влюбился. Легкий, скоростной, маневренный, он был лучшей машиной из тех, на которых ему приходилось летать. Конструкторы внесли изменения в уже знакомый ему Як-7, значительно его улучшив. Снизили гаргрот и, установив сзади бронестекло, улучшили обзор из кабины. Уменьшили число бензобаков, убрали один из крупнокалиберных пулеметов. Других, не столь заметных Виктору изменений тоже хватало, но в результате конструкторских усилий, родился превосходный самолет — Як-9, значительно превосходящий своего прародителя. Вдобавок, все полученные машины были оснащены радиоприемниками, а на каждой третьей стоял радиопередатчик. И пусть этого все еще было недостаточно для нормального взаимодействия в бою, но все равно было заметно, что в ВВС идут перемены к лучшему. И это начинало радовать.

Механиком у него снова был Палыч и Виктор не знал, кто из них двоих рад этому больше. А еще, к его удивлению, мужчин в полку осталось немногим больше половины. Вначале он даже и не понял, почему Шаховцев распекает группу одетых в военную форму девчат, пока хитро ухмыляющийся Соломин не поведал, что это их полковые мотористы. Девушек оказалось много, они были всюду: мотористы, оружейник, парашютоукладчики и механики по радио и приборам — со всеми этими должностями они уже вполне успешно справлялись. Две девушки оказались даже в его экипаже. Дебелая, чем-то похожая на ломовую лошадь оружейница Зина Ложкина и худенькая, белокурая Оля Смирнова — мотористка. Зина вечно была поглощена своими мыслями и казалась рассеянной. Оля же старалась всячески понравиться начальству, даже такому невеликому как Виктор и регулярно пыталась подольститься. Правда, Виктор, окрыленный наличием у него Нины, на своих однополчанок не засматривался, но что-то ему подсказывало, что очередной боевой тур будет несколько более приятным, чем предыдущие.

Таню он видел всего несколько раз, эпизодически. Ни она, ни он никакого желания объясниться не изъявляли, держась подчеркнуто холодно. У Виктора появилась Нина, а Таня, по словам Лешки, была с капитаном Быковым. У них был очень красивый роман, который раньше служил предметом обсуждения всего полка, правда, вместе их Виктор еще не видел. Быков ему сразу не понравился. Рослый блондин, с правильным красивым лицом и ямочкой на подбородке. Мечта женщин. Не с его покарябанной рожей тягаться с таким красавцем. Выбор Тани стал понятен, и это вызывало сильное раздражение.

Причем Быков, похоже, тоже знал про старого Таниного ухажера и относился к Виктору несколько враждебно. Явно это выразилось только в настойчивом желании провести с Виктором учебный бой и громадной настойчивости выйти из этого боя победителем. Бой получился тяжелейший, но, не смотря на все усилия, на все хитрости и уловки, Виктор проиграл. Самолюбие в этой схватке жестоко пострадало — за боем наблюдал весь полк, но комэск второй эскадрильи оказался тем самым ломом, против которого никакие приемы не помогли. Виктору оставалось лишь бессильно злиться, лелея надежду на реванш. Сейчас он даже не мог позволить себе потренироваться в пилотаже — за исключением воздушного боя, все отпущенный полетный лимит уходил на сколачивание звена.

Десятого февраля им выдали погоны. Это все восприняли по-разному. Некоторые летчики откровенно плевались, поминая гражданскую войну и офицеров. Некоторые радовались, полагая, что форма стала красивее или бормоча услышанные обрывки приказа: что-то про связь времен и преемственность армейских традиций. Для Виктора слова „преемственность традиций“ почему-то активно связывалась с армейской „дедовщиной“, которую он краешком зацепил в армии. А гражданская война и белые офицеры были не более чем словами. Он нацепил погоны практически без всяких эмоций, лишь сожалея в глубине души, что просвет всего один, да и звездочка тоже одна и та маленькая.

Накануне отправки на фронт Шубин расщедрился и наконец-то дал ему еще одну увольнительную в город. До этого Виктор изводил своего командира регулярно, так же регулярно получая плюхи и отказы, но попыток не оставлял. Слишком близко была Нина и поэтому очень уж тяжело воспринималась разлука. Командирские отказы он считал величайшим самодурством. Ну, убудет ли от Шубина, что он, Виктор, будет ночевать не в летном общежитии, а у своей девушки? Командир страданий подчиненного упорно не понимал, и раздосадованный Виктор как-то раз даже рванул ночью в самоход. Тогда желаемого получить не удалось — Нина оказалась на ночной смене в госпитале. Вдобавок на обратном пути он не там свернул, и полночи, опасаясь патрулей, блукал темными переулкам. И вот, наконец, счастливый момент настал.

Время было уже позднее, рынки не работали, так что свою девушку он смог порадовать лишь двумя заранее запасенными банками мясных консервов и выпрошенным у старшины куском мыла. По военным меркам это было богатство. Никакого попутного транспорта не попалось и Виктору пришлось идти пешком. Пока он добрался до их дома, то весь вымотался, вдобавок начало темнеть.

К его радости, Нина была дома, занимаясь в компании Вики стиркой. Комнату покрывали многочисленные веревки, с развешенной сохнущей одеждой и бельем. Увидев Виктора, Нина вспыхнула, радостная и смущенная одновременно.

Немного поговорив, и поняв, что своим присутствием мешает девушкам закончить работу, он ушел курить. Кухня все еще утопала в клубах пара, видимо там кипятили белье. Жители коммуналки по-прежнему косились на Виктора, но уже без прежнего любопытства. За те три дня, что он здесь провел, к нему успели привыкнуть.

Подошла Нина, довольно улыбнулась.

— В комнату пока не заходи, — шепнула она, покосившись на готовящих ужин соседей, — там Вика моется, она уйдет скоро. Представляешь, она в госпитале с капитаном одним познакомилась, так он ей предложение сделал. Они расписаться собираются, — лицо у нее приняло мечтательное выражение. Соседи, наконец, вышли из комнаты, и он притянул Нину к себя, впился в ее мягкие, вкусные губы. В коридоре вновь зашаркали шаги, она недовольно оторвалась от поцелуя и положила голову ему на плечо, прижалась. Зашла какая-то старушка, очень неприязненно посмотрела на обнимающуюся пару, поджала губы. Нина покраснела, загрустила: — Опять будут обсуждать, — шепнула она, — как же я их ненавижу. Соберутся на кухне и начинают… — Он крепче прижал ее к себе, успокаивающе погладил по волосам, задумался.

Надо было уже как-то остепеняться, определяться с дальнейшей жизнью. И Нина его вполне устраивала как будущая жена: симпатичная, стройная, хозяйственная, с неплохой профессией. Впрочем, главное было то, что она его любит. Жаль, конечно, что он был у нее не первый, но это, в общем-то, мелочи. Правда, не мешало бы узнать ее получше, хотя, время еще есть, его же никто под венец не гонит…

Нина тронула его бороду.

— Когда ты ее уже сбреешь, — хихикнула она, краснея, — она же у тебя колется, ты меня всю уже исколол. Потом ощупала рукав его гимнастерки, брезгливо вытерла пальцы, нахмурилась.

— Давай я тебе одежду постираю.

Больше в этот вечер ему курить не довелось. В доме у девушек не было ничего, в чем он мог бы выйти на кухню…

В комнате было убрано, ужин съеден и Виктор, вымытый, лежал на свежей простыне и с удовольствием наблюдал, как Нина расчесывает волосы. Она была полностью раздета и бесстыдно ему улыбалась. Он смаковал взглядом ее тело, предвкушая и пытаясь запомнить каждую секунду этого времени.

Наконец она закончила вою работу, но вместо его объятий, уселась на краю кровати, требовательно заглянула в глаза.

— Скажи, — спросила она, — а когда ты будешь в городе в следующий раз?

— Не знаю, — Виктор не хотел ее расстраивать, — не скоро.

— Ну почему, — все-таки огорчилась Нина, — вы же прямо здесь, на окраине. Может, на денек отпустят?

Он попытался дотянуться до нее, чтобы хоть таким образом прервать этот разговор, но Нина отстранилась.

— Ну почему? — настойчиво повторила она.

— Потому что послезавтра на фронт.

Она замолчала, потом плечи ее затряслись и Нина зарыдала. Виктор пытался ее успокоить, но она отшвыривала его руки, не позволяя к себе прикасаться. Он растерялся, не зная, что делать.

— Слушай, — наконец сказал Виктор, — Не надо меня заранее оплакивать, хорошо? Ну чего ты плачешь?

Она немного успокоилась, лишь периодически всхлипывала.