Андрей Валентинов - Ты, уставший ненавидеть Страница 42

Теперь он понял, что нужно делать. Не следовало напрягать память. Слова придут сами, одно за другим. Наверно, каждый, кто читал или слышал «Великое Заклинание», должен был запомнить его с одного раза: фраза построена так, чтобы постепенно, слово за словом, всплывать в сознании…

Еще два слова вынырнули из глубин памяти вечером. Орловский даже не старался запомнить их – фраза складывалась сама собой, кирпичики слов аккуратно укладывались в ровную кладку. Оставалось одно, последнее, но Юрий уже успокоился: оно придет…

Он крепко уснул, а утром, едва открыв глаза, негромко произнес заклинание – все целиком. Все восемь кирпичиков стали на место. «Заклинание-Ключ»… Теперь, когда пришлось складывать его, словно мозаику, оно уже не казалось бессмысленным: «Небо, солнце… Ключ запретным звукам дарует власть… Иди!» Да, похоже, «горг» означало именно «иди» – устаревшая форма повелительного наклонения. «Горг» – и дальше следовало одно из заклинаний… Своеобразный пароль жрецов-дхармэ, который, похоже, стал настоящим паролем последних дхаров…

Итак, он добился своего. Он переиграл «Костю» – и теперь знает то, что неведомо Большому Дому. Может, он ошибается, и древняя фраза – не пароль подполья, а лишь очередной «тест» в дьявольской игре, которую ведет с ним этот улыбчивый. Но в любом случае это победа – маленькая, крошечная, не дающая никаких шансов на успех…

Оставалось подумать о собственном будущем. Если Большой Дом и в самом деле нуждался в Орловском как в специалисте по дхарам, то, возможно, Юрию еще придется обживать здешние стены в соседстве с такими же призраками, как он сам. Если же он им нужен только для поиска «мэви-идхэ», то последствия могли быть куда хуже. Он не выполнил задания, равно как не справился с заданием и его «опекун». Вероятно, «Костю» ждал выговор, а его? Конечно, сообщи он сейчас «Великое Заклинание», будущее стало бы куда определеннее. Но теперь даже мысль об этом казалась Юрию невозможной. Да, Терапевт прав: не верить, не просить, не бояться… Что ж, он сделал свой ход оставалось ожидать ответного.

Юрий снова не угадал. Он ждал либо нового визита «Кости» с обычными уговорами и просьбами «вспомнить» или «подумать», либо вызова в канцелярию и отправки куда-нибудь за Байкал, где ему надлежит отбывать оставшиеся двадцать четыре года и одиннадцать месяцев с копейками. О худшем Орловский старался не думать: может, все же повезет… Вышло же нечто совершенно неожиданное…

На пятый день после очередного визита «Кости», ближе к полудню, дверь растворилась, но вместо улыбчивого подполковника НКВД на пороге оказался хмурый надзиратель, который молча окинул взором камеру и коротко бросил: «Тут!» Откуда-то появился второй надзиратель, такой же хмурый, и молча поставил на пол большой чемодан. Затем первый надзиратель на миг исчез, появившись вновь с парой начищенных до блеска сапог. Сапоги заняли место у порога, «вертухаи» переглянулись, и дверь с грохотом закрылась.

Юрий осторожно обошел принесенные вещи, стараясь не приближаться слишком близко. Чемодан, на вид тяжелый, дорогой кожи, почему-то мало его заинтересовал. Зато его поразили сапоги: яловые, нагло блестящие, они так и просились куда-нибудь на плац. Что это? Местный эквивалент комнатных тапочек? О чемодане не хотелось и думать – с таким полагалось либо ездить в загранкомандировку, либо транспортировать в нем самодельную «адскую машину».

– А, принесли уже! – «Костя» появился со своей обычной улыбкой, словно пополнив за эти дни истраченный запас оптимизма. – Добрый день, Юрий Петрович! Погодка-то! Солнышко!

Юрий еле нашел в себе силы, чтобы поздороваться: так и тянуло поинтересоваться смыслом происходящего. Впрочем, энкаведист явно спешил пояснить все сам:

– Любуетесь? Да, знатные сапожки! Индивидуальный пошив, только для комсостава Главного Управления…

Мелькнула догадка: «Костя» начал день с того, что заехал в мастерскую за новыми сапогами. Такое, впрочем, было не столь уж невозможным: все мы люди, даже подполковники Главного Управления…

– Но вы же не все видели! – «Костя» осторожно поставил чемодан прямо на стол и щелкнул замком.

Форма. Новенькая, только что из-под утюга. Дорогое зеленое сукно, малиновые петлицы. Две шпалы – майор…

– Константин, извините, вас что, разжаловали? Почему – майор?

На этот раз «Костя» смеялся не меньше двух минут. Наконец он всхлипнул и махнул рукой:

– Ну, Юрий Петрович! Ну уморили! Это хорошо, что с чувством юмора у вас все в порядке. Пригодится…

Намек? Значит, все-таки с ним что-то решено?

– Ну-ка, примерьте! – Энкаведист уже доставал гимнастерку, осторожно придерживая, чтобы, не дай Бог, не помять.

– Простите, я вас, кажется, не понял. Зачем?

– Как зачем? – «Костя», похоже, решил было вновь посмеяться, но раздумал:

– Как зачем, Юрий Петрович? Форма-то – ваша…

8. «АИДА»

Бывшему селькору Прохору Карабаеву определенно не везло. Он не попал в театр – ни в субботу, ни в воскресенье. Отчасти виною был он сам: именно после поездки лейтенанта в Тамбов и Минск события начали разворачиваться столь стремительно, что маленькая группа старшего лейтенанта Сергея Пустельги потеряла счет времени.

Впрочем, началось все весьма прозаично. Эксперты, на этот раз необыкновенно оперативно, подтвердили, что взрывчатка, разнесшая квартиру на Мещанской, была именно та, что выпускалась в Тамбове, – «Кама-3 ОС». Партия этой взрывчатки вместе с сорока взрывателями «СЧН-14 Э» была выписана по распоряжению товарища Фриновского для нужд батальона Осназа при Главном Управлении, которым командовал полковник Кривцов.

Пустельга послал Ахилло к полковнику, и тот вернулся с актом, удостоверявшим, что взрыватели и взрывчатка использованы по назначению, и в настоящее время Кривцов собирается заказать в Тамбове новую партию для нужд боевой подготовки. Акт был оформлен по всем правилам, скреплен подписями и, казалось, опровергал любые сомнения по части возможной пропажи смертоносных игрушек.

Первым засомневался Прохор. Он долго морщил лоб, а затем положил рядом два акта: свежий, полковника Кривцова, и тот, что привез из Минска. Получалось нечто странное: большая диверсионная школа Осназа, готовившая кадры для всего Союза, не смогла оприходовать сорок взрывателей. Батальон Кривцова, выезжавший в летние лагеря всего на две недели, справился с этим без всяких затяжек. Можно подумать, что подчиненные бравого полковника в течение этих двух недель каждый день подрывали какой-нибудь объект. Вернее, если быть точным, в день использовалось чуть ли не три взрывателя, не говоря уже о взрывчатке…

Конечно, все могло быть – особенно в Главном Управлении, но Сергей послал Ахилло к знакомому капитану, который летом выполнял обязанности заместителя начальника сборов…

Михаил вернулся скоро, приведя капитана с собой. Тут уж пришлось удивиться Сергею. Да, батальон Кривцова проводил занятия по диверсионной подготовке. Занятия длились три дня – и завершились совершенно неожиданным образом. Палатка, в которой хранились боеприпасы, взлетела на воздух…

Часовой отделался испугом, но капитан, как раз дежуривший в тот день по лагерю, не преминул составить рапорт и был впоследствии весьма удивлен, отчего о ЧП, редком для Осназа, даже не вспомнили…

Через час рапорт уже лежал на столе у Сергея. Он был написан на имя Фриновского. Замнаркома читал его: красный карандаш небрежно вывел резолюцию: «В архив…» Итак, получалось нечто в самом деле несуразное. Взрыв уничтожает целый склад с боеприпасами, а в Управлении об этом никто и знать не знает! Нечего и говорить – никто даже не попытался выяснить, что именно взлетело на воздух, а что исчезло в совершенно ином направлении. Зато был составлен акт – по всей форме, с нужными подписями, – но фальшивый…

На следующее утро весь Большой Дом гудел. Нарком подписал приказ об отстранении полковника Кривцова от должности. В помощь группе Пустельги были приданы четыре следователя, которые начали раскручивать это невероятное дело. Вскоре Кривцов был арестован, за ним последовал бывший начальник сборов и особист батальона…

– И что мы имеем, товарищи? – эта фраза была произнесена в воскресенье вечером. За плотно зашторенными окнами давно плавали осенние сумерки, под высоким потолком роились облака сизого дыма, а свет ламп уже начал утомлять глаза.

– Что мы имеем? – повторил Пустельга. На столе лежали свежие протоколы. Последний из них – запись допроса Кривцова – Ахилло еще дочитывал.

– Занятная картинка. – Михаил оторвался от протокола и почесал подбородок.

– Накрутили, славяне…

– Вредительством пахнет, – Прохор неодобрительно покачал головой и нахмурился.

– Да погодите, Прохор! – Ахилло небрежно кинул недочитанный лист на зеленое сукно стола. – Не знаю насчет вредительства, но глупость выходит страшная…