Ивакин Геннадьевич - Мы погибнем вчера Страница 42

Дед ругался с минуту, не больше. За эту минуту пропали и слезы из глаз.

– Ишь ты… Моряк, что ли?

– С печки бряк!

– Тогда руки в небо и стой спокойно!

Из траншеи выскочили несколько бойцов и оттащили рогатины с колючкой, так, что образовался проход.

– Вот и ладушки, – сказал дед, спрыгивая в траншею. – Кто у вас тут старший?

– Лейтенант Костяев. Вы кто такие?

– Лейтенант, ты это… Девочек покорми. Да от оглоедов своих побереги. Дело у нас важно. А я назад.

– Чего? – поднял брови лейтенант. – Куда еще назад?

– Дорогой ты мой. Там у меня еще семь человек.

– И тэж бабы? – насмешливо подал кто-то голос из темноты.

– Слюсаренко!

– А я чого! Я мовчу!

Дед продолжил:

– Немец там. Важный. Командир бригады. Которая против вас оборону тут держит. Дай пару бойцов тогда, коли не веришь. А?

Лейтенант подумал, покрутил черный ус…

– Слюсаренко! Петерс!

– Чего? – отозвался латыш.

От прибалтийского акцента, четко выделявшего согласные и слога, Рита вздрогнула.

– Пойдете с партизаном… Как тебя?

– Дедом зови… – пожал плечами унтер-офицер.

– С дедом в общем.

Рита вцепилась в изорванную телогрейку Кирьяна Васильевича:

– Дедушка, не бросай нас тут!

– Девоньки, у своих мы, у своих!

– Кирьян Васильевич! Вы же ранены! – забеспокоилась Маринка, заметив кровь неизвестного бойца на лице деда.

– Ерунда на ерунде ерундила да ерундой поерундовывала! – отшутился дед. – Ладошку о колючку раскровянил. Лейтенант, звать-то тебя как?

– Го… Игорь.

– А по батюшке?

– Геннадьевич, а чего? Тьфу ты…

– Слышь, Геннадич. Покорми девочек моих, да спать уложи. – А потом повернулся к Рите:

– Скоро мы, скоро!

И исчез в темноте вместе с двумя бойцами.

Лейтенант опять покрутил смоляные усы, от чего стал похожим на кота, и отрывисто приказал:

– За мной!

Чавкая по болотной грязи усталыми ногами, они через несколько минут были в его натопленной землянке. По пути лейтенант Костяев выцепил какого-то бойца и приказал ему доставить каши с ужина. Рита с Мариной уселись на укрытые одеялом нары, а лейтенант плеснул им из своей фляги чего-то остро пахнущего. Чего – они не узнали. Потому как немедленно уснули в тепле и не слышали, как усатый лейтенант улыбнулся, отчего стал похожим на кота еще больше, и накрыл их своей шинелью. А потом долго ругался на припозднившегося красноармейца с холодной овсянкой и в наказание послал того на НП батальона.

А дед с бойцами в это время полз по земле навстречу хлопкам минометных мин. Внезапно на немецкой высоте что-то взорвалось, и она моментально вспыхнула грохотом выстрелов.

– Илюминация прям… – сказал хохол Слюсаренко, видавший однажды подобное в детстве, на ярмарке в Полтаве.

– Фейерверк! – поправил его Петер.

– Дужэ вумный…… – огрызнулся украинец.

– Огненная работа – так, кажись, с немецкого переводится… – сказал дед Кирьян, внимательно оглядывая поле перед собой.

– Правильно! – с удивлением Райнис посмотрел на заросшего седой бородой и опять похожего на старика Кирьяна Васильевича.

– Ты чи нимэць? – подозрительно спросил Слюсаренко. Он и так-то всех подозревал, а уж тут…

– Общался с ними раньше. Опять вот пришлось…

– Это они по самолету, видать, работают, – сказал Райнис.

– По бабам стреляют, сволочи… – ругнулся Богатырев.

– Почему по бабам? – опять удивился Райнис.

– Да говорили, что бабы летают в стрекозах энтих…

– Да ну? Не слышал… Не бабская это работа, по ночам летать.

– На юге они воевать будут… Формируются еще… – вдруг прозвучал знакомый деду голос Леонидыча из темноты.

Украинец с латышом схватились за винтовки.

– Свои, – успокоил их дед. – Как вы!

– Хреново… Олегу осколок в спину. Под лопатку ушел.

– А фон? – пополз навстречу Леонидычу дед со товарищи.

– Хана фону. Когда гансы вторую серию начали, он как-то выкрутился хитро и побежал в сторону высотки. Мы за ним. И прямым попаданием. Куски в разные стороны, хоть в ведро собирай. А танкисту от той же мины…

– Таругин, а Таругин… – потряс Олега дед.

– Ммм? – тихо промычал тот.

– Живой?

– Металл, масло, солярка и порох… так пахнет танк, так пахнет победа… – пробормотал тот в ответ, не открывая глаз.

– Чего? – не понял латыш.

– Та стулы пэльку… – ругнулся Слюсаренко. – Допомогы товаришам.

– Понял… – Латыш аккуратно подхватил танкиста за ноги, Леонидыч за руки и боком, боком, ровно крабы, которых Олег в детстве ловил на своих одесских пляжах, потащили раненого к своим.

И снова на высотке что-то грохнуло. И, почти одновременно, прекратился минометный обстрел.

– Нияк батарэю лётчыкы накрылы! – воодушевился Слюсаренко. – От вона зараза нам дыхаты не давала! Тилькы мы в атаку – так почынають… Артылэрия лупыть, йим всэ до одного мисця. Накопалы там катакомбив…

– Катакомб, – зачем-то поправил украинца дед.

– Я и кажу, катакомбив. Можэ зараз накрылы, га?

– Надежда – сестра веры и дочь мудрости! – внезапно сказал Кирьян Васильевич.

Слюсаренко замолчал, огибая очередную дырку в земле. А потом спросил:

– Ты бува нэ вируючый?

– Есть такое…

– Я тэж. А як тут бэз цёго. Мина ця чортова, днив зо три прям пидо мною… Штаны розирвало, аж срам налюды. Вэсь взвод рэготав. Хто жыви лышылысь. А на мэни ани подряпыны. От вони янголы…

– Смотри-ка… – показал Кирьян Васильевич куда-то в темноту.

– Чого? – откликнулся хохол. – Тьфу ты! Пэтька, поганэць, усю роту свойим 'чого' заразыв

!Месяц услужливо выполз из длинного облака. По нейтралке бежали трое и волокли в плащ-палатке кого-то четвертого.

– Твойи? – спросил Слюсаренко, но к винтовке приладился.

Дед никого не разглядел, но услышал голос костерящего весь свет Ежа.

– Мои…

– Кого? Кинулся он им навстречу.

– Валерку в ногу цепануло минометкой. В тоже место, говорит… – на бегу кинул Еж.

Дед и старший сержант Слюсаренко схватились за ткань и побежали тоже, стараясь не спотыкаться и не падать. Получалось не всегда.

– Где раздобыли-то?

– Кого? – по-еврейски ответил неугомонный Еж.

– Плащ-палатку…

– Да сняли там с кого-то… Вся дырявая. Как бы не разъехалась.

– Габардынова, – сказал Слюсаренко. – Дэбэла значыть. З нашого комвзвода. Позапрошлого. Тры дни и повоював. Мы на поли пид кулэмэтамы позалягалы, вин встав, 'За Родину!', крычыть, 'За Сталина'. Пацан зовсим. Я хвамылию його так и нэ запамъятав… Мы й пробиглы метрив из дэсять. И впъять полягалы. А от його… Там и лэжыть?

– Ага, – ответил Еж, понятия не имея, где это там. Вернее 'там', где была подобрана плащ-палатка и 'там', где погиб неизвестный лейтенант, это, как оказалось, совершенно разные вещи. Война, она совсем не такая, как в компьютерных играх…

Дотащили злобно матерящегося Валеру без приключений. А в окопах встретили бойцы и Валерку утащили в санбат, а остальных проводили до лейтенанта Костяева.

– Ну? Как? – спросил тот, встречая партизан у входа в свою землянку. – Все целы?

– Двое раненых у них, утащили уже.

– А немца накрыло, значит… Жалко… Ладно, ныряйте в землянку, чаю попейте и я вас до батальона провожу. Машина должна за вами прийти. В полк.

– Кстати, товарищ лейтенант, а число сегодня какое? – спросил Вини.

– Уже пятнадцатое. А что?

– Нам надо срочно доставить информацию государственной важности до командования.

Лейтенант пожал плечами и ответил:

– Я и говорю, машина в пути. А пока чай пейте!

Машина прибыла через час, когда умаянные лесом они закимарили вповалку, напившись сладкого чаю.

– Ширшиблев! – заорал кто-то на улице. – Где тебя черт носит?

– Дороги, товарищ лейтенант… Танками все разбито, еле тащился.

– Дороги у него… У всех дороги! – плащ-палатка, навешенная на дверь распахнулась, впустив холодный воздух:

– Эй, партизаны, подъем!

Дольше всех будили девчонок. Просыпаться они никак не желали.

Встали только после угрозы Ежова облить их водой.

Метрах в трехстах от землянки их ждала полуторка, заляпанная грязью по крышу с двумя бойцами в кузове. Возле машины стоял какой-то старший лейтенант и ругался на бойцов:

– Да будьте вы людьми! У меня раненых пол-батальона, машин нет, хотя б троих в полк заберите.

– Не положено… – лениво процедил один боец. – Велено только окруженцев вывезти…

– А… комбат… тут уже?

– Да уговариваю этих храпоидолов раненых забрать. А они ни в какую. Приказ, говорят, долдоны, твою мать…

– Эй! бойцы, у партизан тоже двое раненых, – крикнул Костяев.

– Велено всех забирать. Тащите…

Таругина притащили в бессознательном состоянии. Валера допрыгал сам на костыле.