ЖД (авторская редакция) - Дмитрий Львович Быков Страница 42

она была-таки героиня, но умирала не за родину, которая была чужая, а за папу, который был свой! И таких было много, много — у каждого своя причина скорей умереть, чем дальше так жить! Был, не скрою, небольшой процент идеалистов, искренне считавших, что это их земля. Любивших елочки, березочки. Но эти-то люди как раз и были в основном из числа интеллигенции, нет? Я не говорю вам даже, что вся интеллигенция в России была хазарская. Боже паси, сколько было настоящей русской! И эта русская интеллигенция, кстати, всегда догадывалась о том, кто настоящее население России, — отсюда ее дружелюбие к нам, хазарофильство, обструкция всяким мишигинерам вроде Розанова… Ну так ведь этой интеллигенции в войсках и приходилось хуже всего! Кто шел добровольцем по идейным мотивам — того и мучили в войсках отцы-командиры и свои же братцы солдатики из крестьянства! Почитайте Гроссмана, у него в первой части романа об этом подробно. Почему-то только Гроссман написал всю правду об этой войне, вы не находите? В том числе о том, как городской мальчик Сережа, очень идейный и вообще большой патриот, терпит утеснения от крестьянства. Тем, кто считал эту землю своей, было еще хуже: им на каждом шагу напоминали, что она чужая. Потому и крестьянство у вас, кстати, такое тупое и злобное: я не поверю, Воленька, что вашу маму или вашего папу не возили в свое время «на картошку». А может, вам повезло и вы сами как-нибудь соприкасались с вашими земледельцами? Почему ваша земля — находящаяся, между прочим, на широте Канады, — не родит так, как в Канаде?

— Вероятно, ждет, пока вернетесь вы, — хмыкнул Волохов.

— Ну зачем эта мистика? Я понимаю вашу иронию, но не я начал этот разговор. Вам обидно, конечно. Голос крови ой какая страшная штука! Но земля не родит потому, что вы не хотите на ней работать. Работать на чужой земле — совсем не то, что на своей. Вы, конечно, думаете, что она теперь ваша, — но есть же генетическая память о земле предков. В России все не ваше, и потому она при всех своих богатствах так неохотно у вас родит и производит. Вспомните, какие леса и недра, посчитайте, сколько земли не возделано… Я ведь бывал в Москве, видел ближнее Подмосковье: бесконечные свалки, череда недостроенных домов, брошенных воинских частей, заросших пустырей… Всю эту землю ни заводами, ни коттеджами не застроишь. Куда вам столько?! Откусили больше, чем можете по своим способностям проглотить, — вот и застряло. Потому и нет никакого движения, никакой истории, как здраво рассудил наш общий друг Чаадаев. Или вы тоже считаете его сумасшедшим?

— Нет, сумасшедшим он не был. У него геморрой был, потому он и смотрел на вещи так мрачно.

— Ну да, конечно, у всех, кто мрачно смотрит на вещи, был геморрой. А у вас все хорошо, у вас нет геморроя, с чем я вас и поздравляю. Хватит, может быть, на первый раз? Я чувствую, что вы обиделись, а вы мне, ей-Богу, симпатичны, не хотелось бы портить так успешно завязавшийся контакт…

— Нет, что вы. — Волохов был сильно задет и сам на себя за это злился. Уж ему-то, манипулятору со стажем, следовало обладать устойчивостью к чужим спекуляциям. — Я одного не пойму: ну ладно, солдаты не хотят воевать за свою землю. Но остальные… остальных изводить зачем? Только ради грядущей войны? Чтобы легче отдавали жизнь за чужую землю? Но никаких новых войн не предвидится… Больших конфликтов нет уже семьдесят лет…

— Да? А то, как ваши чуть не устроили войну из-за Кубы? А как они влезли в Афганистан? Сравните это с тем, что сделали там америкосы — тихо, без истерики и за три месяца. А ваши лезли с явным расчетом на хорошую, большую мировую войну! Поживи Сталин еще годик, а Андропов — еще годика два… Ваши ребята воинственные, им без войны не житье! Хорошо, в восемьдесят пятом наши ненадолго смягчили ситуацию, — но за этот кратковременный приход к власти им теперь воздается ого-го. Вы думаете, мы не знаем, кто поддерживает наш терроризм? Я же не говорю, Воленька, что вы крайний. Я просто ставлю вас в известность, что ничего тайного на самом деле нет. Понимаете? Плохому пахарю плуг мешает. Вы пустите нас на эту землю — и вы увидите, как она будет родить.

— Может, и флогистон найдете?

— А что вы себе думаете, и очень может быть, что найдем! Флогистон ведь где появляется? — вы не думали об этом? Он там, где дышит дух истории. У вас история стоит, вот и флогистона нет. А пустите нас, и сразу будет и флогистон, и апейрон, и что хотите.

— Что же вы на этой земле не работали? — съехидничал Волохов. — Солженицын на огромном материале доказывает, что у вас были все возможности для возлюбленных сельскохозяйственных трудов! Организуйтесь, и вперед! Но что-то пахать никто не рвался! — Он замолчал и перевел дух. Что-то страшное лезло из него, что-то, к чему он сам не был готов; еще немного — и он, казалось, ударит Эверштейна, которому происходящее доставляло массу удовольствия.

— Наблюдаю пробуждение национального духа! — с восторженной улыбкой кивнул он. — Видите, как это легко? Убедились, что генетическая память о захвате жива и в вас, доброжелательном интеллигентном человеке, захватчике в пятьдесят каком-нибудь поколении? Предупреждаю вас, Воленька, что драться со мной не нужно, я-таки немножко служил, и кое-чему меня учили…

Злорадство его было так откровенно, он так явно вызывал на драку, что до нее и в самом деле оставалось полшага.

— Хватит! — прикрикнул на него и на себя Волохов. — Хватит, — повторил он уже тише. — Хотите вы того или нет, бить я вас не буду. Я тоже кое-чему учился… в нашей плохой армии. Еще не хватало тут… в музее катастрофы… вы из этого потом такое сделаете…

— Я тоже думаю, что хватит, — миролюбиво кивнул Эверштейн. — Тем более, что на ваш вопрос мне ответить легко и приятно. А вот что вы ничего не слышали о сорочинской клятве, это вам чести не делает. Могли бы и поинтересоваться вместе с вашим Исаичем. Вы, может быть, слышали, где Илья Муромец схватывался с богатырем-жидовином?

— Слышал. В степи Цецар, под горой Сорочин. Где она была — никому не известно.

— Во всяком случае, к Сорочинской ярмарке это не имеет прямого отношения. То есть местность, конечно, носит название именно в честь этого события, и ярмарка в ней проводится по той же причине. Знаете, сколько по великия и малыя