Валерио Эванджелисти - Предзнаменование Страница 42

— Именно это я тебе и говорю. Но тебя не касается, какие у меня виды на тебя. Я обещаю, что ты не будешь больше Жюмель. Ты будсшь Анна Понсард, и тебя будут называть полным именем и примут в высшем обществе.

— Но это вопрос лет…

— Я не спешу. Я слишком спешил в прошлом.

— И я должна вернуться к Мишелю?

— Не сразу. Предоставь это мне. Я буду диктовать тебе каждый шаг. И потом, Нотрдам явно будет не худшим из твоих клиентов. Когда-то он действительно был в тебя влюблен.

Губы Жюмель скривились.

— Тогда я была застенчива и наивна и поверила ему. А потом поняла, что во мне он любил только это. — Она поднесла руки к пышному бюсту. Заметив, что Молинас вздрогнул, она хитро улыбнулась. — Может, сударь, это и вас заинтересует?

И она сделала обманчивое движение, словно собиралась развязать кожаный ремешок, державший вырез блузки.

— Нет, нет! — вскрикнул Молинас. Затем, отдав себе отчет в том, что поддался чувству, яростно отчеканил: — Сегодня мне интересна только месть!

ЖЕНСКАЯ КРАСА

Нотрдам стоял на пороге лавки Леонара Бандона, расположенной почти у самого подножия высокой колокольни церкви Сен-Мишель. Пасмурное утро, каких много было поздней осенью 1539 года, пронизывал особый запах, говоривший о том, что к вечеру пойдет дождь. Тем не менее воздух оставался теплым, и это немного утешало молодого врача: поселившись в Бордо, он не уставал сожалеть о настоящем тепле Лангедока и Прованса.

Мишель ждал Бандона, который все не приходил. К аптекарю он испытывал чувство дружеской благодарности. Это он обеспечил ему доступ в дома горожан, прочное положение в обществе и уважение к его научным знаниям. Как переменилась его жизнь всего за несколько месяцев! Костром из собственных книг он навсегда распрощался с оккультными науками, астрологией и прочими занятиями, которые церковь, несмотря на долгие периоды толерантности, объявляла опасными. Теперь большую часть времени он проводил в изучении трав (только не пилозеллы, которую видеть не мог) и молитве.

Молился он всегда о душах Магдалены, Рене и Присциллы, и это чуть смягчало угрызения совести, всякий раз доводившие его до слез. Настоящее облегчение приносила мысль о том, что он теперь не такой, каким был раньше. Вслед за учеником чародея он убил в себе тщеславного медика, оставшись простым аптекарем, посвятившим себя христианскому долгу. Когда-нибудь небо наградит его, позволив забыть свою вину.

Неожиданно его отвлекли от размышлений.

— Здравствуйте, господин Бандой дома?

Голос доносился справа. Мишель повернулся и узнал крестьянина из Кастийона, который время от времени приносил в аптеку фрукты и травы для производства лекарств и косметики.

— Нет, но должен скоро быть, — ответил он. Потом, заметив сверток в руке у крестьянина, спросил: — Вы принесли нам что-то на продажу?

— Да, только не знаю, подойдет ли вам. Штука очень странная.

— Заходите, дайте взглянуть.

В отличие от других, аптека Бандона не имела прилавка, вынесенного на улицу. Помещение представляло собой просторную, хорошо освещенную комнату со столом и несколькими стульями посередине и шкафами со склянками и баночками у стен. Был еще и письменный стол с журналом, куда старший сын Бандона регулярно записывал счета.

— Кладите вот сюда, — указал Мишель на центральный стол. — Только смотрите не запачкайте.

— Нет, эта штука не пачкается. Хотя, поглядев на нее, можно подумать…

Крестьянин начал разворачивать сверток. Когда стало видно, что там внутри, Мишель отпрянул.

— Вы что, с ума сошли? Это же собачье дерьмо!

— Нет, посмотрите хорошенько. Я уже видел эту штуку у рыбаков, они ее выловили в океане в конце декабря. Они считали, что она очень ценная. Поэтому я и подумал, может, господин Бандой заинтересуется.

Мишель наклонился над свертком. Предмет отливал серым и действительно походил на собачий помет, только отличался ровной, округлой формой. И вместо неприятного запаха от него исходил тонкий, нежный аромат.

— Чем ты занят, Нотрдам, изучаешь какашки детей этого мужика?

Мишель поднял глаза. В дверях стоял Жан Трейе, богатый и знаменитый сорокалетний адвокат, в салоне которого он с недавних пор был принят. С ним был Жан Таррага, начинающий врач из очень богатой семьи, который вполне мог рассчитывать на солидную клиентуру. Оба хохотали.

Мишель тоже рассмеялся.

— И мне сначала показалось, что это дерьмо, но это совсем не то. По крайней мере, оно произведено не человеком и не собакой, а, по всей видимости, каким-то морским зверем.

Вновь пришедшие подошли поближе. Таррага потрогал серую массу пальцем, потом отщипнул кусочек.

— По меньшей мере унции три, — сказал он, взвесив кусок на ладони. — Если это то, о чем я думаю, такие куски попадаются очень редко.

Он вопросительно взглянул на Трейе. Тот кивнул.

— Нет сомнений: это серая амбра. Китовый помет. Никогда не видел ее в таком количестве, да еще и не в сезон. Обычно ее находят на берегу после зимнего солнцестояния, в декабре.

— Если это серая амбра, это не помет, — уточнил Таррага. — Это сперма самца.

— Может, и так. — Жан Трейе посмотрел на Мишеля. — Ты уже заключил сделку?

— Нет еще. Я не знал, что это такое.

— Вот и хорошо, значит, мы пришли вовремя. — Он повернулся к крестьянину. — Послушайте, приятель. Вы пытались продать нашему другу китовое дерьмо или сперму, что еще того хуже, и заслуживаете хорошей дубины. Но ваше благочестие очевидно, и тяготы долгого пути должны окупиться. Сейчас доктор Нотрдам даст вам четыре tornesi[33] и вы вернетесь к своим полям.

— Но рыбаки говорят, что это очень ценная вещь! — запротестовал крестьянин.

— Ценная? И какую, по-вашему, ценность имеют два куска дерьма? Ладно, пять, и не будем больше спорить. А сегодня вечером можете над нами вдоволь посмеяться… Нотрдам, заплатите. И считайте, что подали на бедность…

Мишель раскрыл кошелек, пристегнутый к поясу, отсчитал пять монет и одну за другой бросил их в раскрытую ладонь крестьянина. Тот быстро поклонился и заторопился к выходу, словно боясь, что господа передумают. В дверях он чуть не сшиб с ног входящего в аптеку элегантного молодого человека.

— Шарль, ты явился как раз в нужный момент! — воскликнул Жан Трейе, умирая со смеху. — Мишель только что купил три или четыре унции серой амбры за пять монет!

Новый посетитель побледнел и разинул рот:

— Да она стоит, по самым скромным подсчетам, раз в сто больше!

Он подошел к столу и взял кусочек амбры.

— Она чистейшая, а главное — не порчена лисой!

— Лисой? — спросил Мишель.

— Ну да. Это вещество неудержимо притягивает к себе лис. Они чуют амбру издалека и сразу норовят сожрать. Но переварить не могут, и она так и выходит нетронутой, разве что чуть потемнев. Амбра, прошедшая через лисий кишечник, стоит гораздо дешевле. Но эта, насколько я вижу, совершенно чиста и потянет на приличную сумму.

Жан Трейе с иронией покосился на Нотрдама.

— Итак, Мишель, мы устроили тебе выгодную сделку. Авторитет в лице Шарля Сенинюса это подтверждает. Ты купил какашку, которую выкакали всего один раз. Ты богатый человек. Труды многих наших философов представляют собой ту же субстанцию, но столько не стоят.

— Фокус в том, что они выкаканы неоднократно, — с комической важностью заявил Сенинюс.

— Но это же не какашка, это засохшая сперма! — запротестовал Таррага.

— Благородства субстанции это не меняет.

Развеселившись, Мишель вытянул руки вперед.

— Кто разбогател, так это Леонар Бандой. Мне причитаются только пять монет задатка.

Сенинюс доверительно тронул его за плечо.

— Не делай глупостей, Мишель. Амбру купил ты. Имел место частный торг, и ты имеешь на нее права. Верно, Жан?

Трейе важно кивнул.

— У Модестина и Ульпиана сказано ясно: купивший дерьмо должен хранить его при себе. Даже если это дерьмо кита.

Таррага присоединился к друзьям:

— То же самое и сухая сперма. Это сказано не напрямую, а так, между строк.

Окончательно развеселившись, Мишель увязал сверток.

— Послушать вас, так словно заговорил мой старый друг Рабле. Ладно, я забираю себе эту штуку. Надеюсь, она принесет мне то самое богатство, что вы мне наобещали. Как же мне вас отблагодарить?

— Да очень просто, — любезно ответил Жан Трейе. — Ты ведешь замкнутую монашескую жизнь, исключение составляют редкие визиты к нашим дамам. Теперь, когда мы сделали тебя богачом, ты должен пригласить нас в таверну. И уж как минимум часть своего заработка потратить на то, чтобы угостить нас вином. А то еще найдешь какую-нибудь добродетельную синьорину, которая вьпрясет из тебя все остальное на занятия, весьма полезные для здоровья.

Запирая сверток в ящик, Мишель покачал головой.